Статьи любезно предоставлены Общественной организацией "Фонд Л. Н. Гумилева".

Ландшафт как социокультурная категория

Синхронный текст докладов, прочитанных на 4-х Гумилевских чтениях , г. Москва, 23 сентября 2000 г.

Социальный прогресс? Нет, обновление технологий!

Активная индустриализация экономики, рост городов, новейшие технологии производства сельхозпродукции, развитие современной инфраструктуры производства и потребления, сращивание средств массовой информации в единую сеть ставит перед человеком проблему разрыва в мироощущении с географической средой, то есть проблему снижения адаптационных возможностей населения в географическом пространстве страны.

И в этом аспекте необходимо поставить вопрос о ландшафте не только в физико-географическом смысле, но и в смысле адаптационного комплекса - адаптационной среды. Сравнительно недавние открытия в области этнологии позволяют это сделать, подтверждая неразрывность человека и природной среды, этноса и ландшафта. Впрочем, понимание, что ландшафт - "целостный организм, веками складывающийся при взаимодействии природы и общества", уже давно сложилось в географической науке [+1]; ученым-географам понятно, что "утратив черты родного ландшафта, его обитатели потеряют и некоторые важные черты национального характера" [+2], то есть национального мироощущения. Напрашивается вывод, что утрата мироощущения, совместимого с вмещающим ландшафтом, разрушает адаптационные возможности человека, а значит, адаптационный потенциал просвещения и воспитания, то есть ставит под угрозу существование этноса на определенной территории.

Безусловно, борьба за жизнь, за существование не позорна, хотя и драматична, порою даже трагична. Являясь естественной, природной компонентой в преодолении сил стихии или конкуренции с соседними этносами в освоении ландшафтной ниши, она дает возможность этносу в полной мере проявить свой потенциал. И это характерно для каждого из народов, участника современного социогенеза России, обладающего единством, выраженным преимущественно в особом стереотипе поведения, который формируется в сложном соотношении с вмещающим ландшафтом. Однако в общей ландшафтной нише, скажем, на границах ареалов проживания или в городах, результаты межэтнических контактов трудно предсказуемы, и с трудом поддаются контролю. И в этом случае крайне необходимо осознание границ в поведении человека между явлением человеческой природы и деянием человеческой воли, что наиболее глубоко просматриваются в отношении к окружающему миру, то есть через природосообразное мышление, нередко понимаемое ныне как мышление экологическое.

Впрочем, отношение к окружающему миру предполагает противопоставление человека и окружающей его среды, поскольку человечество обеспечивает свое существование через ее преобразование. Но встает вопрос: как противостоять среде и оставаться в пределах "человеческой морали", никак не желающей признавать цепи питания и ареалы распространения явлений? Естественным, как будто, решением, известным в пределах письменной истории человечества, является формулирование "морального права" на уничтожение с целью выживания, право ощущать себя центром мироздания, что, при известных допущениях, называется антропоцентризмом, окончательно утвердившимся в Европе с приходом христианства. Но антропоцентризм начала нашей эры был, до некоторой степени, понятен, поскольку совершенно неясна была истинная природа человека. Однако нынешние достижения естественных наук ставить Homo Sapiens в центр сущего уже не позволяют. Оспаривать очевидное трудно, и сторонники антропоцентризма признают природу человека, но лишь на организменном уровне, а процессы взаимодействия людей друг с другом и с географической средой трактуют исключительно как процессы социальные, то есть надприродные [+3]. И занимаются этим, прежде всего, так называемые общественные науки, давно имеющие и собственные сформулированные закономерности и собственное видение решений встающих перед человечеством проблем. А все попытки найти компромисс, через рассмотрение свойств биосоциальных механизмов, беззастенчиво пресекаются ими обвинениями в натурализме.

