|
Глава XIIДРЕВНЕЙШИЙ КИТАЙ
История Китая насчитывает по крайней мере семь тысячелетий, начиная с периода развитого неолита. Почти треть ее занимает эпоха древнекитайской цивилизации. Ее начало относят к рубежу III-II тысячелетий до х.э. Концом ее считают крушение империи Хань (220 г. х.э.). При той изученности древнейшего прошлого Китая, какую мы имеем на сегодняшний день, о процессе перехода от каменного века к веку металла и возникновении на его территории первичных раннегосударственных образований - начальных шагах на длительном и сложном пути становления древнекитайской цивилизации - мы можем преимущественно судить по памятникам материальной культуры Северного Китая. Как полагает большинство ученых, металлургия бронзы в бассейне Хуанхэ возникла на основе достижений поздненеолитической культуры Луншань. Причем высокий уровень развития гончарного процесса у луншаньских общин явился важной предпосылкой ускоренного развития бронзолитейного производства. Самой ранней бронзовой культурой на территории Северного Китая считают культуру Эрлитоу. Она датируется XXIV-XV вв. до х.э., локализуется в основном в Хэнани, но частично захватывает и соседние территории Хэбэя и Шаньси. Судя по всей совокупности археологических материалов, относящихся к культуре Эрлитоу - с характерной для нее техникой бронзового литья, - это был не самый ранний этап металлургии бронзы. И хотя пока не выявлено раннебронзовой культуры, предшествующей Эрлитоу, единичные находки меди и бронзы на луншаньских стоянках в бассейне Хуанхэ являются важным подтверждением ее автохтонности в Северном Китае. В Эрлитоу (в районе г. Лоян) было вскрыто крупномасштабное поселение протогородского типа площадью 3,75 кв.км, где впервые археологи обнаружили основание монументального сооружения дворцового типа, со следами колонн, площадью 100 кв.м (его радиоуглеродная дата 1700 г. до х.э.). Археологи установили, что при возведении фундамента использовалась техника утрамбованных слоев земли, известная по луншаньским поселениям. Находки рядом с этим архитектурным комплексом керамических форм для отливки бронзы и тиглей говорят о развитии в Эрлитоу местного бронзолитейного производства. Из бронзовых изделий Эрлитоу, связанных с "престижным богатством", вызывает особый интерес винный сосуд типа цзюэ, поскольку он оказывается пока самым древним из традиционного комплекта ритуальных сосудов, принадлежащих к классическим образцам древнекитайской бронзы. В Эрлитоу найдены древнейшие из раскопанных в Китае захоронения с насильственно умерщвленными людьми. Некоторые китайские историки видят в них рабов, принесенных в жертву, и считают эрлитоуский комплекс сформировавшимся государством. Однако далеко не всем ученым такое построение представляется научно обоснованным. Есть основания полагать, что в эрлитоуский период имущественная дифференциация протогородских обществ среднего течения Хуанхэ зашла уже довольно далеко, однако нет достаточных данных, говорящих за то, что она достигла стадии классового расслоения. Если в поздненеолигаческую луншаньскую эпоху обнесенные глинобитными стенами укрепленные поселения носили спорадический характер, то с наступлением бронзового века поселения протогородского типа становятся своего рода знамением времени, оказываясь фактором, способствовавшим этнической консолидации и формированию государственности. Один из таких наиболее типичных протогородских центров, датируемый серединой II тысячелетия до х.э., открыт в районе Чжэнчжоу (в Хэнани). Он представлял собой прямоугольное в плане поселение площадью 3,2 кв.км (320 га), обнесенное мощной стеной из спрессованных слоев земли; высота сохранившейся ее части достигала 9 м, а толщина стен у основания - 20- 30 м. Здесь были обнаружены фундаменты крупных строений типа дворцов или общественных зданий, остатки жилых построек (при возведении которых использовалась та же техника утрамбованной земли, как и при сооружении городских стен), а также ремесленные кварталы. Среди разнообразной бронзовой утвари обращают на себя внимание два ритуальных трипода типа дин в связи с особой культовой значимостью бронзовых котлов-треножников в общественно-политической традиции древнего Китая как сакральных символов наследования царской власти. Чжэнчжоу предстает как крупный центр с монументальной архитектурой и специализированным ремеслом. По сравнению с Эрлитоу чжэнчжоуский комплекс являет собой более высокую стадию исторического развития как в области материального производства, так и в сфере общественных отношений. У его носителей очевидно шел активный процесс государствообразования. В связи с археологическими открытиями последнего десятилетия ученые вновь и вновь поднимают вопрос о реальности существования в истории древнего Китая культуры и династии Ся, которая в официальной китайской историографии предстает родоначальницей четырехтысячелетнего цикла 25 китайских династий, якобы правившей в Китае с 2205 по 1766 г. да х.э. Археологические материалы сопоставляются ими при этом с данными древнекитайских письменных памятников и мифологической традицией. Среди серьезных аргументов выдвигается и то обстоятельство, что самоназвание древнекитайского этноса хуася в его сокращенной форме - ся зафиксировано источниками I тысячелетия до х.э. и буквально совпадает с иероглифическим названием династии Ся. Делались попытки соотнести с культурой и династией Ся поселение Эрлитоу. Отождествляют с сяской культурой и чжэнчжоуский комплекс. Выдвигаются и иные версии. Теоретически допустима каждая из них, поскольку формально радиоуглеродные датировки и локализация сопоставляемых культур не выпадают из традиционно приписываемых династии Ся хронологических и территориальных пределов. Однако ни одно из предложенных отождествлений конкретных археологических комплексов с культурой Ся нельзя пока считать научно доказанным. Данные новейших раскопок и исторические исследования позволяют, как кажется, со значительной долей вероятности предположить, что во второй половине III - первой половине II тысячелетия до х.э. на Центральной равнине, там, где создались условия для перехода луншаньских позднепервобытных общин к металлургии бронзы, сложилась крупная этническая общность (ся или какая-то иная, а может быть, и не одна), с ко- торой было связано появление здесь протогородских центров, где уже просматривались некоторые компоненты, вошедшие в дальнейшем в основной фонд материальной культуры древнекитайской цивилизации. Судя по всему, в этих протогородских обществах, основанных на сельскохозяйственной экономике, наметился переход к раннегосударственным структурам, чему способствовало быстрое развитие бронзолитейного производства в бассейне Хуанхэ. Однако бассейн Хуанхэ не был единственным ареалом раннебронзовой металлургии на территории древнего Китая. По крайней мере с конца III тысячелетия до х.э. ряд культур ранней бронзы появляется в бассейнах рек Янцзы и Сицзяна независимо от северокитайского очага производства бронзовых изделий. Южнокитайские центры бронзовой индустрии, связанные с богатыми месторождениями меди и олова в Юго-Восточной Азии, возникли раньше, чем в бассейне Хуанхэ, самостоятельно или под воздействием мощного первичного очага древнейшей металлургии в Центральном Индокитае, восходящего к IV тысячелетию до х.э. [1]. В связи с этим встает проблема непосредственных этнических связей и взаимодействия культур ранней бронзы Северного и Южного Китая, которая решается учеными по-разному. В этом отношении представляют интерес недавние раскопки в Сычуани, лежащей на стыке древних культурных зон Восточной и Юго-Восточной Азии. Очень древняя неолитическая культура Даси в Сычуани была открыта сравнительно давно: ее возраст определяется серединой VI - началом III тысячелетия до х.э. В результате раскопок последних лет, особенно интересных в сезон 1986 г., в районе Чэнду была обнаружена культура Саньсиндуй с последовательным залеганием слоев позднего неолита и ранней бронзы, датируемых первой половиной III - началом I тысячелетия до х.э. Среди уникальных вещей Саньсиндуя - золотые и бронзовые маски-личины и золотой жезл с изображением человеческих голов, представляющий собой, очевидно, регалию власти. Сенсационный характер имеют находки многих сотен образцов литых бронзовых изделий, в том числе статуй людей в натуральную величину и даже большего размера, а также крупномасштабных скульптурных изображений человеческих голов с разнообразными головными уборами (что свидетельствует об устойчивой социальной стратификации). Ничего подобного этим находкам, в особенности монументальной скульптуре, не обнаружено ни для одной из культур бронзового века Китая. Некоторые историки полагают, что в культуре Саньсиндуй очевидны признаки древнейшей погибшей цивилизации. В настоящее время сложнейшая проблема происхождения и генезиса бронзовой индустрии в древнем Китае далека от окончательного разрешения, но, как бы то ни было, остается непреложным, что на территории Китая во второй половине III - первой половине II тысячелетия до х.