10. Конец 60-х гг.: новые книги, обретение уюта

Лавров C.Б.

Я мог бы гораздо больше сделать, если бы меня не держали 14 лет в лагерях и 14 лет под запретом в печати. То есть 28 лет у меня вылетели на ветер! Кто это сделал? Это сделали не власти. Нет, власти к этому отношение не имели. Это сделали, что называется, научные коллеги. Так вот, этих, которые сидят в университетах, в институтах научных, в издательствах - вот их как-то надо подвести к тому, чтобы делали дело.

Лев Гумилев

Начало 60-х гг. было для Л.Н., казалось бы, весьма благополучным - он "обрел статус": в 1961 г. защитил докторскую, в 1963 г. стал старшим научным сотрудником НИГЭИ Ленинградского университета. ВАК потянул с присвоением этого, не такого уж престижного звания аж до 1965 г., но это не меняло дела. Опять же работали "научные коллеги!" Можно было успокоиться и писать, реализовывать все, что задумано еще "там", корректируя это в библиотеках и архивах. Но уже 1966 начался грустно - в марте умерла в Москве Анна Андреевна. Л.Н. боялся обратного; он думал, что будет иначе. Сколько раз из лагерей 1949-1956 гг. он писал ей, что вряд ли продержится. Вот далеко не полная подборка таких высказываний Л.Н.: в 1951 г. он пишет: "Я решил, что умер и нахожусь в чистилище", "Я, к сожалению, жив и здоров"; в 1952 г. - "Из больницы вышел, стал инвалидом", "На все наплевать", "Думать, что я потяну свои 10 лет - наивность, и поэтому совершенно все равно, болен я или здоров"; в 1954 г. - "Если я умру здесь, останется посмертная работа, которая покажет, что я был и остался ученым", и т.д. и т.п.

Получилось, однако, иначе. Л.Н. думал, что в чем-то и он виноват... Внешне 1966-ой был самым продуктивным: 14 печатных работ, и в том числе одна из любимых и "легких", на одном дыхании написанных книг - "Открытие Хазарии". В 1965 г. опубликовано 8 статей за год и в 1967 - столько же. Но, конечно, все это лишь видимость; дело в том, сколько создано за год, а здесь многое шло из "запасов", из письменного стола.

1966-ой был и первым "выездным" годом. Л.Н. отправился в Прагу на этнографический конгресс. На вокзале его встретил П. Савицкий. "Мы несколько раз встречались, - писал потом Гумилев, - долго гуляли, он рассказывал мне о пережитом" [+1].

1967-ой был радостнее; наконец-то произошли существенные изменения в комнате на Московском, 195. Л.Н. познакомился со своей будущей женой еще в 1966 году. Москвичка Наталия Викторовна была художником-декоратором. 15 июня 1967 года она переехала в Ленинград. Месяца два до этого от Л.Н. не было никаких известий, и Наталия Викторовна забеспокоилась. Ответ был на открытке и типично гумилевский: "Кончаю корректуру "Древних тюрок". Жду в назначенный срок. Уже вымыл пол" [+2].

Комната на Московском проспекте была его первым собственным пристанищем, где он прожил до женитьбы 10 лет. "В квартире, - писал Л.Н., - жил даже свой "родной" милиционер, который, очевидно, по долгу службы спрашивал: "Это что ты там пишешь, Лев Николаевич? Хунны твои - это за Китай или против Китая?" - "Да, против Китая, Николай Иванович". - "Ну, тогда больше пиши, а бумажки-то рви, в уборной не оставляй!" Милиционер имел в виду рукописи" [+3].

В комнате Л. Гумилева появилась хозяйка, забросившая полностью свои дела ради Льва Николаевича. Стало чисто, ухоженно; дом сделался гостеприимным, хлебосольным. Хорошо знавший Л.Н. известный писатель Дмитрий Балашов отмечал, что Наталия Викторовна подарила Льву Николаевичу "лишние" десять-пятнадцать лет жизни, в которые он как раз и сумел подготовить, напечатать и тем спасти от уничтожения свои основные труды [+4]. Да, с трудами пошло веселее: в 1967 г. вышли, наконец, "Древние тюрки", и Л.Н. мог полностью сосредоточиться на работе над концом "Степной трилогии". Она была подготовлена именно в эти годы. Начал он и серию статей об этногенезе. Летом они жили в ее квартире в Москве, а в "рабочий сезон" (осень-весна) на Московском. Установился некий режим, видимо, неплохой для здоровья Л.Н.

А годы были нелегкими; три из них заняла "битва за наследие" Анны Ахматовой. Это - особая тема.

10.1. Разграбление двух архивов

Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, ленивую, не верю даже, когда она страдает и жалуется, ибо ее притеснители выходят из ее ж недр.

А. П. Чехов

Не теряйте отчаяния

Н. Пучин

Судьба Н. Н. Лунина была страшной. В 1949 г. его арестовали "всерьез". С. Михайловский пишет, что последним, кто его видел, оказалась А.А. [+5]. Прощанием с ушедшим звучат ее стихи:

И сердце то уж не отзовется на голос мой Ликуя и скорбя. Все кончено. И песнь моя несется В пустую ночь, где нет тебя.

Забыла ли все А.А., простила ли? Странно, но во всей статье Михайловского нет и упоминания о том, что он был... мужем А.А. О ней биограф Лунина вспоминает, лишь говоря о событиях 1941 г., связанных с эвакуацией в Ташкент. Туда же, позднее, приехали Пуниньг с тяжело больным Н.Н. Ахматова встречала их на вокзале. Они не виделись полгода, но свидание оказалось недолгим.

Уйдя из жизни, Н. Пунин не оставил в покое Л.Н. Пунинские родственники напомнили ему о себе сразу после смерти А.А. Надо пояснить, кто они: Ирина Николаевна - дочь Н. Н. Лунина, и Анна Каминская - внучка. Об этой, по мрачной шутке М. Ардова, "пунической войне", можно судить, вспоминая очень эмоциональные рассказы самого Л.Н. или по очень обстоятельной статье профессора Ю. К. Толстого в юридическом журнале [+6].

Л.Н. вспоминал, что они с матерью задолго до ссоры договорились, что весь ее архив перейдет в Пушкинский дом. Это исходное положение для нас при оценке всего, что произошло дальше. Вместе с тем оно должно было быть основным для всех остальных (включая и юридические инстанции), но этого не произошло. С обидой Л.Н. говорил о мощных организациях - Союзе писателей СССР и Академия наук СССР, которые должны были бы его поддержать, но уклонились.

А атаковали его как раз те люди, которые должны бы помочь и поддержать: Ардов-младший и еще более резко, если верить устным воспоминаниям самого Л.Н., Ардов-старший. Логика была малопонятной. М. Ардов (т. е. Ардов-младший) вспоминал об этом так: "Почти все друзья Анны Андреевны выступили на его стороне", но... "сам факт этого суда повлиял на меня очень сильно и в конце концов отбил охоту тесно общаться с Гумилевым" [+7].

Здесь нелогично все, особенно если прочитать следующую фразу воспоминаний: "В этом деле он (Л.Н.) действовал как-то странно, в течение продолжительного времени никаких шагов не предпринимал, в результате почти все бумаги Ахматовой были Луниными распроданы и оптом, и в розницу - и в государственные архивы, и частным лицам". Значит, Л.Н. был виноват лишь в том, что поздно спохватился? Но ведь легко понять, что при его сложных, очень сложных (мягко выражаясь) отношениях с матерью все последние годы ее жизни не так просто было ему решиться на подобный шаг. Хорошо зная Л.Н., я мог бы удивляться отнюдь не тому, что он сделал это с опозданием, а тому, что нашел в себе силы это сделать вообще. Но это было необходимо.

"Ардовская логика" почему-то оказалась заразительной. Ее разделила и большая приятельница А.А. - Ольга Бергольц, помогавшая ей в самые трудные годы, и Павел Лукницкий, знавший Л.Н. еще в 20-е гг., когда тот был мальчишкой. Лев Николаевич потом обижался, что П. Лукницкий говорил с ним о суде "тоном следователя". А ведь это был один из самых близких ему людей в 20-х годах. Позицию Ардовых разделяла и знакомая Л.Н. по Эрмитажу - И. Немилова.

Если коснуться формальной стороны дела, то дело обстояло так: когда Л.Н. был арестован второй раз, а имя самой А.А. фактически находилось под запретом, а средства к существованию добывались с огромным трудом и нерегулярно, А.А., боясь, что после ее смерти рукописи попадут в чужие руки, составила завещание в пользу Пуниной и ее дочери Каминской. После 1953 г. возникла другая ситуация: Л.Н. был реабилитирован (1956 г.), возвратился в Ленинград. Ахматова аннулирует сделанное ранее завещание, считая, что сын - ее единственный наследник. Отношения ее со Львом в последние годы жизни в этом ничего не меняют, поскольку и отношения с Пуниной и Каминской были отнюдь не безоблачны. "Ухаживать за А.А. было некому. Пунина и Каминская, - пишет очень осторожный Ю. К. Толстой, - тяготятся уходом за ней... Ахматова мотается по друзьям и знакомым" [+8]. Да и у самой А.А. искренне прорывалось: "Ирочка и Аничка никогда не помнят ничего, что меня касается. Они хотят жить так, будто меня не существует на свете. И это им удается вир-ту-о-зно!" [+9]. Это было сказано в 1965 году.

Еще резче оценивала ситуацию Лидия Чуковская, боготворившая А.А.: "Хотя в Ленинграде Союз писателей в писательском доме предоставил квартиру Ахматовой (не Луниным), они, живя с нею, не считают себя обязанными создавать в этой квартире быт по ее образу и подобию, быт, соответствующий ее работе, ее болезни, ее праву, ее привычкам. Сколько бы они не усердствовали, выдавая себя всюду за "семью Ахматовой" - это ложь. Никакая они не семья" [+10]. Яснее не скажешь.

Хорошо знавшая обстановку в семье Н. Н. Пунина при его жизни (30-е гг.) Э. Герштейн отмечала, что у его бывшей жены и дочери-подростка пренебрежение к литературному имени Анны Ахматовой было вполне искренним, Герштейн рассказывает об одном характерном эпизоде: "Когда в Ленинград приехала из Америки "Синяя звезда" Н. Гумилева [*1], она позвонила Ахматовой, но не застала ее дома. Она просила передать Анне Андреевне, что просит встречи с ней. Никто из Луниных не сказал об этом Ахматовой ни слова. Так она и не встретилась с женщиной, внушившей Гумилеву его великую любовь. Анна Андреевна рассказывала об этом несостоявшемся свидании почти со слезами на глазах [+11].

Трагедия состояла в том, что после смерти А.А. весь архив оказался в руках Пуниной и Каминской, проживавших в одной квартире с Ахматовой. Более того, как пишет Ю. К. Толстой, в последние годы жизни Ахматова, будучи человеком щедрым по натуре и получая крупные литературные гонорары, фактически содержала Каминскую, а частично и Пунину [+12]. Последние никак не хотели терять источник дохода: только теперь им была не сама А.А., а ее архив, в который они вцепились мертвой хваткой. Люди, хорошо их знавшие, рассказывали, что транспортировка всех бумаг А.А. в Москву (куда неизвестно) была ими проведена в первую ночь после ее смерти.

Л.Н. действовал строго по завещанию; ясное дело, надо отдать все в Пушкинский дом, как велела матушка. Уже в июне 1966 г. (т. е. через 3,5 месяца после смерти А.А.) он оформил договор с Пушкинским домом, по которому продаст все рукописи, переписку и иконографический материал, принадлежавшие А.А. ко дню ее смерти, за... 100 рублей, т. е., как показал потом член Комиссии по литературному наследству А.А. [*2] - академик В. М. Жирмунский, фактически безвозмездно! Сумма в 100 рублей была проставлена, как пояснял Ю. К. Толстой, для того, чтобы придать договору видимость сделки.

Комиссия признала необходимым в кратчайший срок осуществить выявление материалов архива А. Ахматовой и подготовить передачу всех этих материалов в Пушкинский дом. Это решение было принято Комиссией единогласно, за него (парадокс!) голосовала и И. Пунина. В какой-то момент могло показаться, что все в порядке, тем более, что Л. Гумилев в сентябре 1966 г. получил в нотариальной конторе, как и положено, свидетельство о праве на наследство.

Прошло всего несколько дней и выяснилось, что И. Лунина уже продала часть архива А. Ахматовой, но отнюдь не в Пушкинский дом, а в Публичную библиотеку им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. Мотив был смехотворен: устное согласие Л.Н. на такую передачу. На это "устное согласие" ссылались в дальнейшем и И. Н. Пунина, и А. Каминская, а также Мыльников - зав. отделом рукописей Публички. Никак не хотели наследники

Пунина расставаться с доходом [*3]. Возмущенный Л.Н. пишет письмо А. А. Суркову, в котором называет И. Пунину "соседка моей матери", кипятится, предвидит, что начнется "спекуляция автографами", пишет, что личные отношения с И. Н. Пуниной прервал", но все это было безрезультатно [+13].

О том, как все это смотрелось со стороны, свидетельствует запись впечатлений о грабеже, сделанная В. Н. Абросовым. "Время действия - 20 декабря 1966. Место действия - Московский проспект. В 13 ч. 30 минут в моем присутствии на квартиру к Л. Н. Гумилеву пришла И. Н. Пунина. За полчаса перед этим для встречи с ней сюда же явился ее зять Леня. Содержание двухчасовой беседы вкратце излагаю здесь. Л. Н. Гумилев спросил: чем я обязан визиту? Ирина Николаевна ответила: я намерена узнать, что ты хочешь предпринять в отношении архива Анны Андреевны Ахматовой? Лев Николаевич ответил: решительно ничего! Я право собственности за мизерную сумму передал Пушкинскому дому. Законным владельцем архива теперь является Пушкинский дом. От меня теперь ничего не зависит. И ничего предпринимать я не буду. Я считаю, что архив мамы должен храниться в одном месте и не может быть предметом торга - кто больше даст? Поскольку я не являюсь владельцем больше, то теперь дело Пушкинского дома, - согласно переданному мною праву, - собрать архив в одно место. Ирина Николаевна отвечала: Лева, от тебя многое зависит! Лев Николаевич возражал, указывая, что передача прав означает, что весь архив должен находиться там, куда он его передал. Ирина Николаевна возражала, указывая, что есть закон, запрещающий передачу материалов из одного архива в другой. Лев Николаевич отметил, что И.Н. не имела права распоряжаться судьбой архива, ей не принадлежащего. Ирина Николаевна заявила, что она заботилась единственно о том, чтобы архив Анны Андреевны попал в надежное место. Пушкинский дом она таковым не считает. Лев Николаевич задал вопрос: как ты объяснишь то, что за архив А.А. взяли деньги? Ирина Николаевна ответила, что она взяла деньги не за архив, а за работу по приведению его в порядок. Л.Н. заметил: "но тебе платили по фонду для приобретений, а не из фонда зарплаты". Ирина Николаевна несколько смутилась. Затем разговор перешел к воспоминаниям о совместной жизни на Фонтанке и на ул. Кр. Конницы. И.Н. обратила внимание, что Анна Андреевна очень любила Аничку Каминскую и неоднократно говорила, что думает на нее оставить часть своего достояния. Лев Николаевич ответил: "Но не оставила". Ирина Николаевна заметила, что Л.Н. вырос в семье ее отца, должен не забывать это и должен помочь и помогать Аничке. Лев Николаевич отвечал, что он ни Н. Н. Пунину, ни И. Н. Пуниной, ни Аничке Каминской ни в чем себя обязанным не считает. Единственно к кому он сохранил глубокое уважение и благодарность, это к первой жене профессора Н. Пунина - Анне Евгеньевне Арене.

По моему мнению, все действия Ирины Николаевны направлены на то, чтобы получить деньги. Продажа части архива и передача И. Н. Пуниной его по частям в Публичную библиотеку и в ЦГАЛИ свидетельствуют не о заботе о собрании архива, а о его использовании в личных интересах. С 1945 г. я часто бывал у Л. Н. Гумилева и А. А. Ахматовой, и мне известно, что они жили своей семьей отдельно от семьи профессора Н. Н. Пунина. Претензия И. Н. Пуниной на право распоряжаться литературным архивом Анны Андреевны не имеет никаких оснований. Не являясь наследницей А. А. Ахматовой, Ирина Николаевна не имела права ни на продажу архива, ни на определение его по своему усмотрению в какой-либо архив. Отношения между семьей Н. Н. Пунина и А. А. Ахматовой были холодными и основывались на денежном расчете. Составлено 20 декабря в 23 часа по памяти. В. Абросов. Абросов Василий Никифорович, г. Великие Луки, ул. Сиповского, д. 54, кв. 1".

Дело тянулось вплоть до 1969 года. На суде Л.Н. заверял: "Я не давал согласия ни устно, ни письменно на передачу архива Ахматовой в Публичную библиотеку". Это подтверждали такие свидетели, как академик В. М. Жирмунский, хорошо знавшие А.А., - Н. И. Харджиев, Эмма Герштейн, и, наконец, М. Ардов, который все-таки выступил "за правду".