Вы что, отрицаете социальный прогресс? - спросят сторонники культурно-исторической парадигмы социально-экономических процессов. - Разве он не очевиден? Но прогресс чего, вот вопрос, - спрашивают представители естественных наук - Человека или технологий? Теория социально-экономических формаций как и теория социального прогресса основана, прежде всего, на технологических достижениях в интенсификации освоения ландшафта, но не на социальных достижениях, поскольку человек, насколько известно, как вид Homo Sapiens не изменился, а значит не изменился этологический подтекст социальных процессов [+4]. Если считать социальным прогрессом замену первобытных отношений - рабством, а позже - замену рабства экономическим принуждением к труду, то это, в сущности, тоже является лишь отражением замены устаревших технологий на более производительные, как ответ человечества на снижение продуктивности кормящего ландшафта, его преобразованием. Там где первобытные технологии или рабский труд более эффективны, чем технологии постиндустриальные - до сих пор существуют вроде бы "архаические", а по сути - "современные" патриархальные формы социальной организации, рабства или феодализма, при чем не только чеченского образца, но и "цивилизованного", например, в бизнесе развлечений, и даже "законного" - в производстве некоторых трудоемких сельскохозяйственных культур (рис и хлопок), добычи некоторых опасных видов минерального сырья (урана) и т.п.

Природа сама ответственна за свое антропогенное лицо

Иными словами, хотя технологические достижения цивилизации проецируются и на ее "цивилизационные" социальные институты, это фактически отгораживает то, что социальные институты являются не достижением, а естественным механизмом, в котором сочетаются ход этногенеза с технологиями интенсификации ландшафтного потенциала. Наличие социальных институтов "золотого миллиарда" жителей развитых стран, например, в форме так называемой демократии, еще не есть факт прогресса всего человечества, то есть прогресса антропосферы, и тем более не может являться поводом к бесповоротной глобализации механизмов локального социогенеза, например, западной демократии. Более того, как естественнонаучную гипотезу, можно допустить, что формы демократии: античной, новгородской, западной цивилизации и т.п. есть лишь отражение возраста системообразующего этноса в данном социуме, как переход от фазы инерции в фазу обскурации этногенеза. Тем самым некоторые "достижения" демократии как социогенеза, например, отмена смертной казни, половое воспитание в школах и т.п. в странах Европейского Союза, являются лишь отражением демографической ситуации (демографической "зимы"), а значит отражением локального социокультурного опыта взаимодействия с ландшафтом. Поэтому перенос "достижений" такой демократии в иные ландшафты и социумы разрушителен, а в ряде случаев - невозможен.

Действительно попробуем взглянуть на человека как на явление природы во времени и пространстве, за пределами 1-2-3-х поколений, то есть, в контексте идеи В. И. Вернадского, как на часть процесса взаимодействия биогеохимической энергии живого вещества с оболочками Земли. Хотя Владимир Иванович, под влиянием технологических достижений своего времени, не избежал лукавства антропоцентрических моделей, обосновывая переход биосферы в ноосферу, то есть, пытаясь примкнуть естествознание к метафорам общественных наук, его естественнонаучная концепция, трактующая место биосферы в геологических процессах Земли, вполне может лечь в основу локально-ландшафтного генезиса социокультурных процессов.

В этом случае становится понятно, что первопричиной так называемого прогресса, по-видимому, являются попытки человека преодолеть нехватку некоторых ресурсов кормящего ландшафта, через обмен избыточными ресурсами с жителями иных ландшафтов, и, как следствие, появление коммуникаций и городов на их пересечении, а затем и технологий, реализовать которые возможно лишь в условиях города. Именно технологии, на наш взгляд, привлекающие необходимые для своей реализации человеческие и минеральные ресурсы явились точкой отсчета, формирующей особый тип мышления, а значит и особое мировоззрение - антропоцентризм! Поддержанный монотеизмом раннего христианства, антропоцентризм сначала породил средневековые феодальные формы экономических отношений, как переход к технологиям современного типа, а затем, на их основании, соответственно с теологическими теориями протестантизма, сформировал современные социально-экономические теории развития общества. Последние же десятилетия, в условиях так называемой НТР, когда для освоения новых технологий отпала необходимость замены национального социокультурного императива, антропоцентризм порождает несколько иные теории: информационное общество, глобализм и т.п.