э. существовало несколько независимых центров ранней бронзы. Некоторые из них вплотную подошли к эпохе классообразования и зарождения государственности. Однако тот факт, что ни один из них не обладал письменностью, является серьезным доводом против отнесения их к классовым обществам и сложившимся государствам. Судя по всем имеющимся в нашем распоряжении данным, как археологическим, так и письменным памятникам, на рубеже III-II тысячелетий до х.э. цивилизация, говоря образным языком, стояла на пороге древнего Китая. Об этом могут, в частности, свидетельствовать и находки, пусть единичные, протописьменных знаков у носителей ряда поздненеолитических культур, в том числе на луншаньской стоянке около Сиани (середина III тысячелетия до х.э.) и на давэнькоуской керамике. О реальном государственном образовании можно говорить лишь по отношению к развитым бронзовым культурам второй половины II тысячелетия до х.э., среди которых первое место по праву принадлежит письменной городской культуре Шан-Инь, обнаруженной в Северном Китае еще в конце XIX в. и активно изучаемой с того времени вплоть до сегодняшнего дня. 1. ПЕРИОД ШАН-ИНЬВо второй половине II тысячелетия до х.э. в Китае на обширной территории - от Ганьсу до Шаньдуна и от Хэбэя до Хунани и Цзянси - по берегам рек [2] возникают разрозненные раннегородские поселения - носители бронзовой индустрии, в которых создаются предпосылки для образования протогосударственных структур. Такие обнесенные стенами "города" (размером примерно до 6 кв.км) строились по определенному плану, с комплексом монументальных строений дворцового типа, с ремесленными кварталами, бронзолитейными мастерскими. Они найдены в пределах Центральной равнины (в Хэнани и на юге Хэбэя - вплоть до р. Хуайхэ и Шаньдуна). Граница их распространения на юге выходит за пределы бассейна Янцзы, где в районе южнее оз. Дунтинху (Хунань) и оз. Поянху (Цзянси) обнаружены города такого рода. Особый интерес представляют недавние раскопки обнесенного мощной стеной поселения с дворцовым комплексом в Паньлуичэне под Хуанпи (около Ухани, Хубэй), в 100 км к северу от р. Янцзы, - одного из самых ранних городов подобного типа. Различие в погребальном инвентаре свидетельствует о социальном и имущественном неравенству в этих обществах, что подтверждает, в частности, недавно обнаруженная в одной из так называемых больших могил, принадлежавшей, по всей вероятности, верховной жрице, уникальная пластика - заупокойные нефритовые фигурки, изображающие людей разного общественного положения и этнической принадлежности. Массовые умерщвления и жертвоприношения военнопленных составляют характерную особенность этих обществ. В масштабе одной или нескольких территориальных общин ("городов") складывались первичные очаги зарождающейся цивилизации [3]. Объединение общин диктовалось и хозяйственными нуждами (например, необходимостью коллективных усилий для борьбы с наводнениями) [4], и военными (войнами с соседними племенами, осложнявшимися междоусобной борьбой городов-государств). Однако наиважнейшей причиной возникновения этих первичных раннеклассовых образований было все усиливающееся имущественное расслоение. На первый план в таких раннегородских обществах под внешней оболочкой борьбы родов за престиж выступали имущественные и возникающие классовые антагонизмы. Эти территориальные общины становились полем образования государственного устройства, что принципиально отличало их от окружающего множества родо-племенных организаций. В Северном Китае Шанское "городское общество", очевидно выделившееся из Иньского союза племен как наиболее устойчивая его часть, в последние века II тысячелетия до х.э. встало во главе довольно крупного, этнически неоднородного и нестабильного объединения. Его правитель назывался "ваном"; он обладал высшей военной властью и выполнял функции верховного жреца. Об общине и "городе Шан" мы узнаем прежде всего из древнейших на территории Китая письменных эпиграфических памятников, обнаруженных при раскопках около деревни Сяотунь в районе г. Аньян (в Хэнани) [5]. Это надписи на гадательных костях жертвенных животных и черепашьих панцирях, выполненные архаическим пиктографическим письмом, в котором ученые видят прообраз китайской иероглифической письменности. Из ритуально-магических текстов, каковыми они являются, можно извлечь очень немногое для характеристики общественного строя. Данные эти спорные, что приводит к большим разногласиям среди историков в оценке социально-экономических отношений шанского общества. Исследование этих надписей затруднено тем, что фонетические реконструкции древнекитайского языка не идут далее середины I тысячелетия до х.э., но даже и они сомнительны. Язык иньских надписей являлся языком южноазиатского типа, испытавшим влияние североазиатских языков, что говорит об интенсивных контактах в долине Хуанхэ предков современных языков юга Восточной Азии (ученым не удается установить, каких именно, из-за невозможности реконструировать произношение иньских знаков) и древних сино-тибетских языков, а следовательно, носителей этих языков. В середине I тысячелетия до х.э. североазиатский и южноазиатский порядки значимых элементов слились в единую грамматическую систему древнекитайского языка. Гадательные надписи датируются XIII-XI вв. до х.э. - тем же самым временем, к которому относится и вскрытое в районе Аньяна большое городское поселение (занимающее вместе с прилегающими к нему территориями его округи площадь более 20 кв.км) с остатками тесных полуземлянок и землянок и фундаментами средних и крупных строений с бронзовыми основаниями колонн. В пределах этого комплекса поселений обнаружены крепостные валы, ремесленные кварталы с литейными мастерскими. Под Аньяном было открыто множество могил, резко различающихся по размеру и инвентарю погребений - от неглубоких ям, лишенных оружия и бронзовой утвари, до огромных крестообразных подземных усыпальниц более чем десятиметровой глубины. Последние (их немногим более десятка, площадь самой крупной из них - 380 кв.м) представляли собой монументальные конструкции, напоминающие усеченные пирамиды, обращенные основанием вверх, с широкими подъездными дорогами, спускающимися посредине каждой из четырех сторон этих гробниц к погребальной камере, заполненной драгоценной утварью, оружием из бронзы, украшениями из нефрита и золота. Для сооружения каждой из них требовалось, по подсчетам ученых, не менее 7000 человеко-дней. В больших могилах - захоронениях почивших ванов, как можно полагать, - найдены сотни скелетов сопогребенных людей, а рядом - целые поля захоронений обезглавленных военнопленных со связанными за спиной руками и ямы с их отрубленными головами, исчисляющимися тысячами. Отдельно были погребены военные колесницы с лошадьми и возничими. Надписей о жертвоприношении людей (до 1500 человек одновременно) в настоящее время на гадательных костях обнаружено около двух тысяч, в них общее число таких жертв достигает 14197. Пленных приносили в жертву богам и предкам; с обрядом массовых человеческих жертвоприношений был связан широко распространенный у шанцев культ гор и рек (в гадательных надписях упоминаются десятки имен их богов), а также, очевидно, и ритуал "священного брака", входивший в культ плодородия. Сотни захоронений людей, в том числе и заживо погребенных, обнаружены археологами в фундаментах и других частях строений дворцового и храмового типа. Аньянские мелкие и средние могилы, принадлежащие собственно шанцам (со специфическим трупоположением, инвентарем и бронзовым оружием), отличаются антропологической однородностью - в противоположность расовой неоднородности черепов обезглавленных скелетов из шанских больших могил, где представлены и восточные монголоиды, и континентальные монголоиды, и переходные к австралоидам южномонголоидные популяции; эти жертвы предназначались для кровавого ритуала человеческих жертвоприношений, ради чего шанцы предпринимали походы (своего рода "охоту за головами") на расстояние нескольких сотен километров. В шанском обществе, где регулярно совершались обряды, требовавшие массовых жертвоприношений, война являлась общественной