В начале 1967 г. состоялось соглашение между ЦГАЛИ (куда предприимчивые "наследницы" сплавили другую часть архива А.А.) и Пуниной о продаже архива за 4500 рублей - заметную тогда сумму. Соглашение между ЦГАЛИ и И. Пуниной еще можно как-то понять, ведь упомянутый архив находится в Москве, там могли чего-то не знать. Но тогда же, в январе 1967 г., Народный суд в Ленинграде отказал Пушкинскому дому в приеме искового заявления. Логика была весьма сомнительной: раз И. Пунина передала часть архива в государственное учреждение, значит... дело суду неподсудно. Не дожидаясь судебного решения, Публичка перевела сутяжницам еще 2071 рубль сверх ранее выплаченных 1247 рублей. Тем временем судебная волокита продолжалась: Ленгорсуд снова направил дело туда, где оно уже разбиралось; но через некоторое время оно опять вернулось в Ленинград.

В 1968 году председатель Комиссии Алексей Сурков (и здесь понятна обида Л.Н. на СП СССР!) вяло комментировал происходящее: да, Комиссия решила все передать в Пушкинский дом, но "случилось так, что И. Н. Пунина... начала распоряжаться материалами поэтессы по своему усмотрению" [+14].

В 1969 году Л.Н., понимая, что основная несправедливость уже свершилась, просил признать за ним право на собственность хотя бы на мемориальные вещи А.А., находящиеся у Пуниной, и обязать ее вернуть эти вещи. Подчеркиваю, речь шла не о каких-то материальных ценностях, а об альбоме "Князь Долгорукий" со стихами А.А [*4], но без успеха.

Все свидетели подчеркивали: нельзя расчленять архив А.А., но это уже было сделано. Все они указывали: если А.А. дарила кому-то что-либо из своего литературного наследства, то только с дарственной надписью. Между тем ни на одной из тетрадей, переданных Пуниной в ЦГАЛИ, дарственных надписей не было. Но и это проигнорировали. Наконец в том же 1969 г. вдруг последовало положительное для Л.Н. решение Ленгорсуда, но снова пошли кассационные жалобы Пуниной, Каминской, Публички и ЦГАЛИ.

Мы уже называли имена свидетелей, выступавших за Л.Н. Это - авторитетные люди; каждый из них знал А.А., знал и ее волю. А кто же выступал на стороне Пуниной и К? Может быть, еще более авторитетные свидетели или инстанции? Ю. К. Толстой, основательно проштудировавший все перипетии дела от начала и до конца, называет лишь две фамилии, абсолютно никому не известные - Шейн и Люш [+15]. Кассационные жалобы этих неизвестных людей сработали; здравый смысл, правда и порядочность - все это не играло никакой роли. Верховный суд РСФСР согласился с ответчиками и отказался от взыскания с Пуниной полученных ею сумм - более 7800 рублей. Дело, конечно, не в деньгах. Почему Верховный суд принял такое решение? На этот вопрос нет ответа ни в законе страны, ни в комментариях опытного юриста. Судья Ленгорсуда по завершении дела сказала Л.Н.: "Все это - обычное невезение Н. Гумилева, А. Ахматовой и Ваше". Осталось добавить: "И проклятие Н.Н.". Да, дело не в деньгах и даже не в попранной справедливости, а в последствиях.

Конец 90-х; с позорного процесса прошло 30 лет, но проклятие Н. Пунина приходит издалека, опять же, видимо, через него самого. "Новая газета" сообщила: "В городе Турине увидели свет 23 записные книжки Анны Ахматовой. Все ее сохранившиеся черновые записи 1958-го по 1966 год. Это совместная работа Российского государственного архива литературы и искусства и итальянского издательства. Из всего тиража на родину поэта прибыла одна тысяча экземпляров книги" [+16]. Почему в Турине, а не в Петербурге или Москве, и почему нам на всю страну "выдают" всего тысячу?

Незадолго перед этим вышел третий том воспоминаний Л. Чуковской. Там есть любопытная фотография "Анна Ахматова и Аня Каминская в Оксфорде, 1965 г." [+17]. Царственная, божественная А.А. больна, это очевидно, и все-таки она действительно "великая княгиня поэзии", как написал потом Ганс Вернер Рихтер. Тут же видим "придворную даму" - Анну Каминскую. С фотографии на нас смотрит ее хитроватое личико; она держит Анну Ахматову под руку, крепко держит [+18].

Ясного ответа насчет туринского издания в мемуарах Л. Чуковской искать бесполезно. В 1964 г., когда А.А. ездила в Рим и Таормину, все записки Л. Чуковской уже переполнены другим героем - идет "дело Бродского". Не будем поэтому гадать и приписывать внучке Н. Пунина какие-либо "операции" в Англии или, тем более, Италии (была ли она там вообще?); при живой А.А. "загнать" ее записные книжки на Запад было явно невозможно. А после смерти?

Судья из Ленгорсуда была права, когда сказала о невезении Гумилевых. Не повезло и архиву Н. С. Гумилева; это открылось совсем недавно. Редактор журнала "Знамя", жалуясь на нищенский уровень подписки на 1998 год (десяток тысяч!), рассказал о публикациях и портфеле редакции, задавая вопрос: "неужели все это никому не нужно?" А среди "всего этого" - книга 92-летней Эммы Герштейн "Надежда Яковлевна", где с шокирующей прямотой и бесстрашием рассказывается о сложном клубке, в который сплелись личные и творческие отношения Осипа и Надежды Мандельштам, Анны Ахматовой, Марии Петровых, других культовых фигур предвоенного десятилетия"[+19]. Оказывается, десяток лет назад известная нам Эмма Герштейн опубликовала часть этой книги за рубежом, в Париже [+20]. В ней и содержится страшная правда об архиве Н. Гумилева.

В 1936 г. А.А. встретила в Воронеже у Мандельштамов Сергея Рудакова, работавшего над автокомментарием Мандельштама к его уже вышедшим книгам. Встретила и открыла в нем страстного почитателя Гумилева, к тому же текстолога, стиховеда и поэта. Она предоставила ему для работы часть своего гумилевского архива. В Ленинграде до самой войны А.А. нередко виделась с Рудаковым. 28 мая 1940 г. она подарила ему "Из шести книп> с надписью: "Сергею Борисовичу Рудакову на память. А. Ахматова". Герштейн пишет, что ей не известно, когда именно Ахматова передала ему архив Гумилева [+21]. Упрекать А.А. в этом было бы нечестно, особенно, если это сделано в "смутные годы" после 1938 г. - ареста Л.Н.

В мая 1944 г. С. Рудаков погиб на фронте. Осталась Лина Самойловна Финкельштейн, его вдова. Она вернулась в Ленинград в 1944 г., тогда же, когда и А.А. Тут начинается гнусная история лжи, умолчаний и предательства. Рассмотрим эпизоды этой истории по порядку.

Эпизод N 1: Вскоре после возвращения Лина Самойловна встретила А.А. на концерте в Филармонии, подошла к ней в антракте и прошептала: "Все цело" [+22]. Эпизод, видимо, достоверен, т. к. о нем Герштейн рассказала сама А.А.

Эпизод N 2: В конце 1945 г. они встретились вновь (это установлено точно по подаренному вдове журналу "Ленинград" N 1-2 за 1946 г.). Э. Герштейн пишет, что говорилось об архиве Гумилева - ей неизвестно, но с обоюдного согласия он остался у вдовы Рудакова [+23] Странный эпизод, ибо в конце 1945 г. А.А. находилась в зените славы, ее печатали, она была спокойнее обычного; Лев вернулся после армии; она могла бы не бояться хранить письма и стихи Н. Гумилева дома. Через год положение изменилось; Лина Самойловна, "психотехник" по специальности, сторонилась уже опальной А.А. и боялась посещений Льва.

Эпизод N 3: Как-то Лев, провожая Э. Герштейн на вокзал, заходил вместе с ней за чемоданом на Колокольную, в квартиру, где жила Лина Самойловна. Та в сильном испуге спросила: "Почему он пришел сюда?" Проницательная Эмма писала: "Я предположила, что рукописи Гумилева уже продавались ею (не отсюда ли новая шуба?), а так как совесть ее была нечиста, ей померещилось, что Лева уже знает об этом" [+24].

Эпизод N 4: Герштейн вспоминает, что встретившись с ней весной 1949 года, Лина Самойловна оглушила ее неожиданным известием. Оказывается, произошла досадная ошибка: архива Гумилева у нее нет и не было [+25]. Объяснение было детским: сундук с рукописями стоял в коридоре общей квартиры, она не знала, что там бумаги, а ребятишки...и т.д. Эмма передала этот вздор А.А., которая не могла удержаться от подозрения, что Лина Самойловна торгует письмами и рукописями Гумилева. "Поймите - это золото", - вразумляла А.А. Э. Герштейн [+26].

Эпизод N 5: "Во всем виновато КГБ!". В 1954 г. Эмма посещает Лину Самойловну в Москве, и та сообщает нечто совсем новое: ее забрали в марте 1945 года по "еврейскому делу"; просидела она недолго, но зато у нее изъяли все рукописи Мандельштама. И что совсем гадко (если бы арест и конфискация были правдой), она не удосужилась сообщить об этом вдове Мандельштама; не торговала ли и теми рукописями?

Эпизод N 6: 1973 г. "КГБ не виновато". Эмму зовут к тяжело больной Лине Самойловне, которая передает ей бювар с девятью письмами Н. Гумилева, а она отдает их Льву Николаевичу - "законному владельцу" [+27]. Сама больная признается, что обманула ее в 1954 году, на самом деле, она сожгла рукописи Мандельштама, а так "ей все вернули". Об архиве Гумилева Лина Самойловна снова сказала, что больше у нее ничего нет и не было. Неприятно все это читать и цитировать. Трудно сказать, кто из "героев" гнуснее - ответчики в "пунической войне", или вдова Рудакова. Пожалуй, все же вторая; те работали втихую, а эта грабила, распродавала и лгала, лгала...

"Притеснители выходят из ее же недр" - из интеллигенции. Прав был Антон Павлович!.. Впрочем, какая уж это интеллигенция...

10.2. "Экологическая ниша" или "отторжение"?

Литература о Л.Н. пока совсем невелика, но все-таки она уже есть. Есть хорошая, есть и плохая, есть честная, и есть не очень, но об этом уже сказано в предисловии.

Я с удивлением прочитал во вводной статье Айдара Куркчи [*5], что "среда экономико-географов отторгла его" (т.е. Л. Гумилева. - С.Л.) [+28]. Сам Гумилев оценивал это совсем по-другому: "В годы застоя кафедра экономической и социальной географии была для меня "экологической нишей", меня не гнали с работы, была возможность писать" [+29]. Да, я думаю, что он находился у нас почти в идеальной ситуации, когда мог ходить на работу в основном лишь на заседания Ученого совета по диссертациям, причем делал это с огромным удовольствием и вкусом, ибо встречался здесь с друзьями (очень искренними друзьями, уважавшими и любившими его). Он мог с ними в коридоре покурить и неторопливо побеседовать, а после защиты (эти инструкции ВАКа мы всегда нарушали, думается, как и все другие Советы страны) выпить по рюмке-другой.

Какое же это "отторжение", если заведующий нашей кафедрой (до меня) профессор Б. Н. Семевский - географ по образованию и степени - защищал Л.Н. в печати в журнале "История СССР" от нападок... историков!" [+30]). Мне кажется, что вот эта "ватная обкладка", защищавшая Л.Н. от "остального мира", помогла ему в последние 25-30 лет жизни и была хоть какой-то "компенсацией" за беззащитность долгих прошлых лет.

Было в ЛГУ все тихо и благостно? Увы, тоже нет; только не на кафедре, а в Институте. Ведь структура в нашем университете была и остается такой: при каждом естественном факультете есть НИИ, и сотрудник его находится как бы в двойном подчинении: "материнской" кафедре и директору Института.

С кафедрой, как мы видели, все было в порядке. В Институте временами шла "мышиная возня", слегка задевавшая и Л.Н. Один такой "всплеск" был в 1968 г. весной. Обратимся все к тому же "Личному делу" Л.Н. в ЛГУ.

Вот выдержка из протокола заседания научного семинара НИГЭИ от 26 апреля 1968 г.: "Слушали: отчет с. н. с. НИГЭИ, д. и. н. Гумилева Льва Николаевича за 1963-1968 гг. в связи с переизбранием на занимаемую должность". Им опубликованы монография и более 20 статей. Вроде бы, все хорошо? Ничего подобного. В ходе выполнения плана уже в 1966 году выяснилось, что тема стоит особняком от направления и тематики института. Л. Н. Гумилеву была предложена новая тема - "Историко-географические исследования Архангельской области с применением этнической методики". Коллектив и руководство института ждали от Л. Н. Гумилева, что им будет составлен ряд исторических карт для Архангельского атласа, однако этого не случилось. В связи с этим "большинство присутствующих на научном семинаре" приняли решение "не рекомендовать Гумилева Л.Н. для переизбрания на очередной срок на должность старшего научного сотрудника НИГЭИ".

Документ этот "рожали" 20 дней с момента самого семинара. Слава Богу, решение этого "научного" форума ничего не означало, оно лишь портило нервы отчитывающемуся. За кулисами стоял искусный кукловод - тогдашний директор Института. У него было много комплексов: не доктор, книг не создал, статей мало и все в соавторстве. Как тут не поинтриговать против такого "благополучного" Л.Н.? И так было не раз. Просит Л.Н. "отгул" за то, что читал лекции - нет Вам отгула, а лекции Вы читали в рабочее время (заключение комиссии народного контроля, а там свои люди директора). Необходима Л.Н. помощь с переводами на немецкий (из ФРГ просят прислать статьи), следует резолюция того же директора: "Русский язык - тоже европейский, переведете и сами".

И все-таки в ту "тоталитарную" пору в науке не было тоталитаризма, не решал какой-либо один завистник судьбу профессоров. В итоге, уже через два месяца после позорного "научного семинара", на заседании Ученого Совета факультета из 19 участвующих 19 голосовали "за". Л.Н. в очередной раз был утвержден старшим научным сотрудником института. Мышиная возня щекотала нервы, а дело продолжало идти своим чередом. Завершалась работа над венцом "Степной трилогии", и это было главным.

10. 3. Венец "Степной трилогии"

История России в изложении ее русскими историками оказалась освещенной только с одной стороны, - со стороны влияния на Россию Европы, а культурному влиянию (среда этническая) со стороны Востока было уделено скромное место.

С. М. Широкогоров

Вскоре он начал работу над одной из своих любимых книг "В поисках вымышленного царства". При написании этой книги свою работу над источниками он назвал методом "исторической криминалистики". Этот метод был присущ ему во всех работах.

Н. В. Гумилева

Наталья Викторовна права, да и сам автор не скупился на "криминалистическую составляющую" этой книги; одна из ее глав так и называется "Джамуха-Сэчен под следствием". "Тут нужны особые подходы к предмету, - пишет Л.Н., - и методика Шерлока Холмса, патера Брауна и даже Агаты Кристи. Тут мы будем ставить вопросы: как произошло то или иное преступление, кем оно совершено и кому оно было выгодно? Иными словами, из лживых источников мы постараемся отжать крупицу правды" [+31]. Помогал опыт "криминалистического расследования" по истории тюрков и богатая детективами домашняя библиотека. Книги Агаты Кристи, Ж. Сименона (даже вырезки из журналов с его рассказами), Д. Ж. Чейза и других стояли в шкафу в спальне и даже доминировали там, научная литература - в кабинете и коридоре.

"В поисках ..." отличаются от всего предыдущего; это венец "Трилогии" не только по замыслу и хронологически, но и по уровню изложения. Это - высший класс такого жанра! Какого именно, сложно обозначить. Автор предисловия к "Поискам..." С. И. Руденко - видный советский археолог и историк, дает свое определение: "научный трактат" [+32]. Но что такое трактат? По современным определениям, это "научное сочинение, в котором рассматривается отдельный вопрос или проблема" [+33]. Ну и что? Тогда и все предыдущие книги Л.Н. - тоже трактаты. Это в общих чертах верно, но чем же все-таки отличаются "Поиски" от всего написанного ранее?

По-моему, в том отличие от других работ, что это - исторический детектив высшего класса, где нет каких-то искусственных "придумок" для оживления и беллетризации. Есть поиск, высоко научный поиск, есть исповедь автора о методах своей работы, о том, чем она отличается от многих других. Почему детектив? Дело в том, что существовала легенда о большом христианском царстве в Азии, которое было еще до Монгольской империи. Более того, назывался и "лидер" - пресвитер Иоанн, царь и священник народа, живущего "по ту сторону" Персии и Армении (по ту сторону, разумеется, смотря с запада). Иоанн и его люди будто бы исповедовали христианство, хотя несторианского толка [*6].

Иоанн якобы писал византийскому императору Мануилу Комнину письмо на арабском языке, которое было переведено на латинский для императора Фридриха Барбароссы. Начало письма (оригинал не сохранился) таково: "Пресвитер Иоанн, всемогуществом Божиим и властью Господина нашего Иисуса Христа царь царей, повелитель повелителей, желает другу своему Мануилу, князю Константинопольскому, здравствовать и благоденствовать по милости Божией..."

Гумилевский "розыск" начинается с того, что Иоанн называл своих вассалов царями, а суверенного государя могущественной Византийской империи Мануила Комнина - князем. Почему? Ответ напрашивался сам собой: адресатом был не только византийский император, но и тогдашний католический Запад, а там принижение православного царя было бы лишь приятной деталью [+34].