Но естествознание не сдает своих позиций, рассматривая систему "человек и природа", не ограничиваясь антропогенными ландшафтами, а ставит вопрос о биогеоценозе в целом. И в этом контексте природа не просто влияет на существование человека, она определяет его существование. Природа не фон для человеческой деятельности, она сущность человека, то есть, являясь одновременно средой и сущностью, природа определяет воздействие человека на самою себя. Иными словами: природа сама ответственна за свое антропогенное лицо. Природа определяет не только образ жизни общества и социально-экономические процессы внутри него, она определяет и технологические решения, заданные ее же законами и физиологией человека, она обуславливает рост производительности труда и миграции, урбанизацию и деурбанизацию, демографические "взрывы" и "зимы", войны и перемирия, геноцид и равноправие как регулирование количества и структуры жителей на определенной территории. Природа, разрушая, в конце концов, любые противоприродные спекулятивные схемы человека, сметая на своем пути любые человеческие умозрительные "победы" над т.н. "природной средой", чаще всего не актами, но процессами возвращает все "на круги своя" к природосообразности, к здравому смыслу, к равновесию органического и неорганического.

"Гуманитарная" экология как попытка "воспитывать" ландшафты

Но это не значит, что человечество, которому дано столь много, а именно человеческое мышление и мораль, как основа успешной программы выживания, свободно от ответственности за свои деяния. Человечество в полной мере платит за каждый свой самостоятельный шаг, ибо природой же обусловлено различие между деянием разума человека, когда у него есть выбор, и явлением его природных механизмов, когда выбора нет. Именно в этом, значимом для человека, противоречии и заложена причина стойкости антропоцентрических воззрений на мир. Все общественные или социальные науки есть производная от антропоцентризма, главной особенностью которых является метафорическая трактовка природных процессов, касающихся существования человека. И чем активнее антропосфера воздействует на другие геосферы, преобразуя их через обмен вещества и энергии, тем более активны спекуляции на идее антропоцентризма мира. Во многом этим обусловлена и так называемая "двойственность" экологии, в которой "обыденное представление расходится с научным". То есть в настоящее время мы знаем фактически две экологии: собственно экологию, как раздел биологии, и экологию, которую можно было бы назвать "гуманитарной", ибо к естественным наукам она отношение не имеет. Под натиском журналистско-пропагандистских "жаренных" фактов метастазы "гуманитарной" экологии, проникая в общественное сознание, не просто искажают реальное положение дел, но даже "появились попытки толковать ее как некую универсальную <...> всеобъемлющую науку о взаимоотношения человеческого общества с окружающей средой, <...> с претензией на подмену философии или целого комплекса естественных или общественных дисциплин" [+5]

В этой связи необходимо, вслед за авторитетным петербургским географом А.Г. Исаченко, отметить различия экосистемы и геосистемы, в некотором роде объясняющих феномен моды на экологическую терминологию среди гуманитариев, сторонников антропоцентризма. "Экосистема - система биоцентрическая, биота является ее "хозяином". В геосистеме же все компоненты равноправны", то есть "экосистема относительно геосистемы выступает как неполный комплекс, частная парциальная система." [+6] Это же характерно и для, далекой от естественных наук, "гуманитарной" экологии в центре которой предполагается человек, то есть она характеризуется все тем же антропоцентризмом, с трактовкой экологических проблем, исключительно как двусторонних конфликтных ситуаций, порождаемых хозяйственным воздействием на природную среду. Из этого следует, по меньшей мере, неприемлемость подобного "экологического" подхода для системы образования, ибо естественнонаучная подготовка в школах и вузах предполагает географическую культуру, а значит и преодоление антропоцентризма, тем самым внятного понимания различия социально-экономических функций среды и каждого ее ландшафта: как собственно экологических проблем - сохранение и улучшения качества жизненной среды, так и природно-ресурсных проблем, имеющих собственную специфику, хотя и тесно связанных с экологическими. [+7]