нормой. Главной целью военных походов был захват добычи: помимо пленных - зерна и скота, также требовавшихся для принесения в жертву богам и предкам. Судя по содержанию гадательных надписей, под г. Аньян находился культовый центр, где происходили гадания шанского и других коллективов и хранился архив так называемого "иньского оракула". Название "иньский оракул" идет от позднейшей древнекитайской письменной традиции, в гадательных текстах знак инь отсутствует. Это может быть объяснено тем, что обращающиеся к оракулу, естественно, не вопрошали о нем самом. Тот факт, что надпись, содержащая этноним инь (единственная пока), найдена в бассейне р. Вэйхэ - далеко за пределами Аньянского культового центра, может служить подкреплением высказанной гипотезы. Инь как название оракульного центра, вероятно, совпадало с самоназванием союза племен, располагавшегося в поздненеолитическое время в бассейне Хуанхэ. При всей разобщенности протогородских центров и разноязычии этнических общностей, входивших в шанскую конфедерацию (не являвшуюся объединенным государством), письменность в "обществе гадательных костей", первоначально использовавшаяся исключительно в ритуальных целях, была, по-видимому, одна. Скорее всего ее распространял культовый иньский союз (рудимент стадиально предшествующего типа объединения), хотя, возможно, изобретена она была не в одном месте и не только и не обязательно именно шанцами. Вопросы к оракулу касаются многих городов (и), общинных объединений и племен (фен). Но особо выделяются шанские поселения: "город (или города) Шан" (Шан и), "Главный (или Великий) город Шан (Да и Шан)", "центральный Шан" (Чжун Шан), а также просто Шан [6] как топоним и этноним. Это наводит на мысль, что местоположение оракула, почитаемого как священный культовый центр, именуемый Инь, не являлось ни резиденцией вана Шан, ни политическим центром того союзного объединения, во главе которого стоял шанский ван как главный военный предводитель. Название Шан встречается и в гадательных надписях, и в позднейших нарративных древнекитайских памятниках как наименование политического объединения и городского центра, а также как топоним и этноним, отождествляясь традицией с "династией Инь" и являясь как бы ее вторым равноценным наименованием; поэтому и период этот часто называется историками Шан-Инь. Традиционная историография датирует его 1766-1122 гг. до х.э., гадательные надписи, как уже говорилось, относятся к последним двум векам этого периода. Шанское общество жило в условиях развивающегося бронзового века (прочная оседлость, города, отделение ремесла от земледелия). Природные условия Среднекитайской равнины - района расселения шанцев - в III-II тысячелетиях до х.э. были исключительно благоприятными для земледелия, чему способствовали лёссово-илистые почвы речных пойм, регулярные дожди и субтропический климат. Из зерновых культур шанцы возделывали сорго, ячмень, различные виды пшеницы, два сорта проса (черное и желтое), род конопли со съедобными зернами. Помимо злаков шанцы знали садово-огородные культуры, выращивали тутовые деревья для разведения шелкопряда. Нет полной ясности, была ли шанцами освоена культура риса, но если и была, то только суходольного, ибо ирригация им не была известна. Урожай целиком зависел от дождей, о чем имеются прямые свидетельства гадательных надписей. Кроме небольших канав, известных еще по раскопкам городища под Чжэнчжоу (Хэнань), никаких следов искусственного орошения ни археологические раскопки, ни надписи не выявляют - ни у шанцев, ни у других насельников "городов-общин" и племен, располагавшихся во второй половине II тысячелетия до х.э. в поясе плодородных долин бассейна Хуанхэ. Основной принцип практиковавшихся гидротехнических мероприятий заключался в регулировании стока рек с помощью водоотводных протоков. При раскопках шанского городища под Аньяном была обнаружена система меридиональных дренажных каналов 40-70 см шириной, около 120 см глубиной при максимальной длине 60 м. Таким образом, теория возникновения китайской цивилизации как земледельческой речной цивилизации, основанной на искусственном орошении, не подтверждается источниками. Более того, некоторые ученые даже полагают, что не земледелие, а скотоводство составляло основу хозяйственной жизни шанского общества. Скотоводство действительно играло немалую роль в жизни "общества гадательных костей". Единовременные жертвоприношения крупного рогатого скота достигали нескольких сотен голов. Распри из-за пастбищ были одной из причин войн шанцев с соседями. О важном значении не только скотоводства, но и охоты можно судить уже только по преобладанию анималистических орнаментальных мотивов и сюжетных композиций на шанской бронзе - ритуальных сосудах и оружии. Охоты такого рода носили коллективный характер, в них должно было участвовать все взрослое население шанских общин. На каждой из охот добывали десятки и сотни диких животных. Иньцы селились в городах, окруженных мощными оборонительными стенами, как о том свидетельствуют раскопки целого ряда городищ и знаки на гадательных костях, выражающие понятия "город", "городские укрепления", "внешние стены поселения", "строить город" и т.п. Техника бронзового литья шанцев достигла весьма высокого уровня. Из бронзы изготовлялись ритуальная утварь (вес отдельных крупных изделий, в частности котла Сымуудин, достигал 875 кг), оружие, детали колесниц, во орудия труда в подавляющем большинстве своем были каменными и костяными, впрочем, и оружие еще в значительной мере оставалось неолитическим (каменные топоры, наконечники копий, стрел). В таких городских поселениях отдельно располагались ремесленные кварталы, где были сосредоточены довольно крупные мастерские медников, косторезов, каменотесов, керамические, деревообрабатывающие и др. Их археологи обнаружили как под Аньяном, так и в других протогородских поселениях шанской эпохи, в частности под Лояном, Чжэнчжоу (Хэнань) и Цинцзяном (Цзянси). Получило развитие монументальное зодчество, и в частности градостроительство; руководство последним было одной из важных функций вана, который должен был для этого соответственно располагать достаточно большими материальными и людскими ресурсами. Из надписей известно о существовании специальной категории вангунов ("ремесленников вана"), а также гунчэней, дичэней, догунов (храмовых и общинных ремесленников). Видимо, первоначально шанцы были хранителями секретов бронзолитейного искусства. Знак шан означает "торговля, торговать", хотя, вероятно, это не первоначальное значение данного знака, а производное от изображения каких-то изделий шанцев, скорее всего бронзовых (в знаке шан один из элементов является изображением тревожного сосуда), и, возможно, связано с особыми функциями шанцев в "обществе гадательных костей" как посредников в межобщинном и межплеменном обмене; эти функции могли способствовать их возвышению среди других раниегородских обществ Великой Китайской равнины. В целом торговля была развита слабо и носила меновой характер, но все же имелись товаро-деньги - раковины каури. Хождение имели как естественные каури, так и их бронзовые имитации, что для шанцев как монополистов в области бронзового литья могло служить особым источником обогащения. Не только в эту эпоху, но и позднее, в чжоуском Китае, специфика товарно-денежных отношений заключалась в том, что государственная распределительная система товарообмена сочеталась с отдельными элементами рыночной системы. Существовал и международный обмен, о чем говорят хотя бы каури, прибывавшие с морского побережья; из бассейна Янцзы поступали олово и медь, из Синьцзяна - золото и яшма, а в обмен шли изделия шаниньского мира, прежде всего бронзовые, на севере они доходили до Сибири. Основной формой международного обмена был захват - самый примитивный, хищнический способ международных связей. Основу шанского общества составляли свободные территориальные большесемейные общины. В ритуальных трапезах с закланием 300-400 быков и более, вплоть до тысячи голов, участвовало все взрослое население, исчислявшееся тысячами человек. Ван, как верховный жрец, выступал подателем мясной пищи народа, компенсировавшей в определенные периоды белковое голодание земледельческого коллектива. В массовых жертвоприношениях на первый взгляд, казалось бы, безрассудно расточались важнейшие материальные блага общества (домашние животные, бронзовая утварь и оружие, колесницы с лошадьми, раковины каури, золото и нефрит, продукты земледелия, охотничья добыча и военнопленные), однако они были не только ритуально значимы, считались жизненно важными, но