4. ХАЛИФАТ МУ'АВИИ

ХАРАКТЕР НОВОГО ПРАВИТЕЛЯ

Новый, шестой по счету, халиф был немолод, под шестьдесят, и неказист на вид: коренаст, коротконог, с непропорционально большой головой, большие глаза навыкате придавали лицу грозное выражение, а любовь поесть добавила к этому большой живот и толстый зад; он умел ценить острое слово и заразительно хохотал, трясясь всем телом и заваливаясь на спину [+1].

В отличие от своих предшественников, он пришел к высшей власти с богатым административным и политическим опытом, накопленным за 20 лет управления Сирией и Палестиной. Кроме того, прожив столько лет в одной из наиболее развитых областей Средиземноморья, он обладал значительно более широким культурным горизонтом по сравнению с теми халифами, которые не покидали пределы Аравии.

Характеризовать Му'авию как человека непросто в силу предвзятости информации, исходившей либо от шиитов или аббасид-ских историков, стремившихся его очернить, либо от сирийских почитателей Му'авии, превращавших его в идеального правителя [+2]. Противопоставление его ╚праведным╩ халифам и его правления как светского царствования (мулк) правлению предшественников, основанному на религиозном принципе, не выдерживает критики. Конечно, он был сыном врага Мухаммада, но отец искупил свою вину перед исламом, потеряв зрение в сражении при Йармуке; конечно, его старший брат Ханзала погиб, сражаясь против Мухаммада при Бадре, но его сестра Умм Хабиба Рамла была одной из первых мусульманок и женой пророка. Му'авийа поздно принял ислам, но затем по крайней мере два года был секретарем Мухаммада и записывал его откровения, а впоследствии с его слов передавали хадисы, не подвергая сомнению их достоверность. Правда, секретарство Му'авии позволило потом Умаййадам и их сторонникам распространять хадисы, в которых доказывалось уважительное отношение пророка к Му'авии [+3].

Му'авийа, будучи халифом, представлял весь обширный клан внуков и правнуков Умаййи, в котором прежде не играл первостепенной роли. Прочность положения в тогдашнем обществе помимо официального статуса и богатства определялась еще и численностью того круга мужских родственников, который обозначался понятием 'ашира, включавшим в себя братьев, их сыновей и внуков. В этом отношении позиция Му'авии была не особенно сильна. У него было шесть братьев, двое из которых давно умерли (Ханзала, как сказано, был убит, а Йазид умер от чумы, не оставив сыновей), а остальные жили в Медине; двое из них, Утба и Мухаммад, были с Му'авией при Сиффине, два других в этой связи не упоминаются. Определенных данных нет, но, похоже, говорить о дружном клане сынов Абу Суфйана не приходится.

Семья самого Му'авии была сравнительно невелика. Не в пример многим высокопоставленным современникам, по многу раз женившимся и разводившимся, он женился лишь четыре или пять раз [+4], а в описываемое время имел лишь двух жен (были, конечно, еще и наложницы, но они в счет не шли, и биографы их редко упоминали); одна из них, курайшитка Фахита бт. Караза, родила двух сыновей, первый из них, Абдаррахман, по которому Му'авийа носил кунйу Абу Абдаррахман, умер в младенчестве, второй, Абдаллах, был болезненным и слабоумным. Вторая жена, Майсун, дочь вождя куда'итов Бахдала б. Унайфа ал-Калби (бану калб входили в группу куда'а), родила единственного сына, на которого он мог надеяться, Йазида. В 661 г. ему исполнилось 15 лет, так что опорой отцу он мог стать лишь через несколько лет.

Отсутствие других сыновей породило легенды, связывавшие это с хариджитским покушением. По одной из них, мечом была повреждена ╚совокупительная жила╩ ('ирк ан-никах), согласно другой - врач, опасаясь, что меч был отравлен, предложил два средства: одно из них болезненное, а второе - безболезненное, но ведущее к бесплодию, Му'авийа выбрал второе, сказав: ╚Есть у меня Йазид, и мне достаточно╩ [+5]. Действительно, все сыновья и четыре дочери родились до покушения, только не надо забывать, что к тому времени ему было под шестьдесят.