Если говорить об образовании, то, на наш взгляд, главная задача экологической просвещения: привлечь внимание обучаемых к природосообразности человеческого бытия, тем самым преодолеть издержки культурно-исторической парадигмы в трактовке социальных процессов, базовой для "гуманитарной" экологии. Иначе "общественные" науки, подспудной задачей которых, нередко, является доказательство самодостаточности социальных процессов, начинают игнорировать физиологическое и этническое в человеке в процессах природопользования, делая упор главным образом на т.н. "сознательность" человеческих существ и обществ. А "сознательность", рассуждают наиболее последовательные сторонники культурно-исторической парадигмы, можно "воспитать", то есть "исправить" по человеческому разумению, поскольку она формируется за пределами природных процессов!

Но подобная логика не так безопасна для человечества, как может показаться на первый взгляд, она дает обоснования и более страшным процессам, последствия которых катастрофичны. Примеров тому много, главным образом в тех случаях, когда человек берет на себя решения на преодоление естественных законов природы, от локальных, например, "регулирование" рождаемости, до региональных и глобальных "исправлений" природы человека, примером таких попыток можно считать явление геноцида в отношении некоторых народов. А иные деятели, не решаясь трогать человека, но, руководствуясь все-той же логикой за пределами опыта, пытаются не только "воспитать" новые сорта пшеницы, но и "воспитывать" природные ландшафты в целом, и даже "конструировать миры", чаще всего, игнорируя их внутренние законы или с "глубоким знанием" их некоторых аспектов, но всегда, поскольку жизнь коротка, без учета времени, а значит и без учета косвенных последствий разрушение биогеоценозов.

Связь с ландшафтом - форма социогенеза

И все-таки, предположим, социальный прогресс есть, причем безотносительно новых и новейших технологий интенсификации ландшафтов. Но почему бы его не рассматривать и в этом случае как естественный процесс, например, как процесс изменения возраста антропосферы. В таком случае высшая нервная система человека как индивидуума, взаимодействуя с аналогичными механизмами нервной системы других людей, работает как соединительная ткань всего человечества, тем самым не только его индивидуальное, но и соборное мышление действительно направлено от изначального противопоставления себя окружающему миру - в инкубационные периоды освоения географической оболочки Земли (палеолит - бронза) как ареала антропосферы, своего рода молодости, до полного ее захвата в акматический период - перегрев в зрелом возрасте (железо-НТР), с последующим равновесием со средой в возрасте пожилом - гомеостаз (по-видимому, еще предстоит). Значит преодоление сопротивления среды и равновесие со средой не однородны по затратам энергии, а у человечества соответственно как и у индивидуума просматриваются этапы существования, которые действительно можно трактовать как прогресс, если воспринимать старший возраст относительно младшего как достижение.

И все-таки рассматривать все человечество как единство можно лишь с большой натяжкой, поскольку оно неоднородно, мозаично и не может выступать единством во всех случаях жизни, например, в международном разделении труда, в локальных конфликтах и. т. п.. То есть, и сфера человеческого разума - ноосфера, и сфера человеческого материала - антропосфера, имеют свои пределы, несмотря на глобализацию экономики и информации. Безусловно, общие технологические принципы и достижения современного производства сближают народы даже более эффективно, чем обмен духовные достижениями национальных культур, однако признаки необратимости этого сближения совершенно не свидетельствуют о нивелировании этнических стереотипов, отмены межэтнических явлений, например, таких как комплиментарность между этносами. Значит человечество пребывает в более глубокой и тонко очерченной структурированности, вполне соответствующей сложности реальной жизни каждого из этнических сообществ, непохожести ареалов проживания, вероисповедания, разнообразию традиционных профессиональных интересов, принятых систем воспитания, технологий обучения, уровня образования, а главное, многоплановости межэтнических контактов, то есть человечество - это этносфера [+8], сложность состава которой поддерживается многообразием природных ландшафтов.