и, видимо, должны были как-то одерживать имущественное расслоение и обогащение отдельных шанских родов и знатных семей. Ван выступал организатором производства. Он, в частности, возглавлял крупные земледельческие работы в правительском хозяйстве; участие в них "братского коллектива" (чжунжэнь) общинников считалось не повинностью, а общественно полезным трудом, частью ритуально-магического обряда, обеспечивавшего плодородие почвы на всех полях страны. Запасы продовольствия, которыми ван располагал, все еще, видимо, представлялись важным страховым, обменным, семенным и жертвенным фондом шанской общины. Из него же, очевидно, обеспечивался и управленческий персонал. Помимо общинников в ванском хозяйстве использовались и подневольные работники из военнопленных. Надписи свидетельствуют об использовании этого контингента в земледелии и скотоводстве. Работы на полях вана производились по велению оракула и в назначаемые оракулом сроки под наблюдением вана или лично подвластных ему доверенных лиц и надзирателей - сяочэней, я и др. Сяочэни, по мнению ряда историков, являлись "рабами - потомками пленных", "отроками, рожденными в рабстве" или "потомками рабов категории чэнь". Работы на полях вана выполнялись, по-видимому, казенными орудиями, о чем могут свидетельствовать находки под Аньяном складов нескольких тысяч каменных серпов и других земледельческих орудий рядом с храмом предков вана, где, вероятнее всего, и находились ванские храмовые поля. Среди ученых ведутся споры о социальном значении терминов для групп людей, занимавшихся полевыми работами под главенством вана. Одни считают упоминавшихся выше чжунов рабами, другие - свободными. Возможно, однако, что знак чжун не был однозначен и мог использоваться не только как социальный термин, но и как обозначение всех мужчин возрастной группы "производственников" [7]. Вместе с тем, очевидно, чжуны имели отношение не только к хозяйству вана, а чэни, сяочэни, дочэни и другие категории чэней были рабочим персоналом только или главным образом хозяйства вана. Среди чэней, видимо, были лица разных статусов: и подневольные работники типа рабов, и надзиратели (сяочэни), которые при известных обстоятельствах могли быть поставлены и над общинниками (чжунами) как их начальники (например, на период выполнения ими полевых работ на дом вана), и личная стража вана (дочэни). Как подчиненные непосредственно вану и представителям шанской администрации, чэни, в отличие от чжунов, находились вне общинного сектора. К тому же чэни скорее всего были преимущественно нешанцы по происхождению. Есть данные, свидетельствующие о том, что их "усыновляли", причем иногда целыми семьями. Наиболее вероятно, что чжуны представали в двояком качестве: они принадлежали прежде всего к коллективу своей общины, но имели известное отношение и к хозяйству вана, т.е. выступали как непосредственные производители одновременно и на своем общинном поле, и на поле вана, однако едва ли будет правильно определять эти два вида работ чжунжэнь как соответственно необходимый труд и труд прибавочный. Надписи фиксируют случаи, когда пахота производилась одновременно сотнями и тысячами людей. "Три тысячи людей привлечь ли к полевым работам?" - задается вопрос оракулу. Обработка земли осуществлялась несложными орудиями: примитивной землеройной палкой, сажальным колом, двузубой мотыгой. Вошел в употребление так называемый способ оугэн (или способ "спаренной вспашки", получивший развитие в дальнейшей земледельческой культуре древнего Китая). При этом крюкообразная бороздовая палка (ее изображения встречаются в гадательных надписях) использовалась как пахотное тягловое орудие, приводимое в действие физической силой двух людей, один из которых толкал его перед собой, а другой волоком тянул его за веревку, пятясь задом или впрягаясь в эту примитивную соху. Ван предводительствовал на войне и на охоте. Важный вид войска, видимо дружину вана, представляли воины на боевых колесницах. Но основную силу шанского войска все еще составляла масса общинного населения. Обращает на себя внимание тот разительный факт, что во всех раскопанных под Аньяном могилах собственно шанцев (со специфическим трупоположением лицом вниз), как средних по размеру, так и совсем небольших (конечно, без человеческих сопогребений), оружие было обязательной принадлежностью сопроводительного инвентаря. Так сквозь призму археологических данных предстает перед нами вооруженный народ шанской общины. Войны усиливали власть вана и других военачальников, в руках которых скапливались большие богатства. Выделились богатые и знатные роды, в которых внутри поколения, а затем по генеалогическому родству стали наследоваться высшие должности - прежде всего вана, определились роды, наследовавшие жреческие обязанности. Показательно, что помимо огромных мавзолеев в раннегородских поселениях шанского времени обнаружены сравнительно небольшие гробницы, где вместе с хозяином захоронено несколько людей, - это может служить свидетельством возникновения частного рабства. Анализ надписей дает возможность предполагать, что власть вана была ограничена советом. Эпическая традиция, зафиксированная в древнейшем чжоуском памятнике "Шуцзине" ("Книге исторических преданий") и позднечжоуском сочинении "Люйши чуньцю", сохранила воспоминание о шанском совете старейшин и народном собрании; большие общественные здания, открытые археологами на территории "города Шан", косвенно могут говорить за это. Утверждение выборных военных предводителей и глав совета старейшин (хоу и бо) нешанских общин и племен (фонов), находившихся в сфере гегемонии Шан, очевидно, совершалось с санкции вана. Массовые жертвоприношения и захоронения пленных, конечно, указывают на то, что их труд не находил еще большого применения в хозяйстве. Однако есть данные об использовании пленных из племени цянов в охоте, скотоводстве и земледелии (на расчистке поля). Военнопленные, очевидно, спорадически все же использовались на сооружении огромных гробниц, ликвидации последствий наводнений, строительстве городов и на других работах, которые при крайней примитивности транспортных и технических средств требовали колоссальных усилий. Известно из надписей, что пленных не всегда сразу же приносили в жертву. В таких случаях их могли использовать на единовременных экстренных трудоемких работах. Если согласиться с трактовкой знака чэнь как "рабов из военнопленных", то термин гунчэнь, обозначающий ремесленников, может свидетельствовать о применении труда рабов в каких-то отраслях ремесла. Цянов, как искусных коневодов, шанцы использовали для ухода за лошадьми. Есть данные, намекающие на использование пленных на весенних земледельческих работах. Можно полагать, что они участвовали в коллективных обрядах плодородия и затем умерщвлялись в соответствии с ритуалом "священного брака". Среди надписей есть, например, такая: "Ван повелел многим цянам совершить обряд плодородия на полях". О характере шан-иньского общества ученые высказывают разные мнения: считают его и протогосударством (на разных стадиях развития), и первичным государствообразованием типа города-государства, и зрелым государственным организмом с рабовладением как системообразующим фактором общественной структуры. Судя по последним данным, есть основания полагать, что на территории Китая в так называемую эпоху Шан-Инь складывались разрозненные очаги городской раннеклассовой цивилизации, принадлежавшие разным этносам, из которых шанский, обладавший собственной письменностью, оказался наиболее развитым. Ее, очевидно, могли заимствовать другие общества. Однако своей письменностью владел в это время не только "Великий город Шан". Сравнительно недавно под Учэном в провинции Цзянси, в 200 км к югу от р. Янцзы, был обнаружен городской комплекс, представляющий собой независимый очаг древнейшей цивилизации, обладавший самостоятельным бронзолитейным производством и таким высоким показателем культуры, как изобретение протофарфора, - до этого открытия начало производства фарфора в Китае относили к рубежу христианской эры. Еще одной сенсацией раскопок в Учэне было обнаружение на керамике и каменных литейных формах 60 графических письменных знаков, отличных от иньского письма, говорящих о наличии в обнаруженном под Учэном городе-государстве местной оригинальной письменности [8]. Датируется учэнский памятник серединой II - самым началом I тысячелетия до х.э. Однако о шан-иньской цивилизации мы знаем на сегодняшний день несравненно больше, чем обо всех остальных центрах раннегородской культуры на территории Китая II тысячелетия до х.