Самодержавие и уделы: две границы в реформе власти

В.Ю. Ермолаев, канд. геогр. наук

Опубликовано // Дети фельдмаршала, 2000, No 8 - http://www.grif.ru/shtml/j2000/aug00-4.shtml

Началось давно ожидаемое. Почти сразу после официального вступления в должность президента Путина наконец-то началась реформа российского государственного устройства. Возможное значение очередного передела власти между центром и регионами таково, что заслуживает особого рассмотрения.

Анализировать подковерные экзерсисы, порожденные реорганизацией Совета Федерации, с поведенческой точки зрения непродуктивно. А вот понять поведенческое содержание реформы в ретроспективе имеет прямой смысл. Ведь отечественная "региональная проблематика" родилась не сегодня. С момента сложения великорусского этноса и оформления его в этносоциальную систему Московского государства взаимоотношения "центра" и "регионов" стали той осью, вокруг которой вращалось российское политическое бытие.

Основная причина тому - исторические условия, в которых рождалась Московия в XIII-XIV вв. Наследство московским князьям досталось незавидное. Субстратом для Московской Руси/России явились северо-восточные регионы Руси Киевской. К этому времени здешние княжества в значительной мере утратили прежнее ощущение общерусского единства не только по отношению к далекому Киеву или близкому Великому Новгороду, но и друг к другу. Это был закономерный финал распада системных связей, начавшегося в едином Киево-Новгородском государстве с началом его обскурации в конце XI в.

Политическим проявлением древнерусской обскурации явилось введение так называемой "удельной системы". Суть решения была проста буквально до безобразия. Территории княжеств оказались закреплены за отдельными князьями и их законными потомками на праве полного и постоянного владения. На Любечском съезде 1097 г. фактическая независимость уделов была окончательно зафиксирована в формуле: "Каждый да держит отчину свою". Всякое княжество получило свободу думать исключительно о своих ближайших интересах. Кооперативное поведение в масштабах страны стало невозможным, и дезинтеграция победила.

Удельная раздробленность Великой Руси стала стартовым состоянием для "собирания земель" вокруг Москвы в XIV-XV вв. Именно удельный сепаратизм был первым и главным врагом молодого государства Московского. То, что явный пассионарный подъем России вылился в отказ от традиции "удельной системы", не удивительно. При всяком "взрыве этногенеза" формирование новых стереотипов происходит как творческое отрицание прежней доминанты поведения. Христиане апостольских времен, например, всем своим поведением являли оскорбительный вызов тому образу жизни, который составлял норму для античного человека. Победа нового над привычным - всегда дело долгое. От "Рождества Христова" до Миланского эдикта императора Константина прошло 300 с лишним лет. Столько же понадобилось и Москве на преодоление древнерусского "парада суверенитетов". Формальная ликвидация уделов состоялась в 1523 г., то есть с переходом в акматическую фазу этногенеза. С тех пор государственная централизация окончательно превратилась в базовый политический стереотип поведения россиян. Вот почему политический сепаратизм "на Москве" всегда воспринимался в качестве проявления метафизического зла.

Разумеется, внешние формы этого стереотипа тоже менялись в зависимости от уровня пассионарности России. Если Иван III в подъеме обвинял непокорных новгородцев как "отступников православья", а Иван IV Грозный в акматике пенял кн. Курбскому за нарушение личного "крестного целования", то Сталин в надломе искоренял "буржуазный национализм" в союзных республиках, а Путин сегодня добивается единства "правового поля Российской Федерации". Но основная поведенческая мотивация при этом разнообразии сохраняется неизменной и заключается в стремлении обеспечить централизованное управление страной.

Только имея в виду постоянство этой ведущей мотивации, можно верно оценить роль президентских законопроектов. Их направленность подтверждает, что инвектива, сформулированная А.К.Толстым:

"А то, что он себя удельным князем,

А не слугой царевым держит, вот что!",

поныне остается самым тяжким из всех возможных обвинений Кремля. В России, как и прежде, сходит с рук видимое казнокрадство, прощается вопиющая некомпетентность, считается за допустимую слабость беспробудное пьянство. Но стремление к политической самостоятельности, как правило, влечет за собой неизбежные "оргвыводы". Таким образом, самодержавие и уделы продолжают играть роль тех естественноисторических границ, в которых происходят и будут происходить региональные реформы российской государственности.

Стремление системы к одному из этих пределов в каждый данный момент определяется уровнем пассионарности и ее трендом. Эта зависимость особенно отчетливо прослеживается за последние два столетия для суперэтноса в целом: по мере спада пассионарности центробежные тенденции регионов усиливаются, а центростремительный потенциал столиц уменьшается. "Единая и неделимая" в акматической фазе, Россия оставалась таковой в течение всего инкубационного периода фазы надлома. Когда же надлом принял явный характер, Российская Империя превратилась в Советский Союз, то есть совокупность формально независимых государств. Переход к инерции, в свою очередь, ознаменовался распадом СССР, то есть уже не формальным, а фактическим суверенитетом государственных новообразований. Теперь сама Россия территориально сжалась почти до естественных суперэтнических рубежей и столкнулась с проблемой регионального сепаратизма не вне, а внутри суперэтнического ареала.