Известно, что в соответствии с пассионарной теорией, суперэтнические системы в процессе этногенеза проживают около 40-50 поколений (1200-1500 лет; при этом преобразование и освоение новых ландшафтов по силам лишь нескольким поколениям людей, то есть "молодости и зрелости" этноса (от фазы подъема до фазы цивилизации). Отсюда можно сделать вывод, что в природе непременно заложены механизмы связывающие поколения, как связана молодость и старость одного и того же субъекта. Но если работают механизмы передачи эстафеты опыта от поколения к поколению, исследованные до некоторой степени педагогикой и психологией, значит в рамках тех же природных закономерностей работают и другие социальные институты, многие из которых считаются прерогативой гуманитариев, в частности филология, история и проч. Исходя из этого просто трудно найти направления научных исследований, которые выходят за рамки естественнонаучных парадигм и законов. Впрочем, в подтверждение этого необходимо обнаружить общие закономерности в социальных и природных процессах, скоррелировать их относительно друг друга, попытаться нащупать общие методологические стержни в изучении внутренней специфики каждой из областей знания.

Наиболее близко к предложенной задаче стоит теория систем, в рамках которой рассматриваются синергетические подходы в исследованиях процессов самоорганизации (образования, поддержания и распада структур в системах различной природы). Во всяком случае, дискретность (нелинейность) социальных и культурных процессов не противоречит общей теории структур в неравновесных средах [+9], и наоборот, линейность, или по другому - социальный прогресс, противоречит основным положениям синергетики. Если же допустить, что социокультурные процессы структурно соответствуют природным феноменам, обусловленным локально-ландшафтным генезисом, противоречие снимается. Тем самым прогресс как функция (свойство) неравновесной системы (этносферы) предполагает эволюционное приспособлении биологических систем к характеристикам внешнего мира, в котором они себя проявляют, например, эволюционное приспособлении человечества осуществляется через обновление упоминаемых выше технологий интенсификации ландшафта. "... Биохимические универсалии жизненных процессов, движения и потоки, связанные с морфогенезом, - все это реакции отдельных видов организмов на соответствующие инвариантности, свойственные геометрико-физико-химическим характеристикам внешней среды, которые организмы "сумели" идентифицировать и включить в свою филогению в процессе эволюции. Чем больше инвариантных, регулярных свойств своего внешнего мира смог распознать и "учесть" организм, тем больше хаоса удается ему устранить из внешней среды, что, в конце концов, обеспечивает его преимущества с точки зрения принятия решений, уменьшения фрустрации, доминирования и, по существу, выживания" [+10] То есть антропогенные изменения морфологии ландшафтов, в соответствии с ходом этногенеза и технологиями производства, и есть формы социогенеза современного общества.

Этническая принадлежность - критерий адаптированности к ландшафту

Итак, если осмысливать ландшафт как социокультурную категорию, то есть, преодолевая инерцию мышления, взглянуть на биогеоценоз как на среду социализации человека в рамках не только социокультурной, но и этноэкологической адаптации, станет ясно, что освоение нового ландшафта, то есть превращения его для человека в "свой" ареал, как было сказано выше, требует усилий не одного поколения. А кроме этого важно разобраться, что же является показателем адаптированности к ландшафту, при каких условиях человек успешно справляется с этой задачей. Под таким углом зрения, как представляется, эти вопросы прямо исследовались разве что в этологии, рассматривающей социальные отношения животных. Но с точки зрения окружающего ландшафта как биогеосистемы, сущностно определяющей социальную реальность десятков поколений, по-видимому, не рассматривалось и в этологии. С другой стороны к этим проблемам подходила география, в которой ставился вопрос о биогеосистемной целостности антропогенных ландшафтов, определяющих не только характер хозяйствования, культуры, быта, но также характер и содержание современного социогенеза в целом.