э., безусловно стадиально с ней сопоставимых. Поэтому представление о ней помогает восстановить общую картину возникновения и первых шагов развития в древнем Китае классового общества и государства. "Город Шан" возглавлял коалицию "городских обществ". С них он время от времени взыскивал дань (форма международного принудительного обмена), а в случае неподчинения шел на них походом; но бывало, что соседние "города" сами нападали на шанцев. 2. ПЕРИОД ЗАПАДНОГО ЧЖОУСоюз "городов" Шан был окружен враждебными племенами, с которыми он вел постоянные войны. Агрессивность шанцев вызывала ответные действия племен. Затяжные войны с ними ослабили шанцев и стали в конечном счете одной из причин их гибели. Согласно ортодоксальной письменной традиции, в конце XII в. до х.э. (1122 г. до х.э.) шанцы были покорены уже давно угрожавшими им с запада, вероятно родственными им, чжоусцами, у которых интенсивно шел процесс государствообразования - очевидно, не без воздействия со стороны иньской цивилизации. Ранняя история чжоусцев, по традиции, связана с землями в бассейне р. Вэйхэ (приток Хуанхэ), хотя, по-видимому, чжоуские племена пришли сюда из более западных районов. Здесь они в первой половине II тысячелетия до х.э. занимались скотоводством и ранними формами земледелия. По некоторым данным можно полагать, что во второй половине II тысячелетия до х.э. чжоусцы были знакомы с литьем бронзы, а возможно, и с письменностью местного происхождения. Процесс формирования этнического состава чжоусцев был весьма сложным. Хотя впоследствии они влились в общекитайский этнос, некоторые полагают, что они первоначально относились по языку к тибето-бирманцам. По-видимому, с середины II тысячелетия до х.э. имело место медленное просачивание чжоусцев на восток, в частности на территорию, подвластную шанцам. Чжоусцы находились то в дружественных, то во враждебных отношениях с шанцами, от которых откупались "зданью" людьми. Возглавив антишанский военный союз, чжоусцы наголову разбили в знаменитой битве при Муе (в Хэнани) войска иньской коалиции и вскоре подчинили своей власти обширную территорию в бассейне верхнего и среднего течения Хуанхэ. Столицей завоевателей стал город Хао в нижнем течении р. Вэйхэ (в Шэньси). Период с 1122 по 770 г. до х.э. китайская историческая традиция относит ко времени древнекитайского государства Западное Чжоу. В отличие от войн Шан-Иньской эпохи, носивших характер вооруженных набегов, походы чжоусцев с самого начала имели целью захват новых территорий, перекачивание из них рабочей силы. Показательно обращение к войскам перед битвой в Муе чжоуского предводителя, ставшего затем первым западночжоуским монархом под именем У-вана ("Воинственного царя"): "Вперед, бравые воины! Не убивайте тех, кто сдастся, пусть потрудятся на наших западных полях!" ("Шуцзин"). Пафос великодержавности звучит в строфах раннечжоуской оды из "Книги песен" ("Шицзина"): "Широко кругом простирается небо вдали, но нету под небом ни пяди нецарской земли. На всем берегу, что кругом омывают моря, повсюду на этой земле только слуги царя!" После разгрома шан-иньского объединения [9] чжоусцы отправили часть "строптивых иньцев" на сооружение своей второй столицы г. Чэнчхоу (около Лояна, в Хэнани), где потом, видимо, использовали в качестве подневольных работников на городском строительстве и в царском хозяйстве. Тринадцать самых знатных иньских родов были порабощены и пожалованы ближайшим родичам У-вана. Западное Чжоу по структуре представляло собой весьма рыхлое и этнически пестрое государственное образование, в котором местные владетели были обязаны данью и военной помощью верховному чжоускому правителю, но автономно управляли выделенными им областями. Территории, захваченные чжоусцами, либо отдавались в управление (го) членам правящего чжоуского дома, либо оставлялись в подчинении прежних правителей, поставленных под надзор "наблюдателей" чжоуского вана. Титул вон был унаследован верховными царями Чжоу от шанцев. Подвластных западному дому Чжоу местных владетелей (чжухоу) традиция исчисляет десятками и сотнями (есть даже версия Ван Чуна о 1973), 71 из их владений (го) было закреплено за членами Чжоуского царского рода. Участие каждого из хоу в завоевательных походах против шанцев документировалось специальной записью на отлитом в честь этого события ритуальном сосуде. Чжухоу обладали собственным аппаратом власти, осуществляли административное управление подвластным населением, но на их владения распространялась ванская юрисдикция и уполномоченные вана следили за изъятием части их доходов (особенно зерна) в пользу казны. Судя по эпиграфическим данным, чжоуский ван нередко сменял чжухоу, очевидно рассматривая их как представителей царской административной власти. Для разбора их дел и тяжб и применения к ним карательных мер назначалось специальное должностное лицо. Такое поручение также оформлялось надписью на бронзовом сосуде. Однако постепенно, с переходом владения по наследству, чжухоу превратились в фактических обладателей высшей территориальной власти на местах. Земельные пожалования чжоуского вана не были связаны с правом верховной собственности правителя на землю, но являлись реализацией им права государственного суверенитета на территории страны. Вместе с тем из собственно царского земельного фонда ван раздавал частным лицам, относившимся к управленческому аппарату, земли, считавшиеся принадлежностью их должностей. Акты о передаче им земельных угодий оформлялись как "дарения". Это не означало, что пожалованная территория становилась их собственностью. Она не считалась выбывшей из царского (государственного, правительского) фонда. Передавались лишь права на доходы с этих земель, а при вступлении на трон нового правителя эти акты должны были возобновляться. Должностные земли постепенно становились наследственными, но в любом случае их передача требовала формального утверждения ваном. Юридическим документом служили бронзовые сосуды с отлитым на них текстом жалованных грамот. Причем земельные дарения одному лицу могли быть территориально разбросанными. И с землей (одновременно, но не совместно с ней), и без земли могли дариться "царские люди". Надписи на бронзовых сосудах свидетельствуют о "пожалованиях" людей ваном и его супругой, как сотнями семей, так и по одиночке - до тысячи и более человек одновременно. Эти подневольные люди, несомненно, использовались в 'производстве, так как дарственные перечисляют различные категории рабочего персонала. Так в надписи на сосуде Даюйдин заявляется о пожаловании ваном 569 работников: "от конюхов до земледельцев". Все они являлись принадлежностью дома вана и не обладали собственными средствами производства. Однако далеко не все "царские люди" являлись рабами. В частности, в их числе могли быть и высокопоставленные должностные лица, но все они в глазах современников находились по отношению к вану в одинаково подчиненном положении, а потому не являлись людьми, распоряжавшимися собой по своей воле. Известны факты дарения рабов из осужденных. "Двести босоногих семей в рыжих рубищах (символ позорного наказания)" упоминаются в дарственной на , одном из сосудов. Этот вид государственного рабства появляется впервые, но сразу получает распространение. Однако основным источником рабства оставался захват военнопленных. Подневольными людьми из военнопленных распоряжался сам ван, распределяя их между участниками военных походов. В пределах земель государственно-царского фонда (вне собственно общинных земель) получали распространение крупные комплексные царские хозяйства - полеводческие, скотоводческие, ремесленные, управлявшиеся особыми должностными лицами: "надзирателями земель", "надзирателями ремесленников" и др. Существовали и царско-храмовые хозяйства, где ван возглавлял культ Хоуцзи [10] и совершал священный обряд проведения "первой борозды". Хотя к работе в этих хозяйствах привлекалось и свободное общинное население в порядке несения повинности цзу в пользу храма, но постоянный контингент рабочей силы этих хозяйств составляли партии подневольного люда [11]. Среди них были осужденные на рабство за преступления. Косвенно об этом могут говорить данные "Шуцзина", отраженные в речи, приписываемой мифическому правителю Ци, но, по всей вероятности, относящиеся к раннечжоускому времени: "Кто выполнит [мои] приказы, будет вознагражден [в храме] предков, кто не выполнит, будет казнен у алтаря духа Земли, жен и детей ваших я обращу в рабство..." Но особенно много было рабов из военнопленных. Их захватывали тысячами, учитывали с точностью до одного человека. Ужасом порабощения проникнуты раннечжоуские песни "Шицзина": "О весь народ наш! Без вины в рабов он будет превращен". Военнопленными ведали ши ("воинские начальники", "командиры"). Вообще армия, как орудие насилия государства, выполняла еще и функцию принуждения к труду порабощенных военнопленных. Поэтому "военные чины" имели и особые производственные обязанности, связанные с организацией труда подневольных работников огромных царских хозяйств; они же ведали и поставкой - военным захватом - этой рабочей силы. Ван имел собственное колесничное и вспомогательное пешее войско, которое снаряжалось и содержалось за счет комплексного царского хозяйства. В это время климат в Северном Китае становится значительно холоднее и суше. Для расширения пашни вместо дренажных работ по осушке болот стало требоваться искусственное орошение. Сократилось значение скотоводства. Важным показателем развития производительных сил является усовершенствование в первой половине I тысячелетия до х.