Насколько можно судить по генеалогическим сочинениям, мужское потомство братьев Му'авии было также сравнительно невелико: в общей сложности число сыновей и внуков Абу Суфйана не превышало полутора десятков человек, тогда как параллельный род ал-Хакама был вдвое больше: за спиной его главы, Марвана б. ал-Хакама, стояло 12 сыновей и 8 братьев с племянниками. Марван не сразу смирился с необходимостью Признать первенство Му'авии: как мы видели, он после гибели Усмана не искал у него поддержки, а присоединился к Талхе и аз-Зубайру и лишь после их гибели стал искать покровительства у своего троюродного брата, хотя и не упускал случая подчеркнуть многочисленность своего рода [+6].

Рис. 2. Генеалогическое древо Умаййадов (88 KB)

Му'авийа предоставил ему почетный пост наместника Медины, который, впрочем, по реальной значимости не мог сравниться с наместничеством Египта, Куфы или Басры. Правда, несколько позже Му'авийа поручил ему дополнительно управление Меккой и Таифом. Примечательно, что своим родным братьям Му'авийа не предоставил ни одного значительного поста, предпочитая родственникам чужих, но дельных людей. Лишь первые два года его правления братьям поручалось руководить паломничеством, что было почетно, но не требовало особых талантов.

Можно представить, что единственный сын, способный стать преемником, должен был пользоваться особой любовью и вниманием отца. С одной стороны, он получил обычное мусульманское образование: изучал Коран, заучивал хадисы со слов отца и близких к нему сподвижников пророка, от отца же мог он получить знание курайшитских генеалогий; с другой стороны, у своих бедуинских родственников он постигал искусство верховой езды и тонкости поэтического творчества, впитывал бедуинские обычаи и представления, а вместе со стихами и пением приобщался к винопитию, в котором недавние христиане, калбиты, не видели особого греха. Вместе с тем их общество приучало без излишнего почтения относиться к мусульманским ценностям. Мировоззрение Йазида складывалось в полном соответствии с бедуинским представлением, что душевные качества человек наследует не от отца, а от брата матери (хал).

И до Му'авии многие курайшиты женились на калбитках, калбитками были две жены Усмана (в том числе Наила), существенная разница заключалась в том, что Му'авийа жил в окружении калбитов, в стране, где они господствовали. Их родственная поддержка обеспечивала ему устойчивость и политическое долголетие. В ответ он отличал их высокими жалованьями, подарками и почетными местами на своих приемах [+7].

При всей значимости поддержки калбитов главной причиной устойчивости его положения были все-таки личные качества: талант выбирать людей, на которых можно опереться, умение обращать в свою пользу слабости людей и не обращать внимания на мелкие уколы или неучтивости, если они не затрагивали главного - его власти. Му'авийа будто бы сказал в ответ на вопрос, как он может спустить человеку, который был с ним груб: ╚Я не мешаю людям и их языкам, пока они не мешают нам и нашей власти╩ [+8]. Все средневековые авторы отмечают его снисходительность к мелким проступкам и разумную сдержанность (хилм): ╚Когда он слышал от человека неприятное, то отрезал ему язык подарками или прибегал к хитрости, посылая его на войну командующим. Большинство его поступков было уловками и хитростью╩. Сам он говорил о себе: ╚Я не применяю меча там, где мне достаточно бича, и не применяю бича там, где мне достаточно языка. Даже если бы меня связывала с людьми одна волосина, и то я не порвал бы ее: если бы они потянули ее, я бы ее отпустил, а если бы они ее отпустили, то я потянул бы ее╩ [+9].

Этот прием, хорошо известный удильщикам, в большинстве случаев срабатывал и в политике Му'авии. Он старался не создавать лишних врагов и был сдержан даже по отношению к явным врагам. Так, когда делегация мединцев, приехавших выразить верноподданнические чувства, привезла с собой в качестве материального доказательства преданности Абдаллаха, сына одного из героев Сиффина, Хашима б. Утбы, и Амр б. ал-Ас стал настаивать на его казни, говоря, что от змеи родится только змея, Му'авийа ограничился заточением его в темницу, заметив: ╚Не вижу в помиловании ничего, кроме добра╩ [+10]. На его решение мог повлиять полный достоинства ответ Абдаллаха на брань Амра, а может быть, и желание одернуть своего слишком возомнившего о себе советника. О некоторой настороженности по отношению к нему может свидетельствовать упоминавшийся в конце предыдущей главы отказ назначить сына Амра наместником Куфы.