В городах, как типично антропогенных ландшафтах, опора на традиционные этнические поведенческие стереотипы народа, сложившиеся в результате взаимодействия многих поколений с природным ландшафтом, формирует хотя и обладающие этическим здоровьем, но далеко не всегда успешно адаптированные к урбанистическим ценностям слои населения. Примером же успешной адаптации к жизни в условиях антропогенных ландшафтов, без потери связи со своим коренным (ландшафтным) этническим истоком, является феномен русской интеллигенции (три высших образования: деда, отца и свое). Также интеллигентность (по А.Ф. Лосеву как "для-себя-бытие", представляющее собою сущность знания [+11]), характерна для всех успешно адаптированных групп населения, в деревне, в провинциальных городах, в центрах, где межэтнические контакты проходят в пределах принадлежности одной суперэтнической системы, в так называемой "глубинке", или при поддержке положительной комплиментарности представителей разных суперэтнических систем. Кажущееся противоречие между "интеллигенцией" и "простым" народом связано с тем, что уже давно понятие интеллигентность стало синонимом маргинальности; ей приписывается отрыв от корней, космополитизм и прочие атрибуты этнического разложения, что у нормально адаптированных людей вызывает естественное неприятие. Но отличить интеллигентного человека от маргинала, получившего образование, для опытного человека труда не составляет.

Значит этнос как природный коллектив предполагает здоровое начало в формировании человека, и лишь потеря этнических ориентиров ведет к деградации. Социальная психология, рассматривая явление потери этнических ориентиров - "маргинальность", определяет маргинальную личность как индивида, "который, интериоризировав многие ценности двух или более конфликтующих социокультурных систем, типически испытывает дискомфортные чувства и часто проявляет поведение, превращающее его в своего рода анафему для этих систем" [+12] Теория маргинальных людей и общностей выдвинута в 20-е годы в США Р.Э. Парком и несколько позже Э. В. Стоунквистом ("чикагская социологическая школа"), в основу социологических исследований, которых положены синтез психологии, биологии и экологии, при использовании методов анализа исторического развития социальных явлений. Известны работы в этом направлении и упоминаемой уже французской географической школы и социологии.

Стоит напомнить, что включение методов естественных наук в исследования общественно-экономических и социальных процессов непременно критикуются гуманитариями, главным образом, за "игнорирование качественного своеобразия социальных закономерностей, фатализм во взглядах на человеческую историю" [+13], натурализм, географический детерминизм и даже редукционизм. То есть, человек трактуется как субъект с заданной психофизиологией, автономно (осознано или подсознательно) фиксирующий средовую и этнокультурную данность (верхнюю, по отношению к организму), относительно которой и осуществляется более или менее успешная социализация, то есть этнические стереотипы трактуются как надсознательные явления, имеющие социальное происхождение. [+14] Но человек не только элемент этноса (природного коллектива в связи с ландшафтом), но и элемент этногенеза (этноса во времени от поколения к поколению и в связи с преобразованным пространством), иными словами, человек не автономен, а выступает своего рода звеном в цепи поколений из прошлого в будущее, в структуру которого включаются и инстинктивные программы. Значит, человек в этом контексте выступает элементом системы иного порядка, вне связи с целостностью которой исчерпывающе рассмотреть биосоциальные характеристики индивидуума невозможно.

И все-таки обыденное сознание с трудом принимает ландшафтные закономерности выходящие за пределы жизни одного-двух поколений. Процессы, происходящие во временном диапазоне "на глазах" исследователя представляются более достоверными. [+15] Вообще замечено, что процессы глобального уровня в реальном времени отчетливее осознаются, чем процессы локальные, но в иных временных масштабах. А кроме этого, связь с ландшафтом не осознается в силу своей "неявности", хотя и ощущается в условиях разрыва адаптированного к ландшафту человека со своим ареалом - это ностальгия. Но в любом случае, признать человека частью ландшафта - сложно, поскольку человек не просто адаптационно пластичен и мобилен, в отличие от иных территориальных элементов биогеоценоза и, как правило, способен выживать в чужом ландшафте, а в нескольких поколениях и адаптироваться в нем.