э. технологии бронзового литья. Вырубка и корчевка лесов и кустарников с целью поднятия новины стала менее трудоемким процессом благодаря более широкому применению в производственной сфере бронзовых орудий, прежде всего такого универсального инструмента, как кельт, служивший и топором и землеройным орудием. Если в эпоху Шан-Инь бронза использовалась в основном в непроизводственной сфере (даже при присущей тому времени высокой технологии бронзового литья), то начиная с эпохи Западного Чжоу бронза начинает все шире применяться для изготовления орудий труда довольно широкого профиля, так что о действительно развитом бронзовом веке на территории Китая мы можем говорить именно применительно к эпохе Чжоу. Поселения городского типа распространились по широкой зоне Восточного Китая - от северных степей до бассейна Янцзы. Они создавались вдоль рек и обносились стенами из утрамбованной земли (традиционная техника древнекитайского крепостного строительства со времени неолита), защищавшими от набегов окружающих племен и от наводнений. Периметр стен не превышал 1000 м, обычно в плане они представляли квадрат или прямоугольник, ориентированный по сторонам света, с воротами посреди каждой из четырех крепостных стен. Судя по "Книге песен", сохранялась территориальная большесемейная община, согласно позднейшим данным - с коллективными органами самоуправления, земли которой разделялись на обрабатывавшиеся в пользу государства (гунтянь) и частные (сытянь), т.е., видимо, обрабатывавшиеся общинами в свою пользу. Термин сытянь здесь нельзя понимать как индивидуальные земли. Свободные члены территориальных общин составляли основную массу населения, обязанную натуральными поставками и физическим трудом в пользу государства. Собственно чжоуское население байсин ("сто родов") находилось в привилегированном положении по сравнению с остальными свободными, обладая, в частности, правом на даровые раздачи продуктов питания, в частности регулярные выдачи свинины, и на сокращение повинностей и поставок [12]. Длительному сохранению обычая внутриобщинных переделов земли в известной мере способствовало то, что постоянная ирригационная система, при которой эти переделы затруднены, не получила еще распространения в полеводстве. Община продолжала оставаться коллективным собственником земли, представляя общинно-частный сектор, существовавший параллельно с государственным. С бытованием в раннечжоуском Китае общинного землевладения и практикой земельных переделов связывают так называемую систему "колодезных полей" (цзинтянь), зафиксированную в трактате философа Мэнцзы (372- 289 гг. до х.э.). По идеальной схеме Мэнцзы, в каждой общине (нормативно состоящей из восьми семей) вся пахотная земля делилась на девять равновеликих квадратов (один - в центре, восемь - по краям); их внутренние межевые границы как бы образовывали рельефный рисунок, сходный с иероглифом "цзин" ("колодец"). Внутренний квадрат этого комплекса обрабатывался общинниками сообща, восемь крайних - отдельно каждой из восьмерки семей. При несомненной заданности и утопичности схемы Мэнцзы в ней, по мнению ученых, нашли отражение пережитки представлений об общинной земельной собственности и равновеликости семейных наделов в общине, что могло быть достижимо только при периодическом переделе полей. К концу периода, по-видимому, начинают появляться земельные хозяйства, не входящие в общины. Среди единичных сведений о сделках с землей - купчая, зафиксированная на сосуде рубежа Х-IX вв., об обмене конной упряжки на 30 полей. Основную рабочую силу в таких хозяйствах могли составлять работники различных категорий и наименований, находившиеся в рабском положении или близком к нему и не во всех случаях полностью лишенные личностных прав, что было отражением ранней стадии развития рабовладения. О частном рабстве свидетельствуют раскопки могильников этого периода с сопутствующим захоронением нескольких рабов в каждом из них. Государство заботилось о возвращении беглых рабов их хозяевам, обладая необходимым для этого аппаратом принуждения в виде войска вана. Такой случай отражен в надписи на сосуде Юйгуй начала IX в. Постепенно укреплялось право частной собственности на рабов. Уполномоченные вана разбирали по суду имущественные тяжбы между частными лицами, в том числе и по поводу рабов. Так, например, на сосуде Худин излагается как подведомственное юрисдикции вана дело об обмене-продаже пяти рабов на лошадь и моток шелка. Рабы становятся немаловажным объектом меновой торговли в условиях господства в западночжоуском обществе домонетной формы обращения. Обычно раб оценивался в 20 мотков шелка. Учитывая ежемесячные выдачи шелком царским служащим (от 5 до 30 мотков-рулонов), можно предположить, что кто-то из них мог владеть рабами. Сделки с рабами, как и с другим имуществом, оформлялись отливкой соответствующего документа на ритуальном бронзовом сосуде; это придавало юридическому акту одновременно и сакральный смысл, что свидетельствует об относительной неразвитости института частной собственности в западночжоуском обществе. В Западном Чжоу прекращаются регулярные массовые жертвоприношения и ритуальные погребения рабов, столь характерные для шанской да эпохи. Борьба против человеческих жертвоприношений еще долго и с и переменным успехом будет вестись в древнем Китае, но показательно, что первый протест против этого кровавого обычая история связывает с покорителем шанцев и основателем чжоуской государственности Чжоугуном, дух которого - как передает традиция - "не принимал человеческих жертвоприношений". Действительно аутентичными письменными источниками по эпохе Западного Чжоу являются эпиграфические памятники, прежде всего надписи на бронзе. Только ко времени Чэн-вана относят 30 таких текстов. Среди них есть касающиеся непосредственно завоевания шанцев: "[Чэн-ван] овладел [страной] Шан и укрепился в Чэнчжоу"; "Чэн-ван покарал город Шан и пожаловал Кан-хоу [брату У-вана по имени] Фэн шанцев и земли в Вэй". Что касается последнего пожалования, то из летописи "Цзочжуань" известно, что одновременно Чэн-ван передал Кан-хоу "семь знатных иньских родов". Но подобного рода памятники, содержащие фактические данные, - исключение; как правило, они не дают сведений по политической истории Западного Чжоу, так что она (так же как и политическая история предшествующего, шан-иньского периода) пока не может быть прослежена по надежным источникам. Некоторые исследователи даже считают, что единственный достоверно датируемый исторический факт периода Западного Чжоу относится к его падению в 771 г. до х.э. 3. ПЕРИОД ВОСТОЧНОГО ЧЖОУС самого начала своего существования Западно-Чжоуское государство было поставлено перед необходимостью отражать набеги окружающих племен, особенно на северо-западе и юго-востоке, и до поры справлялось с этой задачей. С ростом сепаратизма чжухоу ослаблялась военная мощь ванов, падал авторитет царской власти. Чжоуские правители все с большим трудом сдерживали натиск племен, ставший особенно сильным на северо-западе и юго-востоке страны. В VIII в. до х.э. под напором непрекращающихся вторжений западных кочевых племен из глубин Центральной Азии чжоусцы стали покидать свои исконные земли в бассейне р. Вэйхэ. В 771 г. войско Ю-вана было разбито кочевниками, сам он попал в плен, после чего его сын Пин-ван перенес столицу на восток. Этим событием традиционная китайская историография начинает эпоху Восточного Чжоу (770-256 гг. до х.э.). Его начальный этап, охватывающий период с VII до V в. до х.