Далее мифический Иоанн совсем уж неправдоподобно восхвалял свою мифическую державу - "Три Индии" со столицей в Сузах [*7]. Звери, которые там жили: верблюды, пантеры, белые и красные львы, белые медведи (неужели "Три Индии" простирались до Ледовитого океана?). Но всего этого мало; оказывается, что были там еще рогатые люди, и одноглазые, и кентавры, циклопы и птица-феникс... Этому бреду вряд ли кто мог поверить, и действительно, в Константинополе на него не обратили внимания, но вот Запад "клюнул". Кажется невероятным, что в эту чепуху поверили и верили еще 500 лет, но такова сила слова, заключенного в "аутентичный источник".

В своем исследовании Л.Н. ставит две задачи: во-первых, прояснить как в пустынных степях Монголии внезапно возникла могучая империя Чингис-хана (давно он говорил об интересе к этой фигуре, но сам признавался, что "не готов"); во-вторых, сопоставить очевидное - существование империи Чингис-хана, и невероятное - пресвитер Иоанн и непонятные "Три Индии". Как удалось решить эти задачи, Л.Н. предлагал судить самому читателю.

Название одной из центральных глав исследования поначалу вообще непонятно: "Преодоление филологии". Почему, собственно, ее надо преодолевать? Вспомним, однако, ту "выволочку", которую учинили Л.Н-чу в Институте востоковедения при обсуждении "Хунну". Там узкие "спецы" обличали его именно в незнании китайского и японского языков. Здесь Л.Н. был несравнимо лучше вооружен; он знал тюркский и персидский. Значит, прошлая "выволочка" в ИВ АН не прошла даром.

Дело было не в деталях, даже не в абсурдности "запрета на исследования" без знания того или иного языка, а куда глубже - в принципе. Принцип этот Л.Н. хотел четко обозначить.

В чем же разница между филологом и историком? Филолог хочет ответить на вопрос: что говорит изучаемый автор, а историк - что из сообщаемого этим автором правда. Историк, слепо следующий за источником, всего-навсего воспроизводит точку зрения данного автора, а не истинное положение вещей. "Что толку изучать чужую ложь, хотя бы и древнюю?" - замечал Л.Н. [+35] Он неоднократно возвращается к этой мысли во многих работах, выискивая единомышленников, и совсем не обязательно среди ученых. Так он цитирует Анатоля Франса, писавшего иронически: "Мы просто-напросто издаем тексты. Мы придерживаемся буквы... Мысль не существует" [+36]. Он спорит с академиком В. Бартольдом, считавшим, что грамматически верно прочтенный текст страхует исследователя от ошибок [+37]. Исследование предмета, как считал Л.Н., не должно подменяться изучением текста: еще ...одного, ...десятого, ...сотого. Это - кредо Л.Н., от которого почему-то всегда пытались абстрагироваться его критики. Необычно для традиционных подходов? Вероятно, но тем не менее мэтр из Нью-Хейвена - Георгий Вернадский в письме Л.Н-чу в 1972 г. резюмировал: "Ваше решение, что надо отказаться от прямой цитации средневековых источников как тенденциозных и ограничиться изъятием из них достоверной информации, т.е. фактов, звучит парадоксально, но думаю, что при учете системного подхода может дать убедительные результаты" [+38].

Построение исторических исследований как пересказ прямых показаний источников критиковал английский историк Р. Дж. Коллингвуд. Он определял такую систему как историографию "ножниц и клея" и предлагал историку опираться не только на прямые показания источников, но и на их косвенные данные [+39].

Не так уж оригинален был в этом Л.Н., но зато весьма доказателен в примерах. Вот один из них. В "Сокровенном сказании" есть такой текст: "Отче наш, царь Чингиз - оставил народы еще незавоеванные". Переводчик делает примечание: "не завоеванные" означает "не оконченные". Дальше начиналась игра в "испорченный телефон"; интерпретаторы этого текста уже писали о "недобитых народах". В переводе, сделанном академиком С. А. Козиным, эта же фраза звучит так: "Огадой Каан (Угедэй) ... продолжал военные действия против Калибо-солтана (калифа), незаконченные при Чингисхане" [+40]. Ясно, что разница здесь прямо-таки разительная.

Еще пример: битва при Далан-Балджнутах по официальной истории монголов закончилась победой Чингис-хана, по "Тайной истории" - его поражением. Казнь Джамухи - соперника Чингиса, о которой пойдет речь дальше, приписана одному из сподвижников Чингиса, а в "Тайной летописи" - хан стремится спасти его жизнь. Диаметрально противоположны и многие оценки: тот же Джамуха в официальной истории - беспринципный авантюрист, а в "Тайной..." - патриот и верный друг Чингиса [+41]. Итак, заключает Л.Н., "филологически правильный перевод - это сырье, требующее обработки" [+42].

Он провозглашает две ступени исследования. Первая -- анализ, проводимый путем синхронистического подбора фактов. Крайне важен весь геополитический "фон" любого события. Поэтому каждая из работ - и по хуннам, и по тюркам, и по монголам - сопровождается большой таблицей, иллюстрирующей весь этот широкий "фон" по годам. В степи в таком-то году произошло то-то, а в это время на Ближнем Востоке нечто другое, а в Восточной Европе - что-то свое. Чем ближе к нам эти события по времени, тем больше таких сопоставлений и "стыковок", ибо это уже не "фон", а нечто взаимосвязанное. Анализ особенно необходим, когда автор адресуется к коллегам-ученым. "Такая книга не что иное, как большая статья", - замечал Л.Н. [+43].

Исторический синтез доминирует, когда книга обращена к широкому читателю; ему не обязательно знать все аргументы, зато "язык допустим образный, подчас эмоциональный" [+44]. Все это - не декларация, а жесткое задание самому себе, при этом мастерски реализованное.

Расследовался "темный период" Х-XI вв., прошедший "под знаком молчания летописцев" [+45], период быстрой смены господствующих народностей. Кстати сказать, Г. Е. Грумм-Гржимайло определял его еще более длительным - с 745 г. до половины XII в. [+46], да и сам Л.Н. в другом месте датировал его иначе.

Автор принял "панорамный метод" - позицию трех взглядов на события; "глобального" (первый раздел книги "Трилистник птичьего полета"), следующего пониже, поближе к объекту - "с кургана", и третьего, самого "заземленного" (он был скромно назван "Трилистник мышиной норы").

"Глобальный взгляд" можно было бы назвать и геополитическим. Он приурочен к периоду "до того" - до взлета монголов. Что было в эти годы (861-1100 гг.) в Китае, а что в Великой степи, что - в Западной и Восточной Европе, какие коллизии, противостояния, союзы? Суть "темного века" в том, что все государства Центральной и Восточной Азии как бы "ушли в себя", замкнулись на своих территориях: тибетцы на своем плоскогорье, китайцы - за своей стеной, уйгуры - в оазисах Западного края (бассейн Тарима), кидани [*8] - в Западной Манчжурии.

В конце VII в. Империя Тан была гегемоном Восточной Азии, но в VIII в. она надорвалась. Ее сотрясали восстания внутри, нажим тибетцев на западе и арабов в Согдиане; она теряла свои "застенные владения". Если в 754 г. население Китая, согласно Гумилеву, составляло 52,8 миллионов человек, то через 10 лет после подавления восстания - 16,9 миллионов человек [+47]. Здесь Л.Н., вопреки своему принципу "доверяй, но проверяй", приводит эти странные цифры без комментариев, хотя они вызывают большие сомнения. Так или иначе, но пассионарное напряжение, давшее эпохе Тан расцвет культуры и искусства, "обернулось пламенем пассионарного перегрева" [+48]. "Из гегемона Восточной Азии, - пишет Л.Н., - империя превратилась в китайское царство" [+49]. Она рассыпалась на провинции. В 907 г. был низвергнут последний танский император и началось время хаоса - "эпоха пяти династий и десяти царств".

Итак, Китай стал слаб, Тибет слаб, Уйгурия пала, и самым сильным народом Восточной Азии стали кидани. В середине IX в. они посадили на престол угодного им полководца и дали своей империи китайское название Ляо (в переводе "железо"). Л.Н. назвал киданей "третьей силой" - авангардом особого дальневосточного этнокультурного комплекса, имея в виду, что две первых - прошлый Китай и кочевники. Степь обезлюдела, пришла в упадок, (см. карту 1 в "В поисках..."). Терялась основная геополитическая интрига центральноазиатской истории - противостояние Китая и Великой степи. Почему-то в Х в. степь перестала интересовать всех. Цен-тральноазиатские кочевники - кидани проникли в Китай и поселились там, кочевники степей (предки якутов) двинулись в Сибирь, Почему-то все покидали степь - печенеги шли в Приаралье, карлуки - в Прибалхашье.

Опять вмешалась география. Только здесь регулятором обстановки стали уже тихоокеанские мусоны, тоже (как и циклоны с Атлантики) меняющие свои пути. Когда они несли влагу в Монголию - пустыня Гоби сужалась и "Байкал наполнялся водой" [*9]. Сдвигались на север пути муссонов, и тогда осадки выпадали на склонах Яблоневого хребта и уже не имели отношения к степи. Если до IX в. господствовало повышенное увлажнение степи, то в Х в. оно сменилось засухой, и тюркские народы начали уходить из степи. Природа благоприятствовала уже приамурским народам, в частности, киданям; именно поэтому они и получили шанс на господство в Восточной Азии.

Книга Л.Н. вышла в 1970 г. Он уже не боялся пойти против известной сталинской формулы о том, что "среда не определяет..." Согласно Гумилеву географическая среда "иногда являлась решающим фактором в судьбе могущественных государств" [+50]. Степь иссыхала, кочевники стремились на ее окраины, туда, где была вода, где зеленели сочные пастбища. Климат косвенно влиял и на "религиозную карту"; муссоны гнали кочевников туда, где господствовал ислам.

В Х в. на передний план выходит противостояние Китая и Тангутского царства Ся на западе (Ордос, часть Шэньси и Ганьсу), победившего уйгуров и карлуков, успешно воевавшего с Китаем. По Л, Гумилеву, геополитическая роль царства состояла в том, что оно остановило китайскую агрессию на запад, прикрыло Великую степь. Это было некое контрастное сравнительно с Ляо образование, весьма симпатичное Л.Н-чу. Тангуты не любили Китай и имели такие нравы и обычаи, какие хотели [+51]. Области этого царства ныне - почти пустыня, но тогда это был цветущий край с городами, школами и университетами, с академией, которая занималась переводами китайских книг на тангутский язык. Царство Ся продержалось до 1227 г., когда погибло от монголов.

Именно в ту эпоху (IX - Х вв.), когда засуха определяла упадок Великой степи, на арену истории вышли монголы, и здесь начинается основная линия книги. Основная потому, что именно тут, в "диких степях Забайкалья", именно в это время произошли события, которые изменили весь ход истории Старого света, повлияли на весь начальный период истории Руси.

Восточное Забайкалье и прилегающая часть Восточной Монголии - это степное пространство; Но здесь был и остров леса - Ононский сосновый бор площадью около тысячи километров с богатой травяной растительностью и обильным животным миром. "Население Среднего Онона [*10], - отмечал Л.Н., - по типу хозяйства и, следовательно, культуры должно было отличаться от окружавших его степняков [+52]. Засуха, поразившая степи в IX-Х вв., лишь минимально отразится на них: "оптимальный ландшафт" давал и оптимальные возможности.

Монголы - самостоятельный этнос, живший с I в. н. э. в Забайкалье и Севере-Восточной Монголии севернее реки Керулэн [*11], отграничивавшей их от татар. Согласно Г. Е. Грумм-Гржимайло, до эпохи Чингисхана имя "монгол" объединяло многие родственные племенные группы. Китайцы в своих исторических сочинениях очень часто называли коренных монголов татарами, но никогда не наоборот, из чего можно заключить, что монголы в глазах китайцев были лишь отраслью татар. То же замечается и в правительственных актах Цзиньской империи.

Л.Н. объясняет: в XII в. татарами стали называть все степное население от Китайской стены до сибирской тайги. Тогда-то китайские источники считали монголов частью татар, но уже в XIII в. татар стали считать частью монголов, а еще позже принимали как синонимы [+53].

Согласно Л. Н-чу, "темный и пустой период" кончился к первой половине XII в. [+54]. Очень существенна здесь расстановка религиозных сил: конфуцианство господствовало в империи Сун, буддизм - в империи Ляо, мусульманство - в Средней Азии. Необходимо заметить, что все эти религии были враждебны кочевникам.

Но причем же здесь "поп Иоанн"? Оказывается, очень даже причем. Кочевники, разъединенные и ослабленные засухой в степи, как раз в эти годы обрели идейное знамя, позволившее им несколько консолидироваться; этим знаменем стало несторианство. Ветер с Запада в это время пересиливал ветер с Востока. В самом начале XI в. приняли несторианство кераиты [*12] - самый крупный и культурный из монголоязычных народов; тогда же и еще один народ, онгуты- потомки тюрков шато (последнего осколка хуннов [+55]), принял несторианство, а у части уйгуров (в Турфане) христианство вытеснило манихейство [*13]. В Западной Маньчжурии, ареале уже сугубо восточно-азиатском, проявилась и христианская вера; кстати сказать, отсюда, по одной из версий, пошла в Европе легенда о первосвященнике Иоанне. В XI в. христианство проникло в Среднею Азию; в Мерве находился православный митрополит, а в Самарканде - несторианский.

Некоторые из названий племен неизвестны читателю, как и их географическая "привязка". Севернее р. Онон обитало несколько монгольских родов. По рекам Селенга и Тола (в центральной части Монголии) кочевали кераиты. Они жили не семейными общинами из двух-трех юрт, а куренями, когда множество юрт ставилось вместе, окружалось телегами и охранялось воинами. Они приняли несторианство в 1009 г. и стали очень набожным народом.

Западнее их кочевий, в предгорьях Алтая, обитали найманы [*14]. Найманы - потомки киданей, вытесненных с их прежних становищ [+56]. Берега Байкала, восточнее нынешних Иркутска и Верхнеудинска, занимало воинственное племя меркитов.

По поводу этого "несторианского ареала" Л.Н. отмечал, что вне восточно-христианского единства остались только монголы в междуречьи Онона и Керулэна [+57]. Забегая вперед, надо сказать, что, согласно Гумилеву, к XIII в. три четверти кочевников были христианами несторианского направления [+58].

Но вернемся к этапам создания мифа. В царственной семье империи Ляо в 1087 г. родился человек, имя которого вошло в историю Азии и тесно связано с легендой о "пресвитере Иоанне" - Елюй Даши. Позже он правил двумя областями современной провинции Шаньси, еще позже стал знаменитым полководцем и "гурханом" [*15]. Он воевал с чжурчженями (северными маньчжурами), затем ушел в Джунгарию с огромным войском (персидские источники говорили о 300 тысячах воинов!), состоявшим из киданей, тюрок и китайцев. Он разгромил мусульман, занял Бухару и Самарканд. Удачно правил киданями и его сын, а внук - Чжулху - помог патриарху Илие III учредить несторианскую метрополию "Кашгара и Невакета" (Семиречье) [+59].

Кара-киданьская империя к моменту смерти Елюй-Даши состояла из трех районов: Западной Джунгарии и Семиречья (со столицей в верховьях р. Чу - недалеко от Иссык-Куля), района южнее р. Чу и Центрального Тянь-Шаня (вплоть до Арала на западе и Аму-Дарьи на юге) и Уйгурии. Все это было тем самым "царством попа Иоанна", которого не существовало.

Л. Н. детально сверял источники. Русский источник, "Сказание об индийском царстве", хотя и грешил "научной фантастикой" (трехногие люди, трехсаженные великаны и т. д), однако хорошо давал географию, подтверждая "привязку" событий к данному региону. Согласно "Сказанию...", посреди "царства" располагалось песчаное озеро, под которым угадывалась пустыня Такла-Макан, а также хорошо описывались южные склоны Тянь-Шаня и богатые оазисы Уйгурии. Совпадали даже детали; драгоценные камни, поминавшиеся в "Сказании..." - это нефрит и яшма Хотана, рубины и лазурит, добываемые в этом районе, и, наконец, богатая рыбой река - это Тарим [+60].

Персидский источник говорил о найманах, кочевавших с большим и хорошим войском. Этот монголоязыч-ный народ мог попасть на Алтай только вместе с кида-нями - соратниками Елюй-Даши.

Наконец, хорошо известный францисканский монах Гильом де Рубрук, ездивший к монголам, сообщал, что кара-кидани жили на горах и межгорьях Алтая - Тянь-Шаня, а на равнине обитал некий несторианин-пастух (pastor) - человек могущественный и владычествующий над народом, именуемым нейман, и принадлежащим к христианам-несторианам. Как указывал де Рубрук, после смерти императора династии Ляо этот несторианец возвел себя в короли, и несториане называли его королем Иоанном [+61].

Согласно выводам Л.Н., у Рубрука явно описан сам Елюй-Даши и территория его ханства (пусть найманского). Рашид-ад Дин тоже отмечал, что до конца XIII в. у найманов был только один государь - Эниат или Иннан, имя, легко переделываемое в "Иоанн"; либо просто "Иоанн". Не исключено, что наоборот просто "Иоанн" превратилось в Эниат.

Разрешена ли этим загадка о "попе Иоанне"? Конечно, нет. Нужен более близкий взгляд - "взгляд с кургана". В эпоху Чингис-хана и после нее противостояние христианства и других религий приобретает иные оттенки и масштабы. Здесь Л.Н. "выходит" на особо любимых им монголов - народ, который "выхватил первенство" и у кераитов, и у найманов, да и у всех народов Евразии на целых 100 лет [+62]. Здесь же возникает и другой вопрос: как случилось, что монголы в XIII в. не погибли, а победили?