Умение балансировать между интересами противоположных сторон хорошо демонстрирует такой эпизод: Буер б. Абу Арта в присутствии Зайда б. Умара (сына халифа Умара и внука Али) стал бранить Али, Зайд ударил его палкой по голове до крови. Му'авийа не встал на сторону своего верного Буера, а выговорил обоим: Зайду за то, что ударил ╚саййида сирийцев╩, а Буеру сказал: ╚Ты бранил Али, который его дед, и к тому же он - сын амира верующих Умара, неужели ты думал, что он стерпит это?╩ Горечь выговоров он подсластил потом подарками обоим [+11].

Этот эпизод заставляет с сомнением отнестись к широко распространенному мнению, будто Му'авийа ввел проклинание Али с минбаров соборных мечетей, особенно если учитывать его уважительное отношение к Хасану, хотя Хасан и позволял себе иногда шпильки в его адрес. Однажды на приеме (маджлис) у Му'авии, где разговор перескакивал с одной темы на другую, Му'авийа выразил удивление тем, что Аиша считает, будто он занимает пост халифа не по праву. Сидевший рядом с ним, но ниже, Хасан сказал: ╚Могу сообщить тебе и более удивительное, чем это╩. - ╚Что же?╩ - ╚А то, что ты сидишь в центре маджли-са, а я - у твоих ног╩. Му'авийа расхохотался, а потом спросил, верно ли, что на Хасане лежит большой долг. Услышав, что на него перешел долг отца в 100 000 дирхемов, Му'авийа распорядился погасить его и вдобавок дать лично Хасану еще 100 000 и столько же ему - для раздачи родственникам [+12]. Этот рассказ прекрасно свидетельствует, как Му'авийа умел ╚отрезать языки подарками╩.

Пожалуй, единственное прямое свидетельство проклинания Али в первые годы правления Му'авии содержится в его наставлении Мугире б. Шу'бе при назначении наместником Куфы: ╚Не уставай бранить и порицать Али и призывать милость и прощение [Аллаха] на Усмана, порочить сторонников Али, прогонять их и не прислушиваться к их жалобам╩ [+13]. Но наставления подобного рода - наиболее ненадежная часть сведений средневековых источников, к тому же данный текст приводится без ссылки на информатора, который слышал бы это наставление своими ушами. Наконец, принимая его за достоверное, пришлось бы признать, что никакого указания на публичное про-клинание в мечети не имеется, речь идет лишь об общем направлении политики. В других же случаях, где рассказывается о выступлениях сторонников Али против властей, мотив возмущения публичными проклятиями отсутствует.

Следует отметить еще одну черту характера нового халифа - его веротерпимость. Предшествующие халифы тоже не воздвигали гонений на иноверцев на подвластных территориях (что не исключало жестокостей во время завоеваний), но у них не было возможности, сидя в Медине, лично соприкасаться с христианским миром, в гуще которого 20 лет жил Му'авийа. Его доверенным секретарем, ведавшим всей канцелярией, был христианин Сарджун (Сергий) [+14]. В Дамаске действовали 12 церквей, и в праздники по его улицам шли крестные ходы, он, как мы видели, молился у христианских святынь Иерусалима, молился как мусульманин, но выказывал им почтение и, вероятно, имел представление о связанных с ними верованиях.