э., по летописной традиции называют периодом "Чуньцю" ("Вёсен и осеней") [13]. Закрепившись на востоке страны, Пин-ван образовал здесь небольшое государство со столицей в г. Лои. К этому времени, согласно традиционной историографии, на территории Китая существовало около 200 царств, которые ряд исследователей, не без основания, основания, относят к категории городов-государств. И вообще, представление о раннегосударственных образованиях в древнем Китае как о деспотиях восточного типа давно требует пересмотра и подвергается основательной критике. Раннечжоуские царства древнего Китая (которые огульно нельзя относить к числу протодревнекитайских, ибо в них консолидировались различные этнические общности, а не только протоханьцы) располагались с запада на восток от долины р. Вэйхэ до п-ова Шаньдун, включая Великую Китайскую равнину, на юге и юго-востоке они захватывали долину нижнего и среднего течения р. Янцзы, а на севере достигали района современного Пекина. Их окружали враждебные племена, известные под обобщающими названиями: ди (северные племена), и (восточные племена), мань (южные племена), жун (западные племена). Об эпохе "Чуньцю" наряду с археологическим материалом повествуют многие нарративные памятники. Среди них упомянутая выше лапидарная летопись царства Лу (в Шаньдуне) "Чуньцю" с комментариями на нее: "Гуньянчжуань", "Гулянчжуань" и самым известным из всех - "Цзочжуань", так называемым "Левым комментарием", а также "Гоюй" ("Речи царств"), восходящим к традиции IX в. до х.э. и представляющим особенно большой интерес для изучения этого этапа древней истории Китая. Среди царств, рассеянных в это время в бассейне среднего и нижнего течения Хуанхэ на Великой Китайской равнине, одни относили себя к потомкам чжоусцев, другие - шанцев. Но все они признавали над собой верховную власть чжоуского вана, провозглашаемого Сыном Неба, и считали себя "срединными царствами" (чжунго) мира - средоточием Вселенной. Распространившаяся в это время ритуально-магическая концепция чжоуского вана как Сына Неба была связана с культом Неба - верховного божества, - зародившимся в Китае вместе с чжоуской государственностью. По сравнению с шанскими культами предков и сил природы культ Неба и Сына Неба, как его земного воплощения, был надплеменным, межэтническим, совместимым с местными общинными культами, но возвышающимся над ними. Вместе с учением о Воле (Мандате) Неба (Тяньмин - "Божественной инвеституре") он служил идее харизмы власти вана и легитимации права династии Чжоу на господство в Поднебесной (Тянься - Страна под Небом). Хотя Восточно-Чжоуское царство в это время было отнюдь не самым крупным и далеко не самым сильным в военном отношении, но именно оно являлось своего рода связующим единством "чжоуского мира" в силу освященного традицией представления о сакральном характере власти его правителей. Оно играло большую роль в установлении дипломатических отношений между "срединными царствами" на всем протяжении периода "Чуньцю". Кроме "срединных царств" на территории "чжоуского мира" находились и другие государства, нисколько не уступавшие им ни по размерам, ни по уровню культурного развития. Среди них выделялись южные царства Чу (в среднем течении Янцзы), У (в дельте Янцзы) и южнее их - Юэ. Их население было родственно предкам вьетнамцев, чжуан, мяо, яо, таи и других народов Юго-Восточной Азии. К VII в. до х.э. Чу оказалось в числе самых сильных царств, его правители присвоили себе титул ванов и, возглавив коалицию южных царств, активно включились в борьбу древнекитайских царств за гегемонию в Поднебесной. Чжоуская цивилизация восприняла и развила важные достижения шаниньской культуры (прежде всего иероглифическое письмо и технику бронзолитейного производства). "Чуньцю" было периодом развитого бронзового века в Китае. В это время прогрессирует технология изготовления бронзовых сплавов. Расширяется производство бронзовых орудий труда. Появляются новые типы наступательного оружия, прежде всего стрелкового. Так, в Чу изобретается мощный арбалет с бронзовым спусковым механизмом, конструкция которого требовала использования для его изготовления бронзы высшего качества. Эпоха "Чуньцю" была апогеем мощи колесничного войска, вождение колесницы входит в число шести высших видов искусства чжоуской аристократии. В это время наблюдается рост городов как культурно-политических центров; они, как правило, остаются небольшими, но возникают и города с населением 5-15 тыс. человек. Правители царств широко практикуют раздачу земли за службу, что, в частности, означало переуступку прав на получение поступлений от общин. В связи с разложением общинной собственности во многих царствах прекратились общинные переделы земли, которая наследственно закреплялась за отдельными семьями. Это вызвало изменение всей системы изъятия государством прибавочного продукта у основной массы производителей. По имеющимся данным, сначала в царстве Лу (в 594 г. до х.э.), потом в Чу (в 548 г. до х.э.), а затем и в других государствах система коллективной обработки общиной части ее полей в пользу царя была заменена зерновым налогом (обычно в одну десятую урожая) с поля каждой семьи. По сути это и было началом регулярного налогообложения земледельцев, что повлияло на характер общинных органов самоуправления. Из представителей общинных органов самоуправления нам известны: старейшины фулоо, избираемые простым народом (шужэнь) в общинах (ли), коллегия трех главных старейшин (соньлоо) и староста, или городской голова (личжэн). Органы самоуправления, по-видимому, активно функционировали в городах и общинных объединениях (и). Представители общинных органов самоуправления отвечали за выполнение трудовых повинностей, за сбор налогов, за поддержание порядка в общине, исполнение межобщинного культа (в частности, саньлао). Они могли созывать местное ополчение, организовывать городскую оборону, вершить суд над людьми общины и даже приговаривать их к смерти. В ряде царств они могли самостоятельно сноситься с внешним миром, с помощью местного ополчения могли оказывать влияние на исход междоусобной борьбы претендентов на царский трон. В общественно-политической жизни периода "Чуньцю" активную роль играл слой гожэнь - "свободных людей", "полноправных граждан города-государства", обязанных военной службой, уплатой податей и несением ряда повинностей. Иногда они выступают на стороне правителя в его борьбе с могущественной знатью, их активное вмешательство в дела внутренней и внешней политики царств заставляет предположить наличие там пережитков института народного собрания. Сведения о гожэнь в царствах Чжэн, Вэй, Цзинь, Ци, Сун, Чэнь, Лу, Цзюй могут быть свидетельством того, что эти государства сохраняли известные черты демократического устройства. В ряде случаев правители царств даже заключали с гожэнь договоры о взаимной поддержке. Однако роль гожэнь в политической жизни царств к середине I тысячелетия до х.э. повсюду сходила на нет. В этот период появляются факты отчуждения частных усадеб и огородов, но сколько-нибудь заметного распространения сделки с землей все еще не получают. С углублением процесса расслоения общины развивается долговое рабство, сначала под видом "усыновления", "залога" детей. Заложников-чжуйцзы с целью сохранить в хозяйстве работника нередко женили на дочери хозяина. В частных хозяйствах общинников было распространено патриархальное рабство. Для домашней работы использовались нучаньцзы - рабы, прижитые в доме от рабынь. Рабский труд находил применение и в земледелии. В отдельных случаях у частных лиц скапливалось множество рабов. Так, например, по данным нарративных памятников, в 593 г. до х.