"Монгольский вопрос", по оценке Л.Н., стоит перед историками третье столетие, а решения все нет! Как смогли малочисленные монголы (их было всего-то полмиллиона), разбитые на разные племена, неорганизованные поначалу, без военных навыков, без снабжения, захватить полмира? "Монгольское чудо"? Победа Авелей-скотоводов над Каинами-земледельцами? Казалось бы, что вся расстановка геополитических сил нацело исключала не то чтобы их победу, но, может быть, и само выживание среди куда более мощных народов. В Северном Китае жило в ту пору 60 млн. человек, а власть находилась в руках маньчжуров - воинственного и смелого народа. В Южном Китае (династия Сун) - 30 млн. человек. Итого - около 100 млн., традиционно враждебных степнякам.

На западе, во владениях Хорезмшаха [*16], жило 20 млн. мусульман. Города Самарканд и Бухара по богатству и роскоши были тогда в первой пятерке "рейтинг-листа" мира, во всяком случае, выше Парижа или Венеции [+63]. Наконец, на северо-западе, в Восточной Европе, жило еще около 8 млн человек.

Почему же малочисленные монголы (до 1 млн.) побеждали, да еще воюя на три фронта? Попытка объяснить "выбросы" монгольской активности усыханием степей не проходят, во-первых, потому что "пик" их активности приходится уже не на этот период, а во-вторых, это не было "завоеванием-переселением" (термин П. Савицкого).

Нельзя сказать, что Л.Н. убедительно отвечает на этот вопрос. В одной из "синтезирующих" работ он пытается объяснить, что решающим фактором борьбы монголов за самостоятельность оказались не степняки, а дальневосточный лесной народ - чжурчжени, разгромившие в 1125 г. киданей и уничтожившие китаезированную империи Ляо, а к 1141 г. победившие и империю Сун [+64]. Это объяснение не совсем удовлетворительно. Здесь мысли Л.Н. совпадают со взглядами современного китайского автора, который в 60-х гг. писал, что государство Цзинь несколькими походами, совершенными в разное время, ослабило силы племенного объединения татар на востоке, но косвенно помогло Чингисхану завершить великое дело объединения Монголии [+65].

Вряд ли это объяснение убеждает. Советский ученый Н. Мункуев считал, что едва ли возможно даже частично объяснить причину успеха первого монгольского великого хана внешними обстоятельствами [+66]. Это замечание тем более верно, что цитированный китайский автор называл Монголию лишь "монгольскими районами". Тогда понятен и "главный импульс" от империи Цзинь.

Книга Гумилева "В поисках..." вышла в 1970 г., когда работа над теорией этногенеза была в самом разгаре. Даже "микротиражное" и полузакрытое издание ВИНИТИ "Этногенез..." [*17] увидело свет лишь в 1979-1983 г., а общедоступный вариант вышел в свет на 10 лет позже.

Поэтому не приходится удивляться, что в этой книге нет еще "взрывов этногенеза" или "пассионарности"; правда, появляются уже "люди длинной воли". Все это применительно к монголам Л. Н. сформулирует позже - в "Черной легенде" (1989 г.). Именно там он сказал о пассионарном толчке XII в., "вследствие которого возникли два новых этноса - чжурчжени и монголы [+67]. Правда, это не снимает вопроса; почему же монголы победили чжурчженей, а не наоборот? Тем более, что в последней своей работе (1992 г.) Л.Н. признавал, что "чжурчженьская пассионарность ничем не уступала монгольской" [+68].

Почему же пассионарный толчок сработал в пользу монголов? Почему чжурчжени легко победили киданей, сокрушив химерное образование Ляо [*18] еще можно объяснить, приняв гумилевскую теорию этногенеза: кидани древний народ, уже достигший старости, а чжурчжени - совсем молодой этнос. Но и это еще не ответ на вопрос о победе монголов.

В "Черной легенде" Л.Н. хитро отсылает читателя к объяснению, которое дал Марко Поло. Его спросили, почему у великого хана так много людей и сил. Путешественник отвечал: "Потому, что во всех государствах, христианских и мусульманских, существует жуткий произвол и беспорядок, не гарантирована жизнь, имущество, честь и вообще очень тяжело жить. А у великого хана строгий закон и порядок, и поэтому если ты не совершаешь преступлений, то можешь жить совершенно спокойно" [+69].

Все-таки Л.Н. здесь куда менее убедителен, чем обычно. Я думаю, он и сам это чувствовал, ибо заключал свои рассуждения вопросом: "Не продемонстрируете ли вы, - скажет читатель, - еще один наглядный случай, когда гомеостатичный этнос, раздробленный, бедный, живущий в неустойчивом равновесии с кормящим его ландшафтом, становится динамичным, преобразованным в новую целостность, и при этом ... за время жизни одного поколения? Тогда можно будет поверить в вашу систему доказательств" [+70].

Гумилев сам ответил на этот вопрос довольно неуверенно: "Если читатель не согласен, то его долг истолковать событие по-другому, ибо оценка никогда не бывает аргументом; он должен сказать не "хорошо" или "плохо", а "верно" или "неверно", и если "неверно", то почему и как будет "верно" [+71].

Вероятно, в жестком противостоянии с чжурчженями какую-то роль играло и несторианство. В XII в. ареал чжурчженей - империя Кинь "золотая" - не расширялся, хотя они стремились к владычеству над всей Азией. Возросло сопротивление со стороны несторианской церкви; монголы поддерживали этот "блок".

В самый трудный момент своей жизни Чингис-хан получил поддержку Тогрула - лидера кераитов (они звали его "Ван-хан"). Это имя, кстати сказать, имеет странное происхождение. Л.Н. писал: "Слово "хан" всем понятно, слово "ван" по-китайски означает то же самое. Китайцы дали ему титул "ван", то есть "царь", "царек", эквивалентное "хану". Монголы не понимали слова "ван" и стали называть его привычнее Ван-хан. А европейцы стали называть его просто Иван; отсюда получила хождение легенда о "царстве пресвитера Иоанна" где-то далеко в Центральной Азии. Все было основано на ошибке, которую мы назовем филологической" [+72].

Логика борьбы рано или поздно должна была привести Чингис-хана к столкновению с его сюзереном - Ван-ханом. Монгольский историк Ш. Сандаг объяснял это интригами Ван-хана - "Иоанна" [+73]. В 1203 г. Чингис-хан разбил бывших союзников - кераитов; так закончился период существования самого сильного христианского ханства с центром в Азии. В 1204 г. он разбил найманов, в 1206 г. как бы "вдруг" возникло некое единство - скопище кочевников, официально названных монголами. В "Сокровенном сказании", великом историческом памятнике монголов, об этом рассказывается следующее: "Когда он (Чингис-хан - С.Л.) направил на путь истинный народы, живущие за войлочными стенами, то в год Барса (1206 г.) составился сейм, и собрались у истоков реки Онона. Здесь воздвигли девяти-бунчужное белое знамя и нарекли ханом - Чингисханом" [+74].

Дальнейшее известно: война с чжурчженями продолжалась с 1211 по 1235 гг. Инициатива войны исходила не от маленькой (в ту пору) кочевой державы Чин-гис-хана, а со стороны его могущественных соседей. Ведь чжурчженьская империя Кинь через каждые три года отправляла войска на север от Китая для репрессий и грабежа. Такая практика называлась "уменьшением рабов и истреблением людей".

Согласно Гумилеву, весь Хорезмийский султанат был разгромлен за 4 года. 30-тысячная рать, не заметив противника, прошла через нашу Русскую землю, преследуя уходящих половцев, а затем через Польшу, Венгрию, Болгарию и вернулась домой [+75].

Никто, пожалуй, так четко не резюмировал глобальных геополитических последствий монгольских побед, как сделал это далекий от геополитики Н. Трубецкой: "Всякий народ, овладевший той или иной речной системой, оказывался господином только одной определенной части Евразии, народ же, овладевший системой степи оказывался господином всей Евразии" [+76].

Армия Чингис-хана в значительной мере состояла из воинов покоренных племен. Чтобы быть в мире с новыми подданными, Чингис женил своих сыновей: одного на меркитской, другого на кераитской царевне. Несмотря на то, что несторианская церковь существовала даже в ханской ставке, несторианство не стало государственной религией монголов; однако верующие могли иметь доступ к государственным должностям в орде. Позже это сыграло роль и в истории Руси. В 1261 г. в Сарае усилиями Александра Невского и монгольских ханов Берке и Мэнгу-Тимура было открыто подворье православного епископа. Он не подвергался никаким гонениям. Считалось, что епископ Сарский [*19] является представителем интересов Руси и всех русских людей при дворе великого хана [+77].

Сартак - наследник Бату был христианином, а разрыв Золотой орды с метрополией означал, что Золотая орда становилась заслоном России с востока. Гумилев утверждает, что готовясь к борьбе с Андреем Ярославовичем, опиравшимся на католическую Европу, Александр Ярославович поехал за помощью в Орду, к Сартаку - покровителю несториан. Победа 1252 г., по мнению Л.Н., была одержана при помощи войск Сартака [+78].

Эти, да и многие другие положения книги вызвали неприятие многих историков. Уже в начале 1971 г. в "Вопросах истории", жестком "законодателе мод" в этой науке, появилась резко отрицательная рецензия академика Б. А. Рыбакова [+79].

Думается, что ученые тогда сами насаждали тот стиль, на который потом и жаловались. Статья академика - хороший пример этого "академического тона":

"Л. Гумилев, причастный к археологии" - было еще деликатным оборотом, а дальше следовало: "Задуманный Л. Гумилевым "маскарад" грешит прежде всего недобросовестностью...", или: "Верхом развязности и полного пренебрежения к источникам...", и далее в том же духе... Правда, в конце рецензии делалась оговорка: оказывается, вся она относится не к книге в целом, а к тринадцатой ее главе, которая "может принести только вред доверчивому читателю, и поскольку это попытка обмануть всех тех, кто не имеет возможности углубиться в проверку фактической основы "озарений" Л. Н. Гумилева" [+80]. Кроме того, академика огорчила весьма спорная датировка и интерпретация "Слова о полку Игореве", данная Л. Н-чем.

На выпады Рыбакова Л. Н. ответил тремя статьями. Одна из них появилась в "Русской литературе" и приглашала к дискуссии, но академик отказался. "Кесарю - кесарево", и, возможно, академик был прав: спорить с ним могут лишь специалисты. Мне же хочется возразить лишь одной фразе, отнесенной академиком ко всей книге. Он писал: "Как литературный прием, позволяющий объединить Запад и Восток, Л. Н. Гумилев использовал средневековую легенду о царстве пресвитера Иоанна, будто бы находившемся где-то в Азии" [+81]

[+81] Как литературный прием? Отнюдь нет, ведь эта линия проходит через всю книгу, как боль о нереализованном в истории, как сожаление о том, что могло произойти, но увы, не произошло. Как было не заметить, что 1204 год, выделенный в книге как год успехов и становления монгольского этноса, отмечен там же трагедией в отношениях "Запад-Восток".

1204 г. был и годом падения Константинополя, разграбленного крестоносцами. Пал "Парижа средневековья" - центр православия, город, сосредоточивший по оценкам историков 2/3 мирового достояния. Прекратила существование Византийская империя, и возникла новая геополитическая ситуация. "Жестокий спазм на Западе и Востоке", - оценивал ее Л.Н. [+82].

Всего этого ухитрился не заметить академик! Даже резкий критик Гумилева профессор Я. С. Лурье отмечал, что "фактически книга Л. Н. Гумилева посвящена гораздо более широкому кругу вопросов: возникновению монгольской империи, ее идеологическим основам и взаимоотношениям с христианскими государствами, в частности, с Русью XIII в." [+83].

Коренное изменение геополитической ситуации для нас состояло в том, что Византия была естественным и потому искренним другом Руси. Эта потеря воспринималась на Руси как внезапная смерть близкого человека. Русь перестала быть, по мнению Л.Н., частью грандиозной мировой системы, а оказалась в изоляции, охваченная с севера и юга в клещи двумя крестоносными воинствами [+84].

Дело не только в этом, а во всем историческом противостоянии Запада и Востока, католичества и православия. Византия была идеократическим государством [*20]. Последнее, как и евразийскость Византийской империи, отталкивало Запад [+85]. Мне кажется очень глубокой мысль В. Кожинова, заключающаяся в том, что неверно видеть в евразийстве России лишь следствие ее долгого пребывания в составе Монгольской империи. Исследователь пишет, что "в действительности эта пора была закреплением и укреплением уже давно присущего Руси качества" [+86].

По мнению Гумилева, лишь гораздо позже, когда Европа испытала остроту монгольских сабель, интерес к "царству пресвитера Иоанна" весьма возрос. Дело в том, что обе стороны - крестоносцы-европейцы и греки-византийцы - жаждали иметь в тылу у ненавистных врагов-кочевников какого-либо союзника, своеобразный "второй фронт", пусть и мифический, но ими желанный" [+87].

Джованни Карпини де Плано, посланный папским престолом, и придворный Людовика IX Святого Гильом де Рубрук - францисканские монахи - по сути были разведчиками Запада. Их выводы совпали: "Монголы не христиане, от царства Иоанна сохранились лишь воспоминания, и несториане для католической Европы - не друзья и братья, а еретики и враги" [+88].

Читатель, наверное, заметил, что у Л.Н. упоминается не одна версия о "пресвитере Иоанне"; на самом деле их было еще больше, и исследование вопроса тянется очень издалека. Еще в XVIII в. французский историк И. Дегин писал, что это татарский хан, обращенный в христианство несторианскими миссионерами. Н. М. Карамзин приводит цитированное нами письмо Иоанна к Мануилу - греческому императору. Анализ английских средневековых источников говорит о разных версиях: "азиатская теория" совпадает с главным предположением Л.Н. о том, что Иоанн - монгольский завоеватель Е-лю-та-ши (по Л.Н. и Г. Е. Грумму Елюй Даши - основатель империи каракитаев в Средней Азии); сторонники "африканской гипотезы" считают, что Иоанн - монах из Эфиопии [+89].

Итак, если Иоанна не существовало, его следовало выдумать! Но дело, в конечном счете, не в этом, а гораздо "шире" и глубже ... Запад ухитрился не заметить, что Европа спасена монголами; именно пришедшие к власти несториане (в 1252 г. несторианская "партия" победила в Монгольском улусе) толкнули Мункэ-хана на войну с мусульманами. Но уже в 1253 г. в папской булле был провозглашен крестовый поход против монголов, в котором против них вместе выступали католики и мусульмане.

Кочевники, даже став христианами, оставались в глазах греков степными варварами, а в глазах латинян - дикарями, пусть не язычниками, но еретиками. Именно близорукость Запада привела к тому, что идея основания христианского царства на Ближнем Востоке была утрачена, так как населенные христианами земли попали в руки врага. Последним актом трагедии было обращение Монголии в провинцию Китая - внеэтничной военной монархии [+90].

Так как же было рецензенту-академику не заметить основной линии книги? Может быть, он ее не читал?

"На сегодня нет фактически верного ответа, - писал Л.Н.,- почему так преступно безответственно и равнодушно европейская общественность XII-XIII вв. отнеслась к судьбе христианства на Востоке. И там, где маячила великая цель - просвещение во имя Святой Троицы в степях и равнинах Евразии, вдруг возникла трагическая и безысходная коллизия избиения всех христиан - православных, католиков, несториан и других в целях узковедомственной шкурной политики нескольких орденов рыцарей и небольшой торговой прослойки, обнаглевшей от спекуляции дорогостоящими товарами Востока на жаждавших роскоши дворах Запада. Ублюдочная политика Европы - папы, нотаблей, авантюристов, хищных сторонников вождей-императоров в сто лет между 1187 и 1287 гг. до окончательного падения Святой Земли, обетованной земли христианства, - необъяснимо, исходя из логики эволюционных воззрений, присущих традиционной историографии Европы или России начала XX в. Все тогда вело к катастрофе - изгнанию европейцев с Ближнего Востока. Знали об этом почти все, все политики чувствовали это, но ожидали чуда: что кто-то придет и спасет их. Почему?" [+91]

Рисунок. Лев Николаевич Гумилев. Фото 1985 г.

10. 4. Чингис-хан: новое прочтение

Вообще мы не имеем средств, чтобы восстановить нравственный облик Чингиса, и даже вряд ли в состоянии будем когда-нибудь указать главнейшие элементы его характера, без чего, однако, невозможно дать правдивой оценки его деяний не только в качестве полководца, но и как организатора мировой империи - задача, которая в таком объеме, по справедливому замечанию Бартольда не предлагалась еще ни одному народу.

Г. Е. Грумм-Гржимайло

В 1957 г. в письме к П. Савицкому Л.Н. признавался, что он еще не готов писать о Чингис-хане, но через десяток лет "созрел" и взялся за это опасное и острое дело. Эпоха "оттепели" и последующих лет оставалась еще очень сложной, а официальные оценки Чингисхана в советской исторической науке были однозначно негативными. Истоки негативности очень глубоки. Еще Гегель в своей "Философии истории" писал, что "движения народов под предводительством Чингисхана и Тамерлана... все растаптывали, а затем опять исчезали, как сбегает опустошительный лесной поток, так как в нем нет жизненного начала" [+92]. Карл Маркс как-то заметил: "Орды совершают варварства в Хорасане, Бухаре, Самарканде, Ваахе и других цветущих городах. Искусство, богатые библиотеки, превосходное сельское хозяйство, дворцы и мечети - все летит к черту" [+93]. В другом месте классик писал: "Это иго не только давило, оно оскорбляло и иссушало душу народа, ставшего его жертвой. Татары установили режим систематического террора, разорение и массовые убийства стали обычным явлением" [+94]. Вы что, против Маркса, Лев Николаевич?