В фазе подъема происходил обратный процесс. Земли бывших удельных княжеств собирались под скипетром московских самодержцев принудительно: обскурация Древней Руси подавлялась растущей пассионарностью Москвы. Московиты последовательно изгоняли "демократическое" древнерусское наследие из политической практики, но удалить его из исторической памяти они не могли по определению. Традиция удельного сепаратизма была побеждена, а не уничтожена.

Именно поэтому изменение пассионарности суперэтноса в России всегда изменяет и баланс сил между центром и регионами. Иначе говоря, любой, даже весьма кратковременный, спад пассионарности российского суперэтноса приводил и поныне приводит к реанимации региональных суверенитетов. И напротив, каждый, пусть и недолгий, подъем пассионарности в суперэтнической системе неизменно выливается в усиление контроля центральной власти (великокняжеской, царской, императорской, "советской" или президентской) над региональными элитами.

Следовательно, путинская региональная реформа может и должна расцениваться как проявление роста пассионарности. На первый взгляд, такая оценка противоречит тенденции пассионарного спада, господствующей и в надломе, и в инерции. Но если мы учтем механизм фазового перехода, то противоречие исчезнет. Ведь сам переход представляет собой локальное изменение господствующего тренда. В фазе подъема с периодичностью 90-100 лет встречаются спады пассионарности. С той же периодичностью происходят локальные подъемы пассионарности в фазе надлома. Проще говоря, ни подъем, ни спад пассионарности в этногенезе никогда не бывают монотонными.

Все вышесказанное имеет самое непосредственное отношение к пониманию политических процессов, и вот почему. Определенные пассионарные состояния суперэтноса при фазовом переходе ("точки перехода") с неизбежностью порождают определенную реакцию в политическом поведении (таблица 1, рисунок 1, см. в бумажную версию журнала - Создатели сайта). Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на ту логику политических событий, которую неизменно генерировал в России всякий фазовый/подфазовый переход за последние двести лет.

Установление режима прямой преемственности президентской власти выражает крах "демократических" реформ Гайдара/Ельцина. Точно так же восстание декабристов явилось закономерным итогом крушения "либеральных" реформ Сперанского/Александра I, а Февральская революция и Октябрьский переворот ознаменовали собой провал "конституционной" реформы Столыпина/Николая II. Вместе с тем в логике исторических событий надлома декабрь 1999 года смотрится антиподом декабря 1825, ибо пассионарность России за двести лет уменьшилась от максимума до оптимума. Если восстание декабристов положило начало революционно-освободительной борьбе, а 1917 год принес ей успех, то мирная передача власти Путину воспринималась как символ окончания революционного противоборства.

Таким образом, "наследственное президентство" стоит почти в одном ряду с восстанием декабристов и русскими революциями 1917 года. Каждое из трех событий маркирует "дно" локальной пассионарной депрессии. Из нее у суперэтноса есть лишь два выхода: либо дальнейший неконтролируемый распад и скорая гибель, либо локальный подъем, позволяющий действительно перестроить жизнь на новых основаниях.

В этом плане сам факт реформы, направленной на укрепление власти центра, внушает сдержанный оптимизм. Наметившееся движение "от уделов к самодержавию" дает некоторые основания думать, что нижняя точка пассионарной депрессии будет Россией благополучно пройдена. Реорганизация Совета Федерации - наряду с очередным "замирением" Чечни, формированием проправительственной Государственной Думы, отказом от неэффективных заимствований у международных финансовых организаций - служит еще одним признаком приближающегося локального пассионарного подъема.

Если это так, то ожидания легкой жизни почти наверняка будут обмануты. Конечно, революционное движение в формах, известных по XIX-XX вв., уже не повторится. Но с поправкой на разницу в уровне пассионарности "многострадальному Отечеству нашему" в ближайшие 50 лет предстоит пережить эпоху, подобную бурным сталинским и хрущевским временам. И только во второй половине XXI века Россия сможет действительно закончить переходный период и превратиться в устойчивое общество с консервативной политикой начала инерционной фазы. Этот период, также с поправкой на разницу в уровне пассионарности, будет напоминать брежневскую стабилизацию. Так что современной политической тусовке вряд ли придется отдыхать и наслаждаться. Плодами блаженного "застоя-2", в лучшем случае, смогут воспользоваться только наши правнуки.

[ << ] [ Начала Этногенеза ] [ Оглавление ] [ >> ]