э. цзиньский полководец получил тысячу семей из числа захваченных в плен "варваров" из племени "красных ди". Даже если это число значительно преувеличено источником, все же оно очень велико. Столь большое число работников едва ли могло единовременно быть использовано в частном хозяйстве. Видимо, расчет был на их реализацию, что заставляет предполагать развитие работорговли. Однако в целом частное рабство в этот период еще не получило заметного развития. Источниками государственного рабства оставались захват военнопленных и порабощение по суду. Рабов часто называли по профессиям (конюх, дровосек, носильщик, пастух, уборщик, ремесленник) или применяли по отношению к ним общие наименования, например "слуга", "отрок". Подневольные работники, используемые в производстве, обозначались также собирательными терминами -ли и пу,- относившимися к лицам, утратившим статус, гарантирующий личную свободу. Показательно, что в этот период утверждается "классический" термин для обозначения раба - ну, ставший затем стандартным для всех дальнейших периодов истории Китая. Характерной чертой рабовладения восточночжоуского общества было сохранение многими категориями рабов признаков субъекта права. На территории "срединных царств" шел процесс формирования этнокультурной общности хуася, в ходе которого возникает представление об исключительности и культурном превосходстве хуася над всей остальной мировой периферией - "варварами четырех сторон света" (сы и). Причем в этой восточночжоуской этноцентрической модели ойкумены на первый план выдвигаются не этноразличительные, а культурно-различительные признаки. Идея абсолютного культурного приоритета чжунго жэнь ("людей срединных царств") становится с этого времени важнейшим компонентом этнического самосознания древних китайцев. Однако уже тогда она решительно оспаривалась теми древнекитайскими мыслителями, которые осознавали ее полное несоответствие современной им действительности. Как уже говорилось, кроме "срединных царств" на территории Китая находились и другие крупные государства, в чем-то даже опережавшие их в общественном развитии. О высокой культуре нехуасяских царств Чу, У и Юэ уже сравнительно давно стало известно из материалов раскопок, и археологи получают все новые данные, подтверждающие это. В последние годы благодаря их усилиям были открыты памятники до этого почти неизвестного по письменным источникам восточночжоуского царства Чжувшань, основанного племенами "белые ди" в Северном Китае (в Хэбэе), обладавшего высокой оригинальной культурой; чжуншаньские изделия относятся к лучшим художественным образцам бронзолигейного искусства древнего Китая середины I тысячелетия до х.э. Однако в летописных памятниках о царстве Чжуншань упоминается лишь вскользь, поскольку оно не выдержало натиска "срединных царств". Известно также, что кроме Чжувшань "белыми ди" в том же регионе в эпоху "Чуньцю" были созданы еще два царства - Фэй и Гу. Противостояние хуасяских царств всем "варварам четырех сторон света" ярко проявляется во взаимоотношениях царств в период "Чуньцю": взаимоуважительных - "братских, родственных" между хуася, связанных особыми правилами ведения междоусобных войн, - с одной стороны, и исполненных презрительного отношения хуасяских царств к "ничтожным варварам" - с другой. Между тем с конца VII - начала VI в. до х.э. окраинные нехуасяские царства выдвигаются на первый план политической конъюнктуры в качестве "гегемонов" (ба), фактически диктующих свою волю Поднебесной в период "Чуньцю". Среди них древнекитайская историческая традиция называет по крайней мере четырех правителей "варварских" царств: северо-западного жунского царства Цинь, уже упомянутых южных маньских царств Чу и У и самого южного из всех, этнически неоднородного царства Юэ. Из них только Цинь номинально признавало власть восточночжоуского вана. На протяжении веков "срединные царства" находились в постоянных и интенсивных контактах с этими и другими соседними иноэтническими народами и племенными группами Восточной Азии, в ходе которых происходил сложный процесс ассимиляции и взаимовлияний. На формирование общности хуася существенное воздействие оказало оседание на Среднеки-айской равнине в VII-VI вв. до х.э. северных племен ди, принадлежавших к так называемому "скифскому миру". Заимствование культурных достижений "чужих" этносов имело немаловажное значение для социально-политического, хозяйственно-экономического и идеологического развития "срединных царств". С конца периода "Чуньцю" заметно расширяется территория хуася, хотя и в пределах бассейна р. Хуанхэ и среднего течения р. Янцзы. Становятся все более тесными взаимоотношения "срединных царств" с периферийными царствами Цинь, Янь и Чу, которые, со своей стороны, непосредственно вовлекаются в сферу культурного влияния хуася. Все эти процессы происходят на фоне ожесточенных войн между царствами, приобретавших исключительно напряженный характер в начале второй половины I тысячелетия до х.э. В междоусобную борьбу "срединных царств" активно вмешиваются сильные в военном отношении нехуасяские царства, и именно их участие в той или иной военной коалиции зачастую решает исход конфликтов. "Государства с десятью тысячами боевых колесниц" ("Вань чэн го") представлялись современникам могучей силой, определявшей судьбы Поднебесной. Возраставшее напряжение междоусобной борьбы "срединных царств" дополнялось столкновениями политических сил внутри их. Господствующее положение в древнекитайских царствах периода "Чуньцю" принадлежало наследственной аристократии, связанной обычно родством с царскими домами. Она занимала высшие посты в государственном управлении, владела боевыми бронзовыми колесницами, составлявшими основную ударную силу войска. В противовес ей правители стали формировать армии из пехотных подразделений. Начиная с VI в. до х.э. повсеместно отмечается яростная борьба знатных родов за власть в своих царствах. Стремясь ослабить мощь этой клановой иерархической аристократии, правители царств пытаются опереться на лично им преданных людей из незнатных семей, вводят новую систему служебного вознаграждения - "жалованье", которое стало выплачиваться зерном, служившим важнейшим эквивалентом стоимости. Эти нововведения в сфере политического управления вели к изменению характера государственного устройства. В крупных царствах постепенно устанавливается централизованная политико-административная система управления. В середине I тысячелетия до х.э. политическая карта древнего Китая по сравнению с началом периода "Чуньцю" кардинальным образом меняется: от двухсот государственных образований остается менее тридцати, среди которых выделяются "семь сильнейших" - Цинь, Янь и Чу, относящиеся к числу "периферийных", а также Вэй, Чжао, Хань и Ци - крупнейшие из "срединных царств". Непримиримая борьба между ними за преобладание и господство в Поднебесной становится определяющим фактором политической истории древнего Китая в последующий период - V-III вв. до х.э., - вошедший в традицию под названием "Чжаньго" ("Борющихся царств"), который завершается 221 г. до х.э.
[1] В последнее время высказываются предположения о еще большей древности первичного очага бронзовой металлургии (V или даже VI тысячелетие до х.э.). - Примеч. ред. [2] В специфических экологических условиях Северного Китая земледелие было возможно лишь по речным поймам. [3] По-видимому, и применительно к древнему Китаю можно говорить о "номовом государстве". - Примеч. ред. [4] Профиль долины Хуайхэ почти плоский, поэтому особенно в низинах, где русло реки постоянно изменялось, затоплялись огромные пространства. Во время половодий объем воды возрастал более чем в полтора десятка раз, что в четыре раза больше, чем возрастание объема воды в долинах Нила и Инда, и в два раза больше, чем в долине Тигра и Евфрата. [5] Река Хуанхэ в те далекие времена в нижнем ее течении текла не в том направлении, как сейчас, поворачивая около Чжэнчжоу круто на север и впадая в залив Бохайвань в районе Пекина, т.е. сравнительно недалеко от Аньяна. [6] Читателю следует иметь в виду, что это - условные чтения, передающие современное произношение соответствующих иероглифов. Их произношение в иньское время остается пока неизвестным. - Примеч. ред. [7] Т.е. этот термин, возможно, был подобен шумерскому термину гуруш. - Примеч. ред. [8] В науке существует и другая точка зрения на эти знаки: в них видят "тамги", т.е. знаки [9] Точная дата чжоуского завоевания не установлена. Ученые датируют это событие в диапазоне от 1137 до 911 г. до х.э. Столь же условна и хронология дальнейших событий государства Западное Чжоу до 841 г. до х.э. [10] Общинно-племенной культ Хоуцзи (Владыки Просо), прародителя чжоусцев, стал превращаться с образованием Западно-Чжоуского царства в общегосударственный. [11] В этих крупных хозяйствах частноправовые функции западночжоуского вана, как собственника, выступали еще в неразрывной связи с его публично-правовыми функциями, как правителя государства, - черта, характерная для начальной стадии становления государственности и в других цивилизациях древнего Востока. [12] Так, с них, очевидно, не взимали повинность цзичжу - людьми, каури и шелком, каковой было обязано завоеванное чжоусцами население (в частности, хуай-и на востоке страны). [13] "Чуньцю" - название летописи царства Лу, единственной дошедшей до нас от этого периода, содержащей погодные записи 722-481 гг. до х.э. В научной литературе для периода "Чуньцю" даются разные даты в пределах VIII-V вв. до х.э., но не позже 403 г. до х.э.; соответственно по-разному датируется и начало следующего периода - "Чжуаньго".
|
|