На это он решился лишь 20 лет спустя. Не будучи антимарксистом, он опровергал упомянутую оценку Маркса. По поводу взятия монголами среднеазиатских городов существует вполне устоявшаяся версия, согласно которой "дикие кочевники разрушили культурные оазисы земледельческих народов". Л.Н. указывал, что эта версия основана на легендах, создававшихся придворными мусульманскими историографами [+95].

В 70-х гг. все было куда суровее. Официальная историческая наука в СССР не знала каких-то нюансов в оценке монгольского нашествия и личности Чингисхана. Академик С. Тихвинский писал: "Господство монгольских завоевателей отбросило Китай далеко назад... Шло распространение рабовладения ... обнищание монголов" [+96]. Жестко предупреждал всех идущих "не в ногу" и профессор В. Пашуто: "В международной историографии до сих пор слышны тех, кто подобно авторам евразийского толка славословил сильную личность Чингисхана и мнимые заслуги его преемников" [+97]. Критиковал он и немецких ученых, презрительно называя их "остфоршерами", за то, что они приписывали спасение Европы немецким рыцарям, которым якобы принадлежала решающая роль в известной битве при Легнице. "Но еще дальше, - писал В. Пашуто, - пошел в своих последних работах Г. Вернадский". Особенно не понравилась советскому историку фраза последнего: "Запад был неожиданно спасен благодаря событию, происшедшему в далекой Монголии - умер великий хан". Это, по мнению В. Пашуто, уже "уход из науки".

Понял ли намек Лев Николаевич? Это в его "Поисках" имеется целых три ссылки на работы Г. Вернадского. Еще шаг, и он тоже мог оказаться "вне науки". Но на дворе был уже 1977 год, и в одном сборнике печатались и "обличители" и последователь "криминальных евразийцев" - Лев Гумилев. Правда, его статья была задвинута в самый конец книги.

На что же надеялся наш герой в далеком 1970 г., публикуя свою книгу с очевидной симпатией к личности монгольского завоевателя? Обозначиться как некий "научный диссидент"? Думается, что нет. Он видел, что где-то, пусть пока в "дальнем зарубежье", официальная однозначность оценок дала трещину, и оказался прав.

Ему очень хотелось писать о Чингисе. Хотелось потому, что он, конечно, знал легенду матери о происхождении ее предков. Сама А.А. излагала ее следующим образом: "Моего предка Хана Ахмата убил ночью в его шатре подкупленный русский убийца, этим, как повествует Карамзин, кончилось на Руси монгольское иго.

Этот Ахмат, как известно, был чингизидом. Одна из княжен Ахматовых, Прасковья Егоровна, в XVIII в. вышла замуж за богатого и знатного сибирского помещика Мотовилова. Егор Мотовилов был моим прадедом. Его дочь, Анна Егоровна - моя бабушка. Она умерла, когда маме было 9 лет, и в честь ее меня назвали Анной" [+98].

Необходимо отметить, что разыскания на этот счет краеведа Д. В. Куприянова при участии москвичей и помощи самого Л.Н. прояснили картину его родословной лишь до середины XVIII в. Первым, точно установленным его предком по линии матери был Лев Васильевич Львов - секунд-майор (17...- 10.1.1824). Правда, в этой публикации наверху таблицы было написано:

"Прапрадед Н. С. Гумилева князь Милюк - владелец имения Слепнево" [+99]. Понятно, почему так хотелось Л.Н. посетить "землю предков" - Монголию; в 1975 г. он даже заполнил выездное дело, но поездка не удалась.

Впоследствии Гумилева критиковали за все, что угодно: за "биологизм", за антисемитизм и даже за сионизм, за его датировку "Слова о полку Игореве", но почти не трогали за Чингис-хана (ругань по поводу "ига" не в счет). Л.Н. надеялся, что пронесет, но все-таки был осторожен; в "Поисках" нет, например, ни одной ссылки на П. Савицкого, наиболее близкого ему европейца, и не просто близкого по духу, но и знакомого.

Что это - страх, комплексы? Думается, что нет. Идут 70-е годы, вроде бы доктору наук, не диссиденту, не "подписанту" чего же бояться? Однако, когда ныне знакомишься с перепиской Л.Н. и журнала "Природа", поражаешься степени его "поднадзорности" даже в это благополучное время, и опять же не у властей, а у коллег! Оказывается, для публикации статей Л.Н. по исторической тематике в столице требовали отзыв не менее чем "стабильно благонадежного" Д. С. Лихачева, а по географии - академика К. Маркова [*21]. Когда Л.Н. вяло отбивался, писал, что "не хочется ходить по академикам", ему отвечали: "Не надо, не ходите, но тогда мы сами будем просить их визу строго по служебной линии" [+100]. Насчет проработки в "Вопросах истории" сам Л.Н. рассказывал, что его спрашивали так: "Объясните, где у вас производственные отношения? А где производительные силы? Где классовая борьба? Ничего нет". Самое смешное в этом, что Л.Н. знал К. Маркса куда более основательно, чем "проработчики".

Итак, надежды Л.Н. были лишь на неоднозначность оценок Чингис-хана за рубежом, прежде всего, естественно, в Монголии и Китае. В ту пору ходила по интеллигентским кухням шутка-загадка: какая из стран мира является самой независимой? Ответом было "Монголия", а на недоуменный вопрос "почему?", шутники, довольно ухмыляясь, сообщали: "А потому, что от нее ни-че-го не зависит!".

Однако кое-что все-таки зависело, и упрощать ситуацию не надо. Оценки Чингис-хана там колебались от резко негативных до апологетически-культовых. Сейчас, конечно, анекдотично звучит, что монгольские историки "руководствуясь решениями III пленума ЦК МНРП (1962 г.), выступили с решительным развенчанием псевдонаучных теорий о прогрессивности татаро-монгольских завоеваний стран Азии и Европы" [+101]. Оказывается, Чиигис-хан лишь в начале пути был прогрессивной фигурой, вся дальнейшая его деятельность сугубо реакционна и гибельна: грабительские войны, упадок производительных сил Монголии, страдания народа.

Более того монгольские авторы иногда поучали наших. Ш. Сандаг стыдил даже классиков русской исторической науки - академиков В. В. Бартольда и Б. Я. Владимирцева: нехорошо, дескать, что в ваших дореволюционных работах идет восхваление личных качеств, военных и организационных способностей Чингис-хана [+102]. В. В. Бартольд действительно был "грешен"; он называл Чингис-хана "даровитой личностью", писал о "гениальных планах монгольского хана"

Но статью могли прочитать и в родной Монголии, поэтому следовал такой кульбит: "Отдельные западные авторы огульно охаивали деятельность Чингис-хана и изображали его как жестокого дикаря" [+103]. Тоже нехорошо ...

Надо, однако, сказать, что "колебались вместе с линией" не все монгольские авторы. Так, четкую позицию признания масштабной личности и заслуг Чингис-хана "при любой погоде" занимал опальный в МНР академик Д. Ринчен - один из постоянных корреспондентов Л.Н-ча, высоко ценивший его. Сейчас в Монголии полный размах получило безоговорочное признание, даже культ Чингис-хана, поднятый на уровень государственной идеологии [+104]. Страна ставит ему памятники. Естественно, что особое внимание обращается там на работу Л. Гумилева "Древняя Русь и Великая степь". На нее опубликованы положительные рецензии, так же как и на переизданную у нас книгу Хара-Давана "Чингисхан". Взаимоотношения Золотой Орды с Русью трактуют даже не как военно-политический протекторат, а как союз двух примерно равноценных образований [+105].

Монгольские колебания в оценках Чингис-хана могли у нас учитываться, а могли и не учитываться. Иначе с китайскими. Думается, что они учитывались всегда, может быть, только в эпоху "культурной революции" со знаком "наоборот". Там "колебания линии" шли с большой амплитудой. В военном 1942 г. в столице Особого района отмечался день рождения монгольского героя и людей призывали "учиться у Чингис-хана революционной деятельности". Однако после победы революции и вплоть до начала 60-х гг. монгольские завоевания квалифицировались как "чужеземный гнет", и лишь в 1961 г. вдруг возникла необходимость переоценки отрицательного отношения и все стало освещаться совсем не так. "Оказалось", что эпоха династии Юань была и временем великого объединения Китая; тогда усилилось общение его с Западом, а в Китае расцвели торговля, ремесла, транспорт, быстро развивались экономические и культурные окраины, особенно Монголия, попавшая под влияние "передовой китайской цивилизации".

Дальнейшее понятно; в 1962 г. орган ЦК КПК "Женьминьжибао" заключил, что династия, созданная Чингис-ханом, сыграла прогрессивную роль в истории Китая, а он сам "сломал границы между национальностями, восстановил вновь великое многонациональное государство". Чтобы это стало более наглядным, в границы империи Юань (на карте) включали Восточный Туркестан и Среднюю Азию.

Изменилось кое-что и в России, но этого уже не довелось узнать Льву Николаевичу. Репортаж "Шпигеля" о председателе Калмыкии Кирсане Илюмжинове был иллюстрирован его цветной фотографией за письменным столом, над которым висел гигантский портрет Чингисхана. Статья называлась "Маленький хан" [+106]. В ней быдо немало любопытного, в частности, видна огромная живучесть традиций, трудная сменяемость менталитета.

Каким же рисовал Чингис-хана Гумилев в книге 1970 года (потом будут и другие более смелые оценки)? У него нет черного или белого, нет и "черно-белого" монгольского варианта: "был хороший - прогрессивный, стал плохой - реакционный". Л.Н. начинает с честного признания дефицита информации, крайней ее противоречивости и политической заданности. Один из основных источников "Юань-Чао-ми-ши" - "Тайная история монголов" (она же - "Сокровенное сказание"), написанная в 1240 г., согласно мнению Л.Н., не что иное, как "политический памфлет" [+107].

Противоречива не только информация о Чингисхане, но и ее трактовка самыми видными специалистами-классиками востоковедения. Если "Сокровенное сказание", по В. В. Бартольду, - "героический богатырский эпос" и апология степной аристократии, то по С. А. Козину, совсем наоборот - демократии, а по Б. Я. Владимирцеву - просто история дома Чингисхана. Согласно же современным ученым, "Сокровенное сказание" является обоснованием объединения монгольских племен.

Л. Гумилев отмечал, что в истории возвышения Чингис-хана сомнительно все, начиная с даты его рождения [+108]. То ли он родился в 1152 - 1153 гг. [*22], то ли в 1155-м, как указывал Рашид эд Дин. Некоторые считают, что это мог быть 1155, 1162 или 1167 гг. Следует заметить, что от того, какую дату рождения называют исследователи, зависит то, когда Темуджин впервые стал Чингис-ханом [+109].

Более того, некоторые исследователи сомневались, а был ли он вообще монголом? Не было ли динлинской крови в роду Борджигинов? В свое время его отца, Есугей-багадура, родные и друзья избрали главой этого рода. Современный немецкий исследователь Г. Франке допускает возможность отождествления с Есугеем Аоло-боцзила [*23]. "Можно предположить, - пишет он, - что этот первый монгольский император по имени Аоло может быть отождествлен с отцом Чингис-хана Есугеем, который в 1266 г. канонизирован как Леузу" [+110].

Есугей-багадур был храбрый человек, участвовавший во многих войнах с другими монгольскими племенами. Дети в его семье рождались большей частью с голубыми глазами и белокурые, как отмечал Рашид эд Дин. Правда, царевич Вахушти в своей "Истории Грузии" писал, что Тэмуджин имел рыжие волосы.

Достоверно известно лишь место, где родился Чингис-хан: это урочище Дэлюнболдок на правом берегу р.Онон в 8 верстах от нашей границы с Монголией, т. е. "в русских пределах" [+111]. Отца не стало, когда мальчику было всего девять лет. Семья бедствовала, находясь под постоянным наблюдением бежавших от нее былых соратников Есугея.

Туманен весь период отрочества Чингиса. Из него вроде бы достоверны лишь порочащие мальчика обстоятельства: убийство им своего брата, а также факт пленения будущего властителя Монголии соседним племенем. Однако Л.Н. полностью реабилитирует своего героя. Брат его якобы был лазутчиком и доносчиком, а соседи напали на юрту Есугея потому, что лишь в Чингисе они видели "выдержку, волю, упорное стремление к цели", и это пугало врагов Борджигинов[+112].

Молодость героя еще труднее для изучения. Сложным путем - через возраст сына Тэмуджина - Джучи (который нам известен уже по истории Золотой Орды и Руси), через известное время его смерти - восстанавливает Л.Н. многие даты этого периода. Из монгольской традиции известно, что первое избрание Тэмуджина Чингис-ханом произошло в год Барса - 1182 г. Согласно китайским историкам, - в 1183 или 1184 гг. Много и других неясностей вплоть до имени "Чингис-хан". Бурятский исследователь Д. Бонзавов считал, что это имя одного из шаманских духов. Другие полагают, что титул произошел от слова "чингиху" - обнимать, а значит "Чингис" - титул человека, имевшего всю полноту власти. Имеются и другие варианты перевода; например, "чингис" значит небо, а тогда Чингис-хан - небесный хан. Л.Н. отмечал, что "наши орфографы" заставляют писать "Чингисхан" вместе, в общее слово. Но это все равно, что писать "академик Иванов" в одно слово. Ведь это же легко понять: Чингис - титул, а хан - это должность! [+113].

Наконец, - зрелость; период также весьма неясный; его можно ограничить 1182 - 1201 гг. Это время внутренней войны в Монголии. На все эти годы выпадает лишь три "освещенных" события: 1) ссора Чингиса с его андой - кровным братом - Джамухой (это как раз и есть тема детектива, о чем речь пойдет дальше); 2) поход на татар; 3) расправа с "отложившимся", т. е. ушедшим родом Джурки. Но именно тогда Чингис превращается из мелкого князька в претендента на престол не только Монголии, но и всей Великой степи. Этот период - ключ ко всему пути монгольских побед в глобальном масштабе, и именно здесь официальная история замалчивала те же события, что и тайная.

В "Сокровенном сказании" отношение автора к герою двойственно. Первая ипостась - Тэмуджин - человек злой, трусливый, вздорный, мстительный, вероломный. Вторая ипостась - Чингис-хан - государь дальновидный, сдержанный, справедливый, щедрый. Первая ипостась нацело отвергалась Г. Е. Грумм-Гржи-майло, и, по моему мнению, вполне убедительно. Исследователь считал, что будь этот портрет хоть сколько-нибудь верен, "Тэмуджин не мог стать тем, кем он стал, и возбудить к себе уже с юных лет, с одной стороны, преданность и симпатию, с другой - боязнь и зависть" [+114].

Л.Н. безусловно склонялся ко второй оценке. Мотивировка Гумилева, мне кажется, еще глубже. Она состоит в подчеркивании верности его героя идее "природного государства", поскольку в сплочении Великой степи он пошел куда дальше и хуннов и тюрков. Кроме того, Л.Н. указывает на безусловную и выдающуюся пассионарность Чингис-хана. Последняя проявляется как в его действиях, так и в его притягательной силе, собиравшей вокруг него "людей длинной воли". Г. Вернадский, оценивая Ясу, как свод законов уже не для Ханского улуса, а для мировой империи, писал: "Следует признать, что Чингис-хан был не только гениальный полководец, но и государственный деятель крупного размаха, творец нового имперского права" [+115]. Дополняет эту оценку замечание Г. Е. Грумм-Гржимайло о том, что законы Чингис-хана нельзя назвать строгими, если сравнить их с кровавыми средневековыми законами Европы или даже с "Воинским уставом" Петра Первого, согласно которому смертная казнь угрожала по 200 артикулам [+116].

По-разному объясняли историки противостояние "Чингис-хан - Джамуха". В. В. Бартольд полагал, что Чингис-хан встал во главе монгольской аристократии, а его анда и "лучший враг" Джамуха защищал интересы простого народа. Эту позицию разделял и Г. Вернадский [+117]. Но еще Г. Е. Грумм-Гржимайло решительно отвергал мнение о том, что аристократы не составляли сколько-нибудь заметной части дружины Чингис-хана и лишь частично получали военно-административные роли. Отвергали такое противопоставление известный тюрколог Б. Я. Владимирцев и П. Н. Милюков, говоривший о "чересчур схематичном взгляде" [+118]. В войске Джамухи, воевавшем против Чингиса в 1201 г., главную массу вообще составляли не монголы, а татары, ойроты, найманы; монголы же были представлены лишь пятью родами. Они отстаивали не какие-то абстрактные демократические принципы, а свою политическую самостоятельность. Сам Джамуха, добивавшийся престола еще в то время, когда Тэмуджин не мог и мечтать об этом, едва ли действительно разделял упомянутые принципы [+119]. К тому же, "избирают Джамуху именно племена".

Стандартным в "догумилевском" прочтении истории было противопоставление "Тэмуджин - Джамуха" на равных. Более того, иногда последний изображался как бы и "выше". Автор "Сокровенного сказания" писал, что он "мыслью стремился дальше анды", т. е. Тэмуд-жина. Они стали андами еще в детстве, в 1173 г., когда Тэмуджину было всего 11 лет; в ту пору он с Джамухой играл на льду реки Онон. "Анда" - значило очень много, даже больше, чем кровное родство. Семь лет после этого они даже не встречались, а за это время в жизни Тэмуджина произошло многое: он побывал в плену, бежал оттуда, успел жениться.