Механизмы передачи адаптационного опыта. Возвращение к ландшафту

Один профессиональный психолог всерьез утверждал, что у него нет никакой связи с ландшафтом в котором он родился и живет, поскольку его "постоянно тянет" (!) в горы. Безусловно взаимодействие человека со "своим" ландшафтом имеет более сложные связи и напрямую не зависит от того, куда человека "тянет", что симптоматично, из того места, где он живет. Бывает, что городской житель связан не с антропогенным, а с природным ландшафтом, ибо эта связь как форма этно-экологической адаптации - ландшафтный опыт и этническая принадлежность - задается в первые годы жизни от родителей, наставников и частично сверстников, чье этнологическое поле, возможно, еще не искажено антропогенным разрывом с естественными биогеоценозами. Иными словами, воспитавшая его бабушка, юность которой прошла в одной из деревень Калужской губернии и стала звеном между ним и междуречьем Оки и Волги, то есть она и передала ему через поведенческие стереотипы ландшафтный опыт "обитания" прямо несовпадающий с местом его нынешнего "проживания". Может быть, этим и объясняется попытки моего товарища "вырваться" из города, включить приобретенные в детстве стереотипы для осмысленной в природном ландшафте работы - спортивного путешествие в горах. Вообще, особой темой является характерный для городских жителей ландшафтный феномен спортивного туризма и альпинизма, поскольку у сельских жителей он фактически не встречается.

В этих вопросах просматривается связь педагогических технологий (естественных или созданных (?) наукой) и успешности адаптации человека в антропогенных ландшафтах. Как известно современная педагогика включает воспитание, обучение и, с оговорками, развитие. Несколько особняком стоит понятие - образование. Так вот, поддержка внутриэтнического единства через комплиментарность, как социальный эквивалент национальной общности ландшафтного опыта, осуществляется воспитанием, поддержка жизнедеятельности - обучением, а возможность расширения контакта с иными этносами - образованием. [+16] И здесь следует указать, что, по-видимому, сущность инстинкта воспитания (не обучения, а воспитания), от импринтинга до стадной социализации [+17] - выработка внутриэтнической комплиментарности, с целью охранительной самоидентификации особи в природном коллективе, иными словами, это ход этноэкологической адаптации, которая уже упоминалась выше. Развитие, в этой связи - последовательное закрепление адаптационных навыков.

Для анализа механизмов, способных осуществить передачу "ландшафтного опыта", то есть механизмов формирующих экологическое мышление, необходимо рассмотреть процессы так называемой социализиции, под которой понимается освоение человеком социального опыта, в нашем контексте - адаптационного опыта. Частными случаями социализации является социокультурная и этноэкологическая адаптация [+18]. Как бы не сложилась судьба конкретного индивидуума, в природном коллективе механизм социализации реализуется в системе "родители-дети", этноэкологическая форма которой, как более значимая в раннем возрасте, через становление уровня эмоциональной отзывчивости, определяет способность к социокультурной форме социализации человека в старших возрастах. В любом случае без опыта родителей, и без опыта пращуров адаптационное наполнение ребенка не полно. Это определяется и тем, что передача адаптационного опыта происходит нередко за пределами вербальных контактов: жесты, прикосновения, ритмическая тональность отношений, то есть, возможно, более активно этноэкологическая адаптация проявляет себя через систему реакций, и заметно меньше - через прямую информацию. Те же, кто думает что "опыт", скажем "безграмотной" бабушки, не способной формулировать "информацию", не используется в дальнейшей жизни ее внука, должны учитывать, что этноэкологическая адаптация действует опосредовано! Адаптационный механизм работает в течение всей жизни, в детстве, юности, в зрелости, в старости. Другое дело, возможно, в некоторые периоды жизни он принимает формы отрицания традиционных стереотипов, создающие впечатление подмены или вытеснения их иными социально значимыми механизмами самореализации, которые, впрочем, при внимательном рассмотрении, оказываются все равно лишь этапами все-той же социальной и этнической адаптации.

Однако, в силу относительной физиологической уязвимости человека как животного, природа, на случай потери родителей, предусмотрела социализацию через контакты с другими взрослыми участниками адаптационных процессов, способных, в силу инстинкта воспитания, заменить родителей. В этом случае адаптационная функция связи поколений подразумевает несколько иную форму их взаимодействия - наставничество. Система "наставник-воспитанник" как механизм передачи адаптационного опыта своеобразно работает и в системе "родители-дети", но лишь как частный элемент более глубокого воздействия биогенетических форм социализации, направленных на включение филогенетических социальных программ (эмоциональной отзывчивости), без которых реальное наставничество невозможно.