Христианство на Ближнем Востоке было представлено шестью независимыми друг от друга церквами: мелькитской, тремя монофизитскими (коптской, якобитской и армянской), монофе-литской (маронитской), компромиссной между мелькитской и монофизитскими, и несторианской, распространенной на территории бывших сасанидских владений. Каждая из этих церквей имела своего главу, патриарха или католикоса. Коптский патриарх располагался в Александрии, якобитский патриарх, официально именовавшийся антиохийским, постоянной резиденции не имел, пребывая в той же обители, в которой монашествовал до избрания. В Антиохии же была резиденция мелькитского антиохийского патриарха. Иракские якобиты по традиции, идущей со времени их обособленности в Сасанидской империи, имели собственного главу, который хотя и не носил титула патриарха, но отдельно избирался иракскими епископами и имел резиденцию в Текрите. Несторианский католикос имел престол в Ктесифоне (ал-Мадаине). Иерусалимский патриарший престол, занимавшийся мелькитами, после смерти Софрония оставался вакантным в течение 29 лет, до 6-го года правления Му'авии [+15]

Как уже говорилось, с приходом арабов мелькитская церковь утратила статус государственной. Для мусульман все христиане были равны (наряду с иудеями). Но это не сняло остроты догматических разногласий между ними и острых диспутов о вере. Представители всех церквей старались заручиться поддержкой Му'авии для ущемления своих противников, тем более что в материальных спорах между церквами суд чужого патриарха не имел бы силы, действенным могло быть только решение высшей светской власти.

Мусульмане в ту пору были еще далеки от религиозно-философских тонкостей, все споры вокруг халифской власти были чисто политическими, хотя и опирались на аргументы о чистоте веры и праве на власть того или иного претендента. Мусульманские источники не зафиксировали интереса к религиозным спорам христиан и не отмечают влияние их на формирование зарождавшегося мусульманского богословия. Тем более интересно упоминание анонимной маронитской историей присутствия Му'авии на диспуте маронитов с якобитским патриархом Феодо-ром и епископом из Киннашрина Себохтом в июне 658 г. [+16]. Видимо, он выступал арбитром, так как по окончании диспута признал якобитов побежденными и обязал патриарха выплатить штраф в 20 000 динаров. Маронитский историк говорит, что якобитов обязали и в дальнейшем ежегодно выплачивать эту сумму с раскладкой по монастырям. Однако якобитские историки о такой дополнительной тяготе не упоминают. Отсутствие у них информации о проигранном диспуте не вызывает удивления, но о финансовых тяготах они, как правило, сказать не забывали, чтобы еще раз напомнить, что это - наказание за грехи. Конечно, молчание источника не аргумент в пользу отсутствия чего-либо, но в данном случае отсутствие упоминаний дополнительного обложения монастырей достаточно красноречиво на фоне утверждений якобитских историков о справедливости правления Му'авии, бравшего только законные налоги [+17].

Вряд ли Му'авию можно признать авторитетом в решении христологических споров, которые к тому же скорее всего шли не на арабском, а на арамейском языке. Видимо, при нем были достаточно разбиравшиеся в сути спора люди, пояснявшие или переводившие ему аргументы сторон. Примечательно, что победу он присудил не якобитам, которые должны были ему быть ближе благодаря калбитским свойственникам, исповедовавшим прежде эту веру, а маронитам.

Можно думать, что обращение к халифу как к арбитру в межконфессиональных спорах не ограничивалось упомянутым случаем, поскольку западноевропейский паломник Аркульф, посетивший Иерусалим около 670 г., приводит легенду об обращении к Му'авии христиан и иудеев за решением спора о реликвии, связанной с Иисусом. Появиться такая легенда могла только в том случае, если подобные разбирательства были обычным делом. Других сведений об отношении Му'авии к иудеям нет ни в арабских, ни в еврейских источниках [+18], возможно, в силу относительной малочисленности последних. Одно можно сказать, перефразируя известную поговорку: молчание источника - знак благополучия.

Жизнь Му'авии в стране с преобладающим иноверческим населением, принадлежавшим к более высокой культуре, не только сделала его более веротерпимым, но и внушила иные представления о функциях и статусе правителя задолго до того, как он стал духовным главой общины. При всей доступности для рядовых арабов он научился держать дистанцию между собой и подданными. Хариджитские покушения 661 г. показали, что такая дистанция крайне необходима для безопасности, и она приобрела вещественное выражение в сооружении в мечети специального огороженного места для халифа, исключавшего возможность неожиданного нападения. Многие новшества, приписываемые Му'авии, за которые его осуждали ревнители старины, относятся к годам его долгого правления, и о них речь пойдет позже. Здесь лишь важно отметить, что новый халиф во многом отличался от предшественников, рожденных в пустынной Мекке и возвысившихся в полусельской Медине.