Дальше начинается цепь загадок в их взаимоотношениях. В 1180 враги умыкают Борте - молодую жену Тэмуджина, и он просит о помощи Ван-хана и Джамуху. В ответ "за обиду одной женщины 40 тысяч воинов сели на коней". Врагов - меркитов, естественно, разбивают, Борте возвращена. Но почему против 300 меркитов выступают 40 тысяч? "Энергия закономерностей набухала", - туманно объясняет Л.Н. [+120]. Но почему-то и Г. Вернадский говорил о том же времени, как о "страшном сосредоточии и напряжении народной энергии" [+121].

Дальше еще одна загадка: полтора года анды неразлучны, а потом Джамуха говорит Тэмуджину какую-то непонятную, туманную фразу, и дружба вдруг испаряется. Фразу эту потом назовут "кочевой загадкой Джаму-хи". Правда, Л. Н. считает, что все проще: автор "Сокровенного сказания" (а оно писалось через 60 лет после события) вложил свои мысли в уста героя. "Где уж нам его (смысл) раскрыть", - заключает Гумилев[+122].

Но все это - слова, а надо следить за событиями, за фактами, как учил сам Л.Н. После похода на меркитов анды почему-то снова проводят обряд братания. Почему? Уже в 1182 г., когда Тэмуджина избирают Чингисханом, Джамуха жалуется неким "посредникам" из монгольской аристократии, что их с "андой" разлучили. Дальше происходит совсем непонятное: столкновение после убийства брата Джамухи. Расклад сил такой: 30 тысяч воинов у Джамухи, 13 тысяч - у Чингис-хана. В битве при Далан-болчжутах войска Чингиса терпят поражение, остатки их оказываются запертыми в ущелье у реки Онон. Однако Джамуха не только не развивает успех, но, взяв пленных, уходит, сказав: "Ну, мы крепко заперли его в Ононском ущелье" Почему? Л. Н. объясняет: окружение Джамухи хотело боя, хотело уничтожить чингисовцев, а у Джамухи такой цели не было. Но опять же - почему?

Чингис получает "передышку" на 18 лет. Правда, она была весьма условной - то ли 10, то ли 14 лет он провел в плену у чжурчженей, но бежал оттуда. В 1201 г., его "анду" - Джамуху курилтай избирает гурханом; за него "племена", точнее, племенная аристократия. Дальнейшее совсем загадочно, необъяснимо. В 1202 г. шла монголо-найманская война, в одном строю находились воины Чингиса и кераиты Ван-хана. Вдруг последний покидает Чингиса в сложной ситуации и терпит поражение; его спасает лишь великодушие Чингиса. Здесь еще нет большой загадки. Она в другом. До спасения Ван-хана Джамуха является в кераитскую ставку и дает советы Ван-хану; возникает столкновение между союзниками монголами и кераитами, в результате которого последние терпят поражение. А Джамуха? Он оказывается в лагере врагов Чингиса. Но опять же: почему, зачем? Л.Н. объясняет это так: Джамуха вел двойную игру. Отпугивая Ван-хана от примирения с найманами, он играл на руку Чингису.

Джамуха уводит свои войска и извещает Чингиса, что найманский хан деморализован и можно начать наступление. Найманы терпят полное поражение, и монголы Джамухи сдаются Чингису. Все это выглядит очень запутанным. Но это не так, если принять версию, что "лучший друг и злейший враг" Чингиса был просто его шпионом, и названные братья почти до конца оставались друзьями. Это объясняет и последнюю их встречу и предыдущие эпизоды.

После поражения найманов воины схватили Джамуху, привели к Чингису, а тот велел казнить его. Очередное противоречие? Отнюдь, нет. Если следовать "Сокровенному сказанию", то Чингис сказал стражнику слова: "Передайте Джамухе вот что: Вот и сошлись мы с тобою. Будем же друзьями. Сделавшись снова второй оглоблей у меня, ужели снова будешь мыслить инако со мною?" [+123]. Джамуха якобы отверг этот мир.

Но если все предыдущее было игрой, хорошо срежиссированной и обманувшей многих исследователей, почему же тогда состоялась казнь?! Л.Н. отвечает и на этот вопрос, как мне кажется, весьма убедительно: "Если бы Чингис мог без шума и огласки отпустить Джамуху, то он бы, конечно, это сделал, но нухеры испортили всю игру, потому что вся степь узнала о пленении главного соперника монгольского хана. Надо было прятать концы в воду, и Джамуху казнили, оповестив об этом всех, кого было нужно [+124].

Если эта "детективная история" с разгадкой лишь в финале кому-то покажется неубедительной, то надо найти более доказательную версию "конфликта" между ними, версию, которая по-иному снимала бы все загадки. Вряд ли это скоро произойдет. Тем более, что к "шпионской версии" Л.Н. очень близка и версия классика - академика В. В. Бартольда, который писал: "С таким чувством Чжамуха [*24] поднял оружие против Темучина, но и тут тайно оказывал услуги своему анде и "предупреждал его о намерениях врагов" [+125].

В 1206 г. на важном курултае Чингис был вновь избран ханом, но уже всей Монголии. Так родилось общемонгольское государство. До этого он победил "своих соседей обывателей" (выражение Л.Н.), которых Г. Вернадский уничижительно называл "народцами" [+126]. Оставались старинные враги Борджигинов - меркиты. Разбитые монгольским войском в 1216 г. на Иргизе остатки непокорившихся меркитов откочевали к половцам. Половцы приняли их, и, естественно, стали врагами монголов. Борьба с половцами затянулась и была продолжена уже при приемнике Чингиса - его сыне Угедэе. В 1223 г. монголы, преследуя половцев, впервые соприкоснулись с русскими. Но это уже другая история.

Только через 20 лет после "Поисков" Л.Н. скажет "всю правду" про Чингиса: "Из него сделали просто пугало нашей истории, вместо реального исторического разбора. Монголы были союзниками России; в 1912 г., отделившись от Китая, они вошли в контакт с Россией. Чингис-хан для них святыня" [+127].

От "Поисков" пошло много новых линий в творчестве Л. Гумилева. Монголы и Русь - это начало "Древней Руси и Великой степи". "Поиски" вместе с двумя предыдущими частями степной трилогии дали богатейшую "фактуру" для обобщений по теории этногенеза. Они прямо-таки толкали к обобщениям на тему "Запад - Восток". Именно на Востоке создалось высокоорганизованное, беспрецендентное по размерам государство от Тихого океана до Карпат. Восточная цивилизация продемонстрировала, что она ничем не слабее западных. Монголы формулировали историческую задачу Евразии, положив начало ее политическому единству и основам ее политического строя [+128]. Евразийцы не уходили здесь от позиций классиков русской исторической науки. В. О. Ключевский называл Россию XVIII в. "государством восточно-азиатской конструкции с европейски украшенным фасадом" [+129].

10. 5. Конец "черной легенды"? Неожиданные союзники на Западе

Нравы русских, вопреки всем претензиям этого полуварварского племени, еще очень жестоки и надолго останутся жестокими. Ведь немногим более ста лет тому назад они были настоящими татарами. И под внешним лоском европейской элегантности большинство этих выскочек цивилизации сохраняет медвежью шкуру - они лишь надели ее мехом внутрь. Но достаточно чуть-чуть поскрести, и вы уввдите, как шерсть вылезает наружу и топорщится.

Астольф де Кюстин

Свыше, чем двухвековое общение с татарами, постоянное соприкосновение с ними неизбежно привело к сильному огрубению нравов, к усвоению варварских понятий и привычек. Евг. Шмурло

Книги с названием "Черная легенда" у Льва Николаевича вообще не было. Она появилась после его смерти и собрана из ряда статей его учеником Вячеславом Ермолаевым [+130]. Но число таких статей велико, а разоблачение "черной легенды" по сути проходит через все годы и труды Л.Н. В 1990 г., на закате жизни, он по праву скажет: "Я, русский человек, всю жизнь защищал татар от клеветы" [+131].

Составителю сборника Л.Н. так рассказывал о рождении своих взглядов: "Когда я был ребенком и читал Майн Рида, я неизменно сочувствовал индейцам, защищавшим свою землю от "бледнолицых". Но поступив в университет и начав изучать всеобщую историю на первом курсе, я с удивлением обнаружил, что в истории Евразии есть свои "индейцы" - тюрки и монголы. Я увидел, что аборигены евразийской степи также мужественны, верны слову, наивны, как и коренные жители североамериканских прерий и лесов Канады. Но больше всего меня поразило другое. Отношение цивилизованных европейцев к индейцам ничем не отличалось от их отношения к тюркам и монголам. И те, и другие считались равно "дикими", отсталыми народами, лишенными права на уважение к их самобытности. "Господи, - подумал я, - да за что же им такие немилости?" Но моя попытка разобраться в вопросе столкнулась с немалыми сложностями. Целостной истории тюрок и монголов просто не было. Тогда-то я и решил заняться этой темой сам" [+132].

У "черной легенды" есть свое время рождения - конец XIII века, и долгая-долгая, вплоть до наших дней, жизнь ее "метастаз". Все началось с того, что тамплиеры принесли в Европу миф о "царстве пресвитера Иоанна". Второй крестовый поход (1147-1148 гг.) организовывался в расчете на союзника, на мифический "второй фронт", которого не было и в помине. Естественно, что поход кончился полным разгромом крестоносцев.

Следующий этап событий: вторжение монгольского войска в Европу - великий Монгольский поход на запад 1236-1242 гг. "Завоевание мира в задачу монгольскому корпусу поставлено не было, - объясняет Л.Н. - Цель похода была гораздо скромнее - разгромить надолго или навсегда половцев и избавить себя от внезапного ответного удара" [+133]. В битвах 1241 г. при Легнице и Шайо они разгромили польско-немецкую и венгерско-хорватскую армию.

Европа не была едина. Гвельфы, сторонники папы, пытались создать антимонгольскую коалицию, но неудачно. Их противники - гибеллины искали союза с монголами. Создалось нечто вроде коалиции "Фридрих II - хан Батый". Л.Н. назвал это "пактом о ненападении" [+134].

Следующий этап зарождения "черной легенды" был связан с изменениями в самом Монгольском улусе. Поначалу казалось, что они сулят успехи христианскому миру. После смерти Мункэ (1259 г.) на престол взошел Ариг-буга - несторианин. В 1260 г. монголы двинулись в "желтый крестовый поход" (находка Л.Н.) против мусульман - египетских мамлюков. При их "примитивных" понятиях о чести и наивной вере в данное слово, они надеялись на союзников - христианских рыцарей-крестоносцев. Но тамплиеры и не собирались держать слово; их вовсе не устраивало окончание бесконечной борьбы за Гроб Господен, поскольку это было бы концом самого ордена.

1260 г. оказался годом предательства, годом "Сидонской трагедии". Правитель христианской Сирии монгол Кит-буга со своей крошечной армией спокойно стоял у Баальбека в расчете на союз с рыцарями, но был разгромлен "союзниками". Монголы, преданные и лишенные поддержки, были затем разбиты мамлюками у Айи-Джалуде.

Л.Н. считает 1260 г. поворотной датой в истории, после которой "сила вещей" повлекла цепь событий по иному пути [+135]. Было сметено культурное наследие Византии: мусульмане убивали христиан, все более расширяя свой ареал. Ближний Восток из христианского превратился в мусульманский. Запад должен был что-то придумать для оправдания цепи своих предательств, и пошла по свету "черная легенда", что монголы - это татары, а татары на самом деле тартары, т.е. исчадие ада. Охаяны были не только тихие волжские татары, мордва, тунгусы, якуты, но и русские, входившие в это время в состав Золотой орды. Ведь идея татаро-монгольского ига, по сути, "русская составляющая "черной легенды" [+136].

За 500 лет "черная легенда" пустила глубокие корни и пышные ветви, на которых произросли европоцентризм, учение о народах "исторических" и "неисторических", расизм, тезисы об отсталости России, застое Китая и особой значимости Индии. "Особенно гадко, - писал Л.Н., - деление этносов на "диких", из вежливости называемых "примитивными", и "цивилизованных", под которыми понимаются европейцы и выходцы из Европы, живущие в колониях" [+137].

Набор стереотипов "черной легенды" и ее вариаций очень велик, и все труды Л.Н. так или иначе "работают" на их разоблачение. Основные принципы Гумилева, с позиций которых он вел критику, были следующие:

"Нет европоцентризму" (этот тезис выдвинули и разработали еще евразийцы); "Нет "хороших" или "плохих" этносов" (это утверждал Л.Н. чуть ли не в каждой книге или интервью). "Спорить о том, какой этнос лучше, все равно, как если бы нашлись физики, предпочитающие катионы анионам, или химики, защищающие щелочи против кислот", - писал Л.Н. [+138].

В одном интервью, касаясь типичных обвинений восточных народов в жестокости, Л.Н. говорил: "Монголы учиняли жестокие кровопролития, говорите Вы? А вырезанный Иерусалим, где в 1099 г. крестоносцы не оставили в живых даже грудных детей? А разграбленный ими же в 1204 г. Константинополь? А приказ Черного Принца вырезать все население Лиможа в 1370 году? Черного Принца, который считался национальным героем Англии? А чем же он лучше монгольских полководцев?" [+139].

Гумилев подчеркивал, что сама идея "отсталости" или "дикости" может возникнуть только при использовании синхронистической шкалы времени, когда этносы, имеющие разные возрасты, сравниваются как будто они сверстники. "Но это столь же бессмысленно, - пишет он, - как сопоставлять между собой в один момент профессора, студента и школьника, причем все равно по какому признаку: то ли по степени эрудиции, то ли по физической силе, то ли по количеству волос на голове, то ли, наконец, по результативности игры в баб-ки" [+140].

Как отмечал Л.Н., цивилизованные европейцы стары и поэтому чванливы, как и все этносы в старости; а в молодости и они были дикими "франками" и "норманнами", научившимися богословию и мытью в бане у культурных тогда мавров [+141]. По мнению Л.Н., нет Каинов и Авелей, если принимать, что был Каин - земледелец и ремесленник, а Авель - скотовод. Бог предпочел Авеля; Каин, убивший своего брата, был проклят и наказан изгнанием. Следовательно, "земледельцы хорошие, а скотоводов надо бить". Л.Н., опровергая подобные взгляды, разъяснял на исторических примерах, что самые жестокие войны в Элладе шли между Спартой и Афинами, Спартой и Фивами, Фивами и Македонией, гуманно щадившей Афины. Война в Риме с Тарентом и три пунических войны велись горожанами [+142].

Вообще, противопоставление "город - не город" применительно к степи достаточно бессмысленно и выдает лишь безграмотность его авторов! Выдающийся русский исследователь Азии П. П. Козлов замечал, говоря о Монголии, что "почти нет другой страны, имеющей столь много памятников разнообразной культуры и цивилизации, как на поверхности земли, так и под землей" [+143]. Да и Кара-Корум - столица Монголии при

Чингис-хане свидетельствует о том, что степнякам была отнюдь не чужда и городская культура. В. В. Радлов, в 1890 г. обследовавший стены монгольского монастыря, обнаружил каменные плиты с высеченными на них ханскими указами из Кара-Корума. Город был основан Чин-гис-ханом после 1220 г. как административный центр с хорошо развитой торговлей и ремесленным производством. Особенностью города было отсутствие крепостных стен, что запрещалось ханским указом. У входов в городские ворота размещались многочисленные лавки торговцев из разных стран. В городе действовали храмы разных вероисповеданий, в том числе христианская церковь. Уже при Угэдее в 1238 г. был построен "Дворец великого спокойствия", который возвышался на высоком каменном цоколе и имел громадный зал с 64 колоннами [+144].

Л.Н. всю жизнь боролся с мифами, ибо когда миф торжествует, то наступает подлинный упадок науки, да и всей культуры [+145]. Но не стала ли эта борьба в наше время сражением с ветряными мельницами?. Казалось бы, евразийцы за полвека до Л. Гумилева высказали все необходимое для опровержения всяких "черных легенд": "Европа и человечество" (1920 г.) - знаменитая брошюра князя Н. Трубецкого стала их манифестом еще до появления в 1921 году программного сборника "Исход к Востоку".

Хотя одна из первых публикаций евразийцев была посвящена другому вопросу (отношению России и латинства), там тоже содержались четкие мысли на тему "Запад-Восток": "Может быть, в итогах революции, как они уже теперь намечаются, Россия в целом отвернется от Запада и, следовательно, противопоставит свое Православие - западному Католичеству, ибо "латинство" всегда воспринималось на Руси, как яркий и вражеский признак иностранства" [+146].

При всей ненависти к большевизму евразийцы признавали некую преемственность мироощущений, осознания новой властью особого места России в мире, ее грядущую этническую позицию. Но почему же продолжалась "черная легенда" в нашей стране до 80-90-х гг. и даже расцвела в годы "перестройки"? Неужели "заря" и сейчас на Западе?

Контрвопросы здесь вполне законны: а кто у нас до 80-х гг. читал евразийцев или хотя бы имел понятие об этом течении? И если читал, то где? В спецхранах. Колоссальной заслугой Л.Н. являются не только его труды, но и его гигантская просветительская работа, ибо он "долбил" о евразийстве в каждом интервью 80-х гг.; "взрыв" издания о них - итог этой работы. Массовые тиражи книг о евразийстве начались уже после "перестройки" - в 90-х гг. Концепция вышла из "анабиоза"; капля сточила камень.