Можно сделать вывод, что этноэкологическая и социокультурная адаптация не прерываясь заполняет всю жизнь человека, однако более активно включаясь в детстве, в родительстве и в пращурстве, позволяя "старшим" и "младшим" приобрести, перестроить или "настроить" индивидуальный адаптационный механизм, тем самым социализировать его, свести в единство с жизненными реалиями и социальной традицией. Любопытно то, что этот взаимонаправленный процесс от старших к младшим и обратно, осуществляется через, своего рода, реакцию отражения каждого элемента системы, попросту - через характер общения. Тем самым обеспечивается живая традиция, исключающая превращения ее в культурную догму. Социализация такого рода у "взрослых" идет за счет расширения коммуникативных возможностей, поскольку в отличие от ребенка, он не столь адаптационно зависим от конкретного индивидуума (родителей, наставника и т.п.). Хотя подобная зависимость наставника от воспитанников не исключается, к примеру, от приемных детей, от учеников и т.д.

И в этом аспекте особенно важные задачи встают перед географической наукой как сферой интеграции природных и социальных парадигм. И глубинной задачей географической подготовки, особенно в педагогических вузах, является не просто передача населению, силами учителей географии, географических сведений, но, и это более важно - стоит задача формирования географической культуры народа, с целью осознания жителями России своей естественной связи с ландшафтом, где человек выступает как элемент биогеоценоза, а не просто как технологическая единица производственной процесса. В принятии этого императива - связь со своим ландшафтом - как раз и лежит реальная, как представляется, самобытная социальная перспектива нашего народа, нашего государства.

Список использованных источников

[+1] . Мильков Т.Ф. "Общее землеведение" М.: Высш. шк., 1990 г.С. 147.

[+2] . Родоман Б. "Ведаем ли мы, что творим, или Пейзаж России", "Знания-сила" ╧10 1990.

[+3] . Лурье С.В. Историческая этнология. Учебное пособие для вузов. - М.: Аспект Пресс, 1997, С 41.

[+4] . Дольник Р.Д.

[+5] . Исаченко А.Г. География в современном мире. Кн. для учителя - М.: Просвещение. 1998. С. 86.

[+6] . Там же. С. 87.

[+7] . Там же. С. 90.

[+8] . Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера земли. - Л., 1990 С.326.

[+9] . Мандельштам Л.И. Лекции по колебаниям. - М.: Изд-во АН СССР, 1955. 503 с.

[+10] . Хоффман У. Система аксиом математической биологии. - В кн.: Кибернетический сборник. М.: Мир, 1975, вып. 12, С. 184-207.

[+11] . Лосев А.Ф. Философия имени. - М., 1990. С. 69.

[+12] . Словарь современной социологии / Под ред. В.И. Кураева и др. - М., 1993. С. 175.

[+13] . Энциклопедический социологический словарь. РАН. - М., 1995. С. 440.

[+14] . Асмолов А.Г. Деятельность и установка. // "Культурно историческая психология и конструирование миров". - М. - Воронеж:, 1996. С. 382.

[+15] . Лоренц К. "Восемь смертных грехов цивилизованного человечества.

[+16] Кусжанова А.Ж. Исторические типы образования "Credo" ╧ 8. Адрес в Интернете -  http://www.orenburg.ru/culture/credo/08/13.html.

[+17] . Дольник В.Р. "Непослушное дитя биосферы: Беседы о человеке в компании птиц и зверей". - М., 1994. С. 142.

[+18] . Самохин Ю.С. "Краеведческий подход в туристской подготовке школьников в учреждениях дополнительного образования":, Автореферат диссертации - М. 2000.

г. Москва, 23 сентября 2000 г.

[ << ] [ Начала Этногенеза ] [ Оглавление ] [ >> ]