БОРЬБА С ОППОЗИЦИЕЙ В ИРАКЕ

Мирная сдача Куфы и легкое подавление первых восстаний хариджитов не означали, что иракцы смирились с новым положением вешей. Брожение среди шиитов не прекращалось, и не исчезла питательная среда для хариджитской пропаганды.

Сторонники Али собирались друг у друга и вели крамольные речи, обсуждая прошлое и осуждая настоящее. Мугира знал об этих встречах, но смотрел на них спокойно, пока они не нарушали общественный порядок и разговоры не выносились из домов на публичное обсуждение в мечети. В крайнем случае слишком увлекающимся делал отеческое наставление не переходить Границ. Вождя абдалкайс Са'са'а б. Сухана, открыто восхвалявшего Али и поносившего Усмана, он увещевал: ╚Берегись, чтобы до меня не дошло, что ты порочишь Усмана при ком-то из людей. И берегись, чтобы до меня не дошло, что ты открыто заявляешь что-то о достоинствах Али. Ты ведь не упомянешь о достоинствах Али так, чтобы я не знал, нет - я узнаю об этом. А эта власть победила, и нам поставят в вину объявление людям его (Усмана) недостатков; нам приходится заявлять многое из того, что нам приказывают, и упоминать вещи, которых мы не можем избежать, защищая себя от этих людей скрытностью. И если ты будешь поминать его (Али) достоинства, то поминай их скрытно, среди своих людей, в своем доме. А прилюдно, в мечети, - этого халиф нам не спустит╩ [+19].

Обращает на себя внимание доверительный тон увещевания - он идет не от представителя власти, а от своего, куфийца, который вынужден принимать чужие условия игры. Са'са'а обещал воздерживаться, но обещания не сдержал, тем не менее Мугира его не преследовал: как-никак Са'са'а и многие другие вожди шиитов принадлежали к верхушке общества и были для наместника своими людьми.

Опаснее для властей были хариджиты, они легче переходили от слов к делу и в деле бывали беспощадны. Поэтому в отношении их сходок Мугира проявлял меньшую снисходительность. Однажды, когда ему показалось, что собирающиеся становятся опасными, он послал стражников арестовать их. Большинству удалось разбежаться, схватили лишь двоих. Мугира не решился сам расправиться с ними и обратился к Му'авии. Тот, верный принципу не плодить лишних врагов, велел их отпустить, если они никого не убивали и признают его халифом. При ближайшем рассмотрении один из задержанных оказался невменяемым (маджнун) и был отпущен. Второй же отвечал издевательски на все вопросы, и один из присутствовавших зарубил его. Впоследствии этого добровольного палача в свою очередь убил в отместку хариджит [+20]. Этой-то цепной реакции казней и ответного террора и стремились избежать Мугира и Му'авийа.

Такая снисходительность, понятно, иссякала, когда хариджиты от слов переходили к делу. Когда упоминавшийся в предыдущей главе Шабиб б. Баджра, не получив от Му'авии подарка за участие в покушении на Али, стал промышлять в Куфе ночными грабежами, а потом сколотил шайку и перешел к разбою на большой дороге в ал-Куффе (севернее Вавилона), Мугира не задумываясь послал отряд конницы, которая быстро с ним расправилась [+21].

Однако потушить хариджитское движение, подпитывавшееся постоянным притоком недовольных, оказалось невозможно ни снисходительностью к крамольным речам, ни решительным применением вооруженной силы к повстанцам.

В 663 г. недовольные стали собираться в Куфе вокруг участников нахраванской битвы: Салима б. Раби'и, ал-Муставрида б. Уллафы, Му'аза б. Джувайна и Хаййана б. Забйана. Заговорщики встречались в доме Хаййана и там же начали готовиться к восстанию. Рассказ о нем и его подавлении, восходящий к участникам событий, заслуживает того, чтобы остановиться на нем подробнее.