Л.Н. считал, что его единомышленники в XX в. являются евразийцы, а на Западе, в какой-то мере, лишь О. Шпенглер с его "Закатом Европы". Разоблачая европоцентризм, тот писал: "В таком случае китайский историк был бы вправе спроецировать всемирную историю, в которой замалчивались бы, как нечто незначительное, крестовые походы и Ренессанс, Цезарь и Фридрих Великий" [+147].

Близкие идеи возникают иногда у людей очень разных культур, разных стран и судеб, никогда и не подозревавших о существовании единомышленников. Вероятно, это говорит о значимости таких идей. В 1997 г. исполнилось 100 лет со дня рождения малоизвестного (а у нас и вовсе неизвестного) немецкого философа Вальтера Шубарта. Его книга "Европа и душа Востока" вышла в России крохотным тиражом в 2000 экземпляров [+148].

Судьба автора трагична и связана с его прорусскими взглядами. Из-за них он, немец-католик, уже в 1933 г. был вынужден покинуть Германию вместе со своей русской женой (по семейному преданию, внебрачной дочерью князя Долгорукова). Он выбрал неудачное место эмиграции - Ригу. В 1941 г., за несколько дней до сдачи города немецко-фашистской армии он был арестован и исчез в ГУЛАГе.

Парадоксы истории были и здесь; приемному сыну Шубарта - Максимилиану разрешено было выехатъ в Германию, а хлопотал за него человек, казненный в 1944 г., тогдашний посол Германии в СССР граф фон Шуленбург [+149].

"Европа и душа Востока" вышла в Швейцарии в 1938 г. Ее заметил известный русский философ И. Ильин, живший в эмиграции. Заметил, высоко оценил и сам привел несколько примеров злобного отношения к России на Западе, в частности, в Германии. Вот несколько цитат, достойных войти в "черную легенду". "Это даже не варвары, - писал один из непримиримых врагов России, - мазохистские трусы, блудливо ждущие позорного наказания. Смесь восточного бессмыслия и татарской хитрости. Таковы все они, побирающиеся у западной культуры: Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Толстой, и больше всех Достоевский". "Образы, выдвинутые русской литературой - это сплошь "образцовые идиоты" - от Мышкина и Раскольникова до Кутузова и Платона Каратаева". "Россия - это вечная ночь, раз навсегда опустившаяся на жалких людей" [+150].

Вальтер Шубарт, интуитивно воспринимавший дух России, гораздо больше душой, чем умом и знанием, поставил задачу - осмыслить противостояние "Запад - Восток", "Европа - Россия", которое занимало и Л.Н. Он так и начинает свою книгу: "Мое единственное и сильнейшее переживание - осмысление противоположности между человеком Запада и человеком Востока" [+151]. Многое у него не очень доказательно, например, четыре архетипа людей, которые якобы сменяли друг друга в истории: гармоничный, героический, аскетичный и мессианский человек. Мессианский -это русский, который "видит в людях не врагов, а братьев, в мире - не добычу, на которую надо набрасываться, а хрупкую материю, которую надо спасти и освятить" [+152].

Есть у него и удивительные совпадения со взглядами Л.Н. В. Шубарт задается вопросом: что действует на людей, каковы постоянные силы истории? Его ответ - "дух ландшафта или земли, genius loci (дух местности - С.Л.), который пересекается с духом эпохи". Шубарт указывает на большое значение в религиозных судьбах человечества степей Китая и России, равнин Индии, пустынь Сирии и Аравии [+153]. Чем не "кормящий ландшафт" Гумилева? Дух ландшафта, по мнению Шубарта, обусловливает различия в пространстве, дух эпохи - различия во времени. Можно указать и на еще одно изумительное созвучие с "гумилевщиной"; Шубарт пишет, что люди одной крови, но различных эпох, отличаются друг от друга не только возрастной стадией своей расы ("этноса" - сказал бы Л.Н.), но и "в своей основе, всем своим существом" [+154].

Возникает естественный вопрос: не читал ли В. Шубарт евразийцев? Он писал это в 30-х гг., когда их труды на Западе были уже известны. По-видимому, не читал, поскольку представление об евразийцах у него было весьма странным. В. Шубарт знал, что есть такое течение, но называет только две фамилии, которые могут считаться лишь предшественниками евразийцев, и то "по частностям". Один из них - С. Юшаков с его трудом "Англо-Русский конфликт", вышедшим в 1885 году, а второй - князь Э. Ухтомский с работой "К событиям в Китае". Князь умер в 1921 г., т. е. в год выхода первого манифеста евразийцев.

"Запад - Восток" основная тема книги В. Шубарта; здесь много нестандартного, никак не дублирующего предшественников. "Местные условия диктуют Европе формирование человеческого типа, отличного от восточного...", - это вроде бы тривиально, но далее следует: "Азия стала истоком всех больших религий, Европа не дала ни одной". Поразительно, но это было написано католиком!

Далее следует очень неожиданный "выход" на современность (его современность - межвоенной, неспокойной, предгрозовой Европы), на роль русской эмиграции в чуждом ей мире: "Стоит только представить себе: три миллиона человек с Востока, принадлежавших большей частью к духовно ведущему слою, влились в европейские народы и возвестили им культуру, которая до того времени была Западу почти неизвестна и недоступна" (подчеркнуто мною - С.Л.) [+155]. Это похлеще, чем многое у Л.Н..

Не зная евразийцев, Шубарт стихийно выходил на их позиции. "Именно Россия, - писал он, - обладает теми силами, которые Европа утратила или разрушила в себе. Россия является частью Азии и в то же время членом христианского сообщества народов. Это - христианская часть Азии" [+156].

Основное противопоставление в книге: "западный человек - русский человек". Оно раскрывается особыми главами о немцах (их менталитете), об англо-саксах, французах, испанцах и т.д. При этом некоторые черты русского народа идеализируются и кажутся приукрашенными, а Запад критикуется безжалостно. "Русский, - пишет Шубарт, - переживает мир, исходя не из "я", не из "ты", а из "мы"... Европеец и сам не помогает, и от других помощи не ждет. Отсюда жесткость и безутешность, кантианство всего стиля жизни, "кантующей" европейца". "Каждый здесь стремится скрыть свою нужду и имитировать счастье" [+157]. Думается, что это и сейчас актуально.

По-иному относятся русский и западный человек к богатству. Иначе и к культуре, и ко времени - "у русского бесконечно много времени". Он противопоставляет Запад с его "культурой середины" - России с ее "культурой конца". Что значат эти необычные и мало понятные формулы? Там, где Запад предпочитает "золотую середину" среднего сословия, копит золото и богатство, становясь их рабом, утрачивая дух свободы, русская душа хранит свободу, не покоряется вещам и противопоставляет свою независимость Западу [+158].

Многое из написанного в 1938 году о русских "не смотрится" в 90-х гг. Это заметил и великий немецкий писатель Генрих Бёлль, написавший в предисловии (1979 г.) к книге В. Шубарта: "Не произошла ли за спиной марксизма со всей его западностыо нежелательная вестернизация русского человека, возможно, уже непоправимая - вопреки ценимому В. Шубартом чувству братства?" [+159].

Л.Н., естественно, не мог и знать о существовании В. Шубарта. Зато про другого западного ученого - Арнольда Тойнби, знаменитого английского историка и философа (1889-1975 гг.), он не только знал, но в своем архиве хранил папку с надписью "Тойнби". Льву Николаевичу явно не нравилась концепция Тойнби "вызов-ответ", согласно которой развитие цивилизации идет и убыстряется в качестве ответа на вызов в ситуации особой трудности, которая воодушевляет сделать беспрецедентные усилия. Л..Н. иронизировал: "Да-да, а может быть, причина расцвета Англии - лондонский туман? Или вызов - это нападения иностранцев, потому что их надо отражать?" [+160]. Увы, не читал Л.Н. многого у А. Тойнби, да и не мог читать, ибо поздно вышли у нас книги англичанина, слишком поздно [*25]. "Если одной необходимости достаточно, чтобы создать сильное государство, - писал Л.Н., критикуя Тойнби, - то почему они создаются так редко?" [+161]. Л.Н. не нравится, что англичанин считал кочевой мир "застойным", что якобы не давало возможности развивать собственную оригинальную цивилизацию [+162].

Между тем заслуга А. Тойнби отнюдь не только и даже не столько в концепции "вызов - ответ". Эта гипотеза для него - ключ к пониманию локальных цивилизаций; но еще важнее то, что англичанин стал автором широкой цивилизационной теории, а его формулы часто гораздо современее и реальнее самых модернистских изысков на Западе.

Появившаяся в 90-х гг. концепция Ф. Фукуямы "Конец истории" нацело отметалась А. Тойнби задолго до ее рождения. Конец истории - это ее смерть, а сущность истории - это жизнь и движение, причем движение, отнюдь не всегда поддающееся контролю и весьма часто непрогнозируемое. Более того, А. Тойнби почитается на Западе и как "отец циклизма", что, по большому счету, сближает его с Л.Н. Кроме того, он стал "дедушкой" самой современной и модной западной теории - "столкновения цивилизаций", заново сформулированной и развитой ее "отцом" - профессором Гарвардского университета С. Хантингтоном в 1993 г. Суть ее в том, что в XXI веке на первый план может выйти не экономика и идеология, а цивилизационные противоречия и столкновения.

А. Тойнби и С. Хантингтон увидели, правда, на полвека позже, главное цивилизационное противоречие в конфликте между Западом (западноевропейская цивилизация плюс США) и "не-Западом", т. е. остальным миром. Эту концепцию критиковали на Западе (видимо, как "недостаточно западную") и на Востоке. Критиковали по мелочам, деталям, и по более крупному - "за перетолковывание политических трений в культуралистских терминах", разъясняя, что, например, ненависть бедного Юга к богатому Северу есть "скорее чувство классовое" [+163]. С этим никто и не спорит, но установить точное (в процентах?) соотношение разных факторов конфликтов, возможных в будущем - дело вряд ли реальное. Писал же Макс Вебер когда-то: "В принципе история банковского дела какого-либо народа, в которой объяснение построено только на экономических мотивах, столь же невозможно, как "объяснение" Сикстинской мадонны, выведенное из социально-экономических основ культурной жизни времени ее возникновения" [+164]. Ясно, что противоречия сложнейшего современного мира определяются не только привычными факторами; новые подходы здесь неизбежны и продуктивны. Не надо монополии одного подхода, не передаст он всей картины, всей сложности.

Вернемся к неожиданному союзнику Льва Николаевича. А. Тойнби подчеркивал, что современное ему видение истории остается по-преимушеству европоцентристским. Западная цивилизация, достигшая в своем развитии высочайшего технологического и научного уровня, породившая либеральную демократию, тем не менее не кажется ему идеальной. Напротив, для А. Тойнби совершенно очевиден ее экспансионистский характер [+165]. "В столкновении между миром и Западом, - писал Тойнби, - которое длится к нынешнему времени уже четыре или пять веков, именно Запад, а не остальной мир обрел наиболее значительный опыт. Не мир нанес удар Западу, а именно Запад нанес удар, и очень сильный, остальному миру" [+166].

Здесь видится много общего между английским профессором и его русским "критиком". Особенно ясно это прослеживается в статье А. Тойнби "Россия и Запад", в которой он советует западному человеку покинуть "свою кочку" и объективно посмотреть на столкновение "Запад - не-Запад", посмотреть глазами огромного, незападного большинства человечества. "Золотой миллиард" [*26], то есть Западный мир, составляет на самом деле всего-навсего 1/6 человечества!

Тойнби писал, что русские и мусульмане, индусы и китайцы, японцы и все остальные ответят одинаково на вопрос о роли Запада. "Запад - скажут они - это архиагрессор современной эпохи, и у каждого найдется свой пример западной агрессии. Русские напомнят, как их земли были оккупированы западными армиями в 1941, 1915, 1812, 1709, 1610 годах, народы Африки и Азии вспомнят о том, как, начиная с XV века, западные миссионеры, торговцы и солдаты осаждали их земли с моря. Азиаты могут еще напомнить, что в тот же период Запад захватил львиную долю свободных территорий в обеих Америках, Австралии, Новой Зеландии, Южной Африке и Восточной Африке. А африканцы о том, как их обращали в рабство и перевозили через Атлантику, чтобы сделать живыми орудиями для приумножения богатства их алчных западных хозяев. Потомки коренного населения Северной Америки скажут, как их предки были сметены со своих мест, чтобы расчистить пространство для западноевропейских незваных гостей и их африканских рабов" [+167].

Это - глобальное видение истории, совпадающее с гумилевским, но следует подчеркнуть именно глобальное. Мысли А. Тойнби о далекой ему России, как ни странно, тоже были в унисон с гумилевскими. Совпадало не только неприятие "черной легенды", но, больше того, оценка татарского ига. Она далеко не тривиальна.

"Довольно печальная история отношений России с Западом, - пишет Тойнби, - имела, тем не менее, счастливую первую главу, ибо, несмотря на различный образ жизни, Россия и Запад довольно удачно взаимодействовали в пору раннего средневековья. Шла взаимная торговля, заключались династические браки. Например, дочь английского короля Гарольда вышла замуж за русского князя [*27]. Отчуждение началось в XIII веке, после нашествия татар на Русь. Татарское иго продолжалось недолго, ибо татары были степными кочевниками и не могли укорениться в русских лесах и полях. В результате татарского ига Русь потерпела убытки, в конце концов, не столько от татар, сколько от западных соседей, не преминувших воспользоваться ослаблением Руси для того, чтобы присоединить к западно-христианскому миру западные русские земли в Белоруссии и на Украине. Только в 1945 г. России удалось возвратить себе те огромные территории, которые западные державы отобрали у нее в XIII и XIV веках" (подчеркнуто мною. - С.Л.) [+168]. Остается пожалеть, что нынешние борцы против "имперскости" России этого никогда не читали, иначе отнесли бы респектабельного английского профессора к сталинистам, а уж визы в "самостийную" он бы не получил ни за что.

Вот еще один тезис большого ученого, показывающий глубокое понимание русской истории ("профессионалы-советологи" обычно не отличаются этим): "Западный мир, к которому Россия пошла в ученики, был уже миром нерелигиозным" [+169].

Жалко, что Л.Н. не читал этого, поскольку не владел английским. Знал бы тогда Л.Н., что и на Западе есть в чем-то единомышленники, при этом весьма видные.

Арнольд Тойнби - огромное явление в науке. За два с лишним десятилетия после его смерти на Западе не появилось сравнимой по масштабу фигуры. Более популярные в "масс-медиа", более плодовитые авторы - сколько угодно; например, 3. Бжезинский выдает по книге в год, а то и больше, но не его же сравнивать с титаном А. Тойнби?

Пожалуй, такого уровня достигает сейчас С. Хантингтон, куда более объективный и интересный, чем многие политологи Запада. Строгая научная объективность вообще - удел немногих, тем более, когда речь идет о плюсах и минусах не в точных, а в общественных науках. Какая уж тут объективность, когда кумир российских интеллектуалов - Зигмунд Фрейд всерьез говорил о "властвующих над миром великих нациях белой расы, на долю которых выпало руководство человеческим родом" [+170]. Читатель возразит: это же было давно, на заре века. Но почти на закате века другой интеллектуал, очень известный немецкий историк Эрнст Нольте, не нашел ничего лучше, как характеризовать поведение своих соотечественников в годы третьего рейха словами "asiatsche Tat" [*28] [+171].

С. Хантинггон несравненно грамотнее, оригинальнее и куда объективнее большинства современных западных авторов. Грамотнее уже потому, что в отличие от признанных советологов он читал сочинения евразийцев [*29]. Гарвардский профессор объективнее их, ибо понял, что "ценности, которые наиболее важны на Западе - наименее важны во всем остальном мире".

Он сформулировал в последней главе своей капитальной книги такой прогноз на будущее: "Глобальные "монокультуристы" хотят сделать весь мир Америкой. Тамошние "мультикультуристы" хотят сделать Америку похожей на весь мир. Но "мультикультурная" Америка невозможна, ибо "не-западная" Америка перестала бы быть и американской. "Мультикультурный" мир непредотвратим, потому, что невозможна глобальная империя" [+172].

Запад уже начинает понимать, что тотальная "кока-колонизация" не проходит, что западная культура не становится мировой. Ведь не более, чем видимость, что американская еда, одежда, поп-музыка, кино с большим энтузиазмом принимаются "не-Западом", доминируют чуть ли не на всех континентах. Культура - не потребление материальных продуктов. "Сутью культуры, - пишет Хантинггон, - являются язык, религия, ценности, традиции и обычаи. Если русские пьют кока-колу, это вовсе не означает, что они мыслят подобно американцам" [+173]. Думается, что под этими словами подписался бы и Л.Н.

Лучшие умы Запада отвергают и другую легенду, состоящую в том, что будто бы модернизация других цивилизаций есть их вестернизация. Но еще Ф. Бродель отмечал, что "Китай эпохи династии Минь... был несомненно ближе к Франции династии Валуа, чем Китай Мао Цзе-дун к Франции времени Пятой республики" [+174]. Сегодняшний Китай демонстрирует Западу, что конфуцианство, помноженное на современную технологию и менеджмент, представляет серьезное оружие модернизации без намека на вестернизацию.

В России все иначе; нас призывают войти в "круг цивилизованных стран", "общеевропейский дом" и т. д. Академик А. М. Панченко, друг Л.Н., ядовито замечал по этому поводу: "Они просятся в "общеевропейский дом", а их дальше прихожей не пускают, разве что вышлют стакан водки и краюху хлеба" [+175]. Как будто до "пришествия" Горби не были мы цивилизованной страной, как будто не Россия-СССР дала миру Толстого и Достоевского, Королева и Шостаковича...