В джумаде II/10 сентября - 8 октября 663 г. заговорщики выбрали своим руководителем ал-Муставрида и присягнули ему. Выступление было назначено на 1 ша'бана/8 ноября. Мугире донесли об этом, и он послал стражников арестовать собравшихся в доме Хаййана. Но пока донос шел до Мугиры через начальника полиции, ал-Муставрид успел спрятать собранное оружие. Когда полиция нагрянула в дом, там кроме хозяина, Салима б. раби'и, и Му'аза б. Джувайна было еще два десятка человек при мечах. Благодаря сметливости и расторопности жены-невольницы (умм валад) Хаййана, спрятавшей мечи под постелью, важная для обвинения улика была скрыта. Арестованные отрицали за собой какую-либо вину и утверждали, что собрались в таком числе, чтобы читать Коран. Мугира, конечно, не поверил этому объяснению и велел бросить арестованных в темницу.

Ал-Муставрид покинул Куфу и укрылся в одном из домов Хиры. Частые посещения его то пешими, то конными скоро привлекли внимание соседей. К счастью, сосед, зашедший полюбопытствовать, кто собирается в этом доме, пообещав молчать, сдержал обещание. Чтобы не испытывать дальше судьбу, ал-Муставрид возвратился в Куфу и укрылся в квартале бану абдалкайс у родственника своей жены, Сулайма б. Махдуджа.

Несмотря на все предосторожности заговорщиков, Мугире стало ясно, что готовится что-то серьезное, и он обратился к куфийцам с речью, в которой, напомнив о своей снисходительности, предупредил, что разумным людям придется отвечать за опасные действия своих неразумных сородичей, и посоветовал остеречь их. Ма'кил б. Кайс встал и попросил назвать имена смутьянов. Мугира ответил, что не знает их, а затем созвал глав племен и потребовал выявить таковых. Са'са'а б. Сухан, если и Не знавший, то догадывавшийся, кто скрывается на территории его племени, оказался в затруднительном положении: принять жесткие меры или указать место, где укрывался глава заговорщиков, он не мог, не вызвав внутреннего недовольства в племени, - право предоставления убежища было делом святым, но и рисковать, укрывая заговорщиков из числа врагов Али, ему было ни к чему. Са'са'а созвал глав родов, напомнил им преимущества, которые ислам дал арабам, отметил достойное поведение племени во время междоусобицы и заявил под конец, что ради благополучия племени необходимо выявить людей, которые могут внести раскол в ряды общины.

Сулайм б. Махдудж тихо покинул собрание и предупредил ал-Муставрида об опасности. Тот, не желая подводить родственников, решил покинуть Куфу и передал своим товарищам, чтобы они пробирались мелкими группами к месту сбора в городке Сура около Вавилона. Сюда к нему собралось около 300 человек, с которыми он направился к ал-Мадаину.

Мугира стал готовить отряд для их преследования и призвал добровольцев, на призыв откликнулось много шиитов, в том числе Са'са'а б. Сухан, но Мугира приказал ему оставаться в Куфе, поскольку он является проповедником в мечети (хатиб) Комплектование этого и других карательных отрядов показывает, что в распоряжении наместника не было значительной готовой к бою вооруженной силы и каждый раз для сколько-нибудь серьезной операции приходилось созывать ополчение. Правда, надо учитывать и то, что среди воинов-куфийцев, посланных по приказу, могли оказаться сочувствующие тем, против кого их послали, добровольцы были надежнее.

Трехтысячный отряд куфийцев возглавил Ма'кил б. Кайс. Провожая его, Мугира рекомендовал не нападать на мятежников без предупреждения, а сначала предложить им помилование в случае сдачи без боя. Ал-Муставрид в это время был уже в Баху-расире (Селевкии) и попытался переправиться по наплавному мосту в Старый город (ал-Мадйна ал-'атйка). Комендант ал-Мадаина Симак б. Убайд отбросил мятежников от моста, а потом распустил его. Ал-Муставрид отправил ему послание, в котором именовал себя амиром верующих и призывал следовать Книге и обычаю пророка, Абу Бакра и Умара, отвергая новшества Усмана и Али. Симак ответил ему решительным отказом.

Повстанцы простояли в Бахурасире два или три дня, а затем, узнав о приближении отряда Ма'кила, ал-Муставрид ушел из Бахурасира по правому берегу Тифа к Джарджарайа, там переправился на другой берег и пошел к Мазару. Здесь он оказался в сфере компетенции Абдаллаха б. Амира. Абдаллах также собрал отряд из шиитов и поручил командование им шиитскому лидеру Басры Шарику б. ал-А'вару. Басрийцев также было 3000. Тем временем Ма'кил дошел до ал-Мадаина, запасся там продовольствием и фуражом, выслал по следам хариджитов разведывательный отряд в 300 человек и пошел за ним.

Разведчики обнаружили лагерь хариджитов под Мазаром и загорелись желанием напасть на него, хотя командир, ссылаясь на приказ Ма'кила, отговаривал их от этого. Хариджиты, увидев их, атаковали первыми и обратили в бегство. Дважды останавливал их командир и вел против хариджитов, и все же хариджиты одержали верх. Наступило время полуденной молитвы, бой превратился. Оба отрада, разойдясь на расстояние видимости, встали на молитву. Находившийся на марше с главными силами, Ма'кил, узнав о неудаче своих разведчиков, послал им на помощь 700 лучших воинов. Увидев вдали пыль приближающегося подкрепления, командир разведки не пожелал делить с ним славу победы и снова атаковал хариджитов. От окончательного разгрома его спас только подход подкрепления.

Ночью хариджиты отошли к Мазару, чтобы, имея его с тыла, оградить себя от неожиданного нападения. В это время к ал-Муставриду прибыл разведчик с сообщением о том, что в фарса-хе находится отрад басрийцев. Ал-Муставрид решил, что для него безопаснее уйти на территорию, подвластную Куфе, куда басрийцы не пойдут, и иметь дело только с одним противником. Следуя этому решению, он прошел ночью через селение, взял проводника из местных жителей, и тот вывел их на дорогу, по которой они пришли в Мазар.

Ма'кил же, опасаясь ночного столкновения, послал в селение разведку, которая узнала от жителей, что хариджиты ушли неизвестно куда. Несмотря на это, он всю ночь держал свой отрад в состоянии боевой готовности. Утром стало известно, что хариджиты ушли по той же дороге к Джарджарайа. Дальше произошло именно то, на что рассчитывал ал-Муставрид: басрийцы сказали, что у них хватает забот с восставшими курдами в Фарсе, а ку-фийскую территорию пусть сами куфийцы и защищают.

Авангард Ма'кил а в 600 человек настиг хариджитов около Джарджарайа. Хариджиты атаковали его первыми, имели некоторый успех, но сражение затянулось, ал-Муставрид побоялся, что подойдут основные силы куфийцев, вышел из боя, переправился через Тигр и повел свой отряд к Бахурасиру. Симак б. Убайд встретил его у ворот города, на стенах которого наготове стояли стрелки. Ал-Муставрид отошел к Сабату. Там он получил известие, что авангард Ма'кила, в котором были лучшие воины, соединился с Симаком, и решился на смелый ход - напасть на ничего не подозревающего Ма'кила на марше, и ушел из Сабата, разрушив за собой мост, чтобы затруднить преследование.

Расчет оказался верным. Нападение на растянувшийся на марше отрад оказалось неожиданным. Ма'кил спешил воинов, Находившихся радом с ним, они образовали вокруг него кольцо Из нескольких радов копий, через которое конникам ал-Муставрида никак не удавалось прорваться. Тогда ал-Муставрид напал на растянувшуюся колонну кавалеристов, обратил их в бегство и снова атаковал группу Ма'кила.

Тем временем авангард Ма'кила вступил в Сабат, подошел к каналу, обнаружил, что мост разрушен, и стал сгонять местных жителей для его восстановления. Переправившись по восстановленному мосту, авангард стал встречать беглецов из разгромлен-ного отряда Ма'кила. Воины авангарда поспешили на помощь командиру, попутно поворачивая беглецов ударами по лицу В это время хариджиты, спешившись, пытались прорваться сквозь заслон копейщиков к Ма'килу. Зажатые с двух сторон после подхода авангарда, хариджиты сражались отчаянно даже после того, когда в поединке, пронзив друг друга копьями, погибли ал-Муставрид и Ма'кил. Разгром хариджитов завершил преемник, назначенный Ма'килом [+22].

Арестованные до восстания предводители заговора, Хаййан б. Забйан и Му'аз б. Джувайн, оставались в заточении после этого 15 лет.

Другие восстания того времени были гораздо меньше по числу участников. Так, за Сахмом б. Талибом и Йазидом б. Маликом ал-Хатимом в 662 г. в Басре последовало всего 70 человек. Они хозяйничали почти в самом центре города (╚между двух мостов╩), нападая на неугодных им люцей. Только после того, как они убили сподвижника пророка Убаду б. Курса с сыном и племянником, Абдаллах б. Амир лично возглавил борьбу с ними. Остатки разгромленного отряда скрылись в болотных зарослях, затем ал-Хатим и Сахм попросили пощады и сдались Абдаллаху. Халиф был недоволен таким мягкосердечием наместника, но не отменил дарованное им помилование [+23].

Подробный и достойный доверия рассказ о восстании ал-Муставрида (основанный на воспоминаниях участников событий) свидетельствует об узкой базе хариджитского движения в это время. Его идеи были чужды местному населению, которое упоминается лишь в качестве проводников и поставщиков информации. Лишь принявшие ислам клиенты арабов - мавали оказывались иногда участниками этих восстаний. Но арабам их вмешательство в дела веры представлялось настолько противоестественным, что им были готовы простить участие в восстании, как неразумным детям, вмешавшимся в дела взрослых. Когда в 664 г. восстали мавли под предводительством Абу Марйама (или Абу Али), мавли ал-Хариса б. Ка'ба, то баджилит, посланный для их усмирения, обратился к ним со словами: ╚Эй, инородцы ('улудж), эти арабы сражаются с нами из-за веры. Какое вам до этого дело?╩, на что услышал в ответ: ╚Эй, Джабир, мы слушаемся чудотворного Корана, который ведет к праведности, мы уверовали в него и не ставим вместе с нашим господом никого. Ведь Аллах послал своего пророка ко всем людям и не скрыл его (учения) ни от кого╩. Примечательно, что в этом восстании приняли участие и две женщины. К счастью для них, один из вождей хариджитов, Абу Билал Мирдас б. Адийа, убедил Абу Али удалить их из отряда, и они не были уничтожены вместе с остальными [+24].

Ал-Балазури упоминает еще одно выступление хариджита-мавли, Абу Лайлы, к которому присоединилось 30 конников из мавали (видимо, из охранников арабской знати) [+25].

С увеличением числа новообращенных из неарабов участие их в оппозиционных религиозных движениях становится все заметнее и наконец превращается в главную оппозиционную силу в Халифате и исламе.

Снисходительность Абдаллаха б. Амира к мятежникам стала одной из причин недовольства Му'авии, которое особенно усидилось после того, как один из членов делегации куфийцев на вопрос о том, как обстоят дела в Ираке, ответил: ╚А что касается жителей Басры, то взяли верх над ними безумцы, а амир их - слаб╩. К этому добавился еще один грех Ибн Амира - присвоение казенных денег [+26]. Му'авийа готов был сместить его, требовалось лишь найти на это место решительного и надежного человека. Такого человека он нашел в лице Зийада б. Абихи, он же Зийад б. Убайд и Зийад б. Сумаййа - в зависимости от отношения к нему говорящего. Чтобы лучше понять, что представлял собой этот незаурядный человек, следует отступить назад и повторить некоторые детали его биографии, мимоходом упоминавшиеся в предыдущем томе.

ОТ ЗИЙАДА б АБИХИ ДО ЗИЙАДА б АБУ СУФЙАНА

Происхождение Зийада не совсем ясно, во всяком случае, оно считалось недостойным. Его мать, Сумаййа, рабыня из Ирака, была отдана лекарю из Таифа, сакифиту ал-Харису б. Каладе, в качестве гонорара за излечение ее хозяина, то ли араба из Каскара, то ли персидского дихкана. В Таифе она родила Нафи' и Нуфай'а (более известного по кунье Абу Бакра), которых ал-Харис не признал своими сыновьями. Можно подозревать, что он заставлял