В годы "перестроечных" мифологем с Запада пытались достучаться до нашего сознания, до лениво-нелюбопытной "элиты" такие выдающиеся и без кавычек элитные интеллектуалы, как Александр Зиновьев ("идеалист-коммунист", как он сам себя называл) с его анализом западнизма и критикой мета-идеологии Запада [+176], Владимир Максимов, Мария Розанова и многие другие. Все они в чем-то повторяли судьбу евразийцев, а потом и их горький вывод. Как писал когда-то П. Савицкий, то, что было "неясно посетителю, стало ясно жильцу" [+177]. Ясна стала иноприродность.

Предупреждения об "иноприродности" из далеких 20-х гг. не дошли до так называемой "демократической интеллигенции" России. Она в большинстве своем оказалась неспособной понять ситуацию и в силу этого не-

сет большую нравственную ответственность. Больше того, спустя два дня после бойни в Останкино и у "Белого дома" большинство "творческой элиты" стали "подписантами" обращения к Президенту, о котором А. Зиновьев отметил, что оно "не имело прецедентов по подлости, жестокости и цинизму" [+178]. Кстати, "творческая интеллигенция" (один из шаблонов "демо-жаргона") - достаточно нелепое выделение. Неужели научная, научно-техническая интеллигенция не-творческая? Видимо, творцы "демо-жаргона" выделили артистов, журналистов, писателей в силу неизмеримо большей продажности именно этой части "элиты".

Именно она дала второе дыхание "черной легенде" в 80-х гг. и особенно после развала СССР, всячески оплевывая свою страну, ее историю, ее людей (чего стоит придумка "совок"!), организовав беспримерную кампанию мазохизма и создания комплекса неполноценности у своего (своего ли?) собственного народа, став каким-то коллективным "спичрайтером" для малограмотного, но амбициозного "нобелевского тракториста". Можно утешать себя тем, что не они олицетворяют теперь культуру, но спрашивается, кого же мы видим на ТВ, в прессе, слышим ежедневно?

Время такое, "культура такая, что она любит подтанцовщиков, подпевалыциков, создателей мелких жанров, она любит людей, которые приукрашивают и смешат... Нет им числа этим писателям, которые смешат", - констатировал писатель, который грустит по развалу страны [+179].

Л.Н. как будто предвидел эту жалкую и подлую роль интеллигенции в новое смутное время, много раз в последних интервью повторял мало понятные тогда слова: "Я - не интеллигент!" Л.Н., правда, был отнюдь не первым; еще К. П. Победоносцев писал министру внутренних дел В. К. Плеве: "Ради Бога, исключите слова "русская интеллигенция". Ведь такого слова "интеллигенция" по-русски нет: Бог знает, кто его выдумал, и Бог знает, что оно означает..."

Итак, модернистский вариант "черной легенды" - творение российской псевдо-элиты. Именно она довела народ до того, что французский геополитик Пьер Галуа, вовсе не обязанный любить Россию и даже сострадать ей, предупреждает, почти просит оттуда, с Запада: " Надо объяснить русским людям, что у них своя история, свои победы и поражения, свои традиции и обычаи, что они отличаются от других народов и от своих соседей. Навязать им чужие устои - абсурд. Запад воображает, будто его образ жизни, организация общества являются образцом, которому все должны следовать. Нет никакой причины соглашаться с этим". До чего дело дошло!

После развала СССР можно унижать Россию, как это делает 3. Бжезинский (формула "лишняя страна" - его находка), можно относить ее к странам "с переходной экономикой" (куда?), даже к "третьему миру" Издеваться могут все, кому не лень - от Госдепартамента США, вводящего новые, унизительные для русского человека правила получения виз, до Польши, внезапно перекрывающей доступ в страну нашим "челнокам" и до властей "демократической Латвии", где полиция прилюдно и безнаказанно избивала "русскоязычных пенсионеров".

Можно жалеть и оплакивать Россию, как это делают некоторые из подлинных ее друзей на Западе; например, Дж. Кьезе в своей изумительно глубокой книге "Прощай, Россия" [+180], Но есть ли это победа Запада, западной цивилизации? Нет. "То, каким образом умирает эта империя, - пишет Кьезе, - является отражением победившей цивилизации.., в свою очередь не отдающей себе отчета в том, что она вступила в свой заключительный кризис" [+181].

Ситуация в России в послереволюционные годы была, может быть, еще сложнее, чем сейчас: война, разруха, оккупация части страны. Но в 1919 году Владимир Иванович Вернадский - отец евразийца, писал: "Сейчас главнейшей силой, спаивающей новое русское государство, будет являться великая мировая ценность - русская культура во всех ее проявлениях" [+182].

Примечания

[+1] Л. Гумилев. Ритмы Евразии. М., 1993, с. 27.

[+2] Н. Гумилева. Вступительное слово к книге "Мир Л. Гумилева. В поисках вымышленного царства". М.,1994, с. 18.

[+3] Там же, с. 19.

[+4] Д. Балашов. Память учителя. "Наш современник", 1993, N 8, с. 144.

[+5] С. Михайловский. Н. Н. Пунин. Портрет в супрематическом пространстве. "Нева", 1989, N6, с. 158.

[+6] Ю. К. Толстой. Спор о наследстве А. А. Ахматовой. "Правоведение", 1989, N 3. Юрий Кириллович Толстой - доктор юридических наук, профессор ЛГУ, автор 200 трудов, в 1990-1991 гг. - член Комитета конституционного надзора СССР.

[+7] М. Ардов. Легендарная Ордынка. "Новый мир", 1994, N 5, с. 117.

[+8] Ю. К. Толстой. Спор о наследстве А. А. Ахматовой. "Правоведение", 1989, N 3, с. 64.

[+9] Л. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. 1963-1966. Т. 3, М., 1997, с. 277.

[+10] Там же, с. 27.

[+11] Э. Герштейн. Из воспоминаний. Письма Анны Ахматовой. "Вопросы литературы", 1989, N 6, с. 252, 253.

[+12] Ю. К. Толстой. Спор о наследстве, "Правоведение", 1989, N 3, с. 64.

[+13] Из архива Л. Н. Гумилева.

[+14] Ю. К. Толстой. Спор о наследстве, с. 68.

[+15] Там же, с. 70.

[+16] "Новая газета", N 30, 1997 г.

[+17] Л. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. 1963-1966. Т. 3, с. XV.

[+18] Там же, с.502.

[+19] С. Чупринин. Литература и Россия: размолвка или прощание навсегда. "Общая газета", 11-17 декабря 1997 г.

[+20] Э. Герштейн. Новое о Мандельштаме. At heneum. Paris, 1986.

[+21] Там же, с. 116.

[+22] Там же, с. 118

[+23] Там же, с. 119.

[+24] Там же, с. 121.

[+25] Там же, с. 122.

[+26] Там же, с. 123.

[+27] Там же, с. 153.

[+28] Л. Н. Гумилев. Поиски вымышленного царства. М., Танаис, 1994, с. 45.

[+29] "Советская культура", 15 сентября 1988 г.

[+30] "История СССР", 1968. N I, с. 235.

[+31] Л. Гумилев. В поисках вымышленного царства. М., 1970, с. 261.

[+32] Там же, с. 4.

[+33] Словарь современного русского литературного языка, т. 15. Изд. АН СССР. М.-Л., 1963, с. 795.

[+34] Л. Гумилев. В поисках вымышленного царства. М., 1970, с. 11.

[+35] Там же, с. 234.

[+36] Л. Гумилев. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1990, с. 256.

[+37] Мир Льва Гумилева. "Арабески истории". Т. 1., М., 1994, с. 286.

[+38] Письмо Г. Вернадского Л. Гумилеву 11 июня 1972 г.

[+39] Р. Дж. Коллингвуд. Идеи истории. Автобиография. М., 1980, с. 256.

[+40] Лев Гумилев. Поиски вымышленного царства. М., Танаис, 1994, с. 470.

[+41] Л. Гумилев. "Тайная" и "явная" история монголов XII-XIII вв. В книге: "Татаро-монголы в Азии и Европе". М.,1977, с. 485.

[+42] Л. Гумилев. Тысячелетие вокруг Каспия. Баку, 1991, с. 121.

[+43] Л. Гумилев. В поисках вымышленного царства. М., 1970, с. 18.

[+44] Там же, с. 18.

[+45] Там же, с. 51.

[+46] Г. В. Грумм-Гржимайло. Западная Монголия и Урянхайский край. Л.,1926.

[+47] Л. Гумилев. Из истории Евразии. М., 1993, с. 61.

[+48] Там же, с. 60.

[+49] Л. Гумилев. Китайская хронографическая терминология в трудах Н. Я. Бичурина. В кн.: "Собрание сведений по исторической географии Восточной и Средней Азии". Чебоксары, 1960. с.666.

[+50] Л. Гумилев. В поисках вымышленного царства, с. 71.

[+51] Е. И. Кычанов. Очерки истории Тангутского Государства. М., 1968, с. 78.

[+52] Л. Гумилев. В поисках.., с. 97.

[+53] Там же, с. 103.

[+54] Там же, с. 116.

[+55] Там же, с. 106.

[+56] Л. Гумилев. Черная легенда. М., 1994, с. 88.

[+57] Л. Гумилев. В поисках.., с. 107-109.

[+58] Л. Гумилев. Черная легенда, с. 53.

[+59] Л. Гумилев. В поисках.., с. 133.

[+60] Там же, с. 134,135.

[+61] Там же, с. 137, 138.

[+62] Там же, с. 152.

[+63] Там же, с. 71.

[+64] Л.Гумилев. Из истории Евразии. М.,1993, с. 71.

[+65] Цит. по кн.: "Татаро-монголы в Азии и Европе". М., 1977, с. 301.

[+66] Там же, с. 391.

[+67] Л. Гумилев. Черная легенда, с. 80.

[+68] Л. Гумилев. От Руси к России. М., 1992, с. 105.

[+69] Л. Гумилев. Черная легенда, с. 102.

[+70] Там же, с. 90.

[+71] Там же.

[+72] Там же, с 99. Это подтвердил и немецкий исследователь фон Эрдман (Г. Е. Грумм-Гржимайло, с. 386.).

[+73] "Татаро-монголы в Азии и Европе". М., 1977, с. 31.

[+74] Там же, с. 34.

[+75] Л. Гумилев. Черная легенда. М., 1994. с. 103.

[+76] Н. Трубецкой. Наследие Чингис-хана. В кн.: "История, наука, язык". М., Прогресс. 1995. с. 215.

[+77] Л. Гумилев. Происхождение событий. В кн.: "Арабские истории", кн. I. M., 1994. с. 20.

[+78] Л. Гумилев. В поисках вымышленного царства. М., 1970, с. 343.

[+79] Б. А. Рыбаков. О преодолении самообмана. "Вопросы истории", 1971, N 3.

[+80] Там же, с. 12. +81 "Вопросы истории", 1971, N 3, с. 13.

[+82] Л. Гумилев. В поисках.., с. 184.

[+83] "История СССР", 1990, N 4, с. 129.

[+84] Л. Гумилев. Древняя Русь и Великая степь. М., Мысль, 1989, с. 492.

[+85] В. Кожинов. Византийское и монгольское "наследство" в судьбе России. "Российский обозреватель", 1996, N 3, с. 103.

[+86] Там же, с. 104.

[+87] Л. Н. Гумилев. Поиски вымышленного царства. М., Танаис, 1994, с. 454 (комментарий).

[+88] Л. Гумилев. В поисках вымышленного царства, с. 203.

[+89] В. И. Матузова. Английские средневековые источники. М., Наука, 1979. с. 232.

[+90] Л. Гумилев. В поисках.., с. 205, 216, 222.

[+91] Л. Гумилев. Из неопубликованного. Дается по рукописи "Черной легенды". (В поисках вымышленного царства, с. 455).

[+92] Г. В. Ф. Гегель. Сочинения. T.VIII, М., 1935, с. 85.

[+93] К. Маркс. Хронологические выписки. "Архив К. Маркса, Ф. Энгельса". Т. V, М., 1938, с. 221.

[+94] К. Marx. Sekret Diplomatic History of the eighteenth Century. London. 1899. p. 78.

[+95] Л. Гумилев. От Руси к России. М., 1992, с. 108.

[+96] Татаро-монголы в Азии и Европе. М., 1977, с. 11.

[+97] Там же, с. 210.

[+98] Записные книжки Анны Ахматовой (1908-1966). Москва - Турин, 1996, с. 449.

[+99] "Печатный двор", 22 сентября 1989 г.

[+100] Письмо редактора "Природы" И. Шишкина, 4 января 1974 г.

[+101] Татаро-монголы в Азии и Европе. М., 1977, с. 23.

[+102] Там же, с. 23.

[+103] Там же.

[+104] "Родина". 1997, N 3/4. с. 86.

[+105] Там же.

[+106] Об "Der Spiegel", 1996, N16, s. 184.

[+107] Л. Гумилев. Тайная и явная история монголов XIII-XIV вв. В кн.: Татаро-монголы в Азии и Европе. М., 1977, с. 495.

[+108] Там же, с. 486.

[+109] Е. Кычанов. Кочевые государства от гуннов до маньчжуров. М., 1977, с. 190.

[+110] Цит. по кн.: Е. Кычанов. Кочевые государства от гуинов до маньчжуров. М., 1997, с. 180.

[+111] Г.Е. Грумм-Гржимайло. Западная Монголия и Урянхайский край. Л., 1926, с. 402.

[+112] Л. Гумилев. От Руси к России. М., 1992, с. 97. 

[+113] Л. Гумилев. Черная легенда. М., 1994, с. 102.

[+114] Г. Грумм-Гржимайло. Западная Монголия и Урянхайский край, с. 408.

[+115] Г. Вернадский. О составе великой Ясы Чингас-хана. Исследования и материалы по истории России и Востока. Вып. первый. Брюссель, 1939, с. 39.

[+116] Г. Е. Грумм-Гржимайло. Западная Монголия и Урянхайский край, с. 439.

[+117] Г. Вернадский. Начертание русской истории. Прага, 1927, с. 71.

[+118] П. Н. Милюков. Очерки по истории русской культуры. Ч. 1, М., 1993, с. 372.

[+119] Г. Е. Грумм-Гржимайло, с.409; П. Н. Милюков. Очерки по истории русской культуры, 4.1. М., 1993, с. 370.

[+120] Л. Гумилев. В поисках вымышленного царства. М., 1970, с. 157; Л, Гумилев. От Руси к России. М., 1992, с. 432.

[+121] Г. Вернадский. Начертание русской истории. Прага, 1927, с. 71.

[+122] Л. Гумилев. В поисках вымышленного царства, с. 157.

[+123] Там же, с. 274.

[+124] Там же, с. 275.

[+125] В. В. Бартольд. Образование империи Чингис-хана. "Записки Восточного отделения Императорского Русского археологического обществ т. X, 1896. СПб, 1897, с. 113.

[+126] Г. Вернадский. Начертание русской истории. Прага, 1927, с. 71.

[+127] Л. Гумилев. Черная легенда. М., 1994, с. 266.

[+128] Евразийство (опыт систематического изложения). Евразийское книгоиздательство. Прага, 1926, с.З 8.

[+129] Цит. по: "Евразийский временник". 1927, с. 26.

[+130] Л. Гумилев. Черная легенда. М., Экопрос, 1994.

[+131] "Советская Татария", сентябрь-ноябрь, 1990.

[+132] В. Ермолаев. Предисловие к кн.: Л. Гумилев. Черная легенда. М., Экопрос, 1994, с. 9-10.

[+133] Л. Н. Гумилев. Черная легенда, с. 112.

[+134] Л. Гумилев. Древняя Русь и Великая степь. М., 1989, с. 512.

[+135] Л. Гумилев. Черная легенда, с. 135.

[+136] В. Ермолаев. Предисловие к книге "Черная легенда", с. 15.

[+137] Л. Гумилев. Черная легенда, с. 142.

[+138] Там же, с. 143.

[+139] Апокрифический диалог. "Нева", 1988, N 3, с. 197.

[+140] Л. Гумилев. Черная легенда, с. 35.

[+141] Л. Гумилев. Тысячелетие вокруг Каспия. Баку, 1991, с. 291.

[+142] Там же, с. 112. Тарент - это современное Таранто.

[+143] П. П. Козлов. Севрная Монголия. М., 1963, с. 17.

[+144] Город-экосистема. М., Медиа-пресс, 1997, с. 292.

[+145] Л. Гумилев. Черная легенда, с. 41.

[+146] "Россия и латинство", Берлин, 1923, с. 33.

[+147] О. Шпенглер. Закат Европы. Т. 1. М., Мысль, 1993, с. 146.

[+148] В. Шубарт. Европа и душа Востока. М., Русская идея, 1997.

[+149] Там же, с. 309, 310.

[+150] Цит. по: В. Шубарт. Европа и душа Востока. М., 1997, с. 370, 371.

[+151] Там же, с. 7.

[+152] Там же, с. 11.

[+153] Там же, с. 14,15.

[+154] Там же, с. 17. 18.

[+155] Там же, с. 28.

[+156] Там же, с. 33.

[+157] Там же, с. 127, 125.

[+158] Там же, с. 114.

[+159] Цит. по М. Назарову. Смысл истории. В кн.: В. Шубарт. Европа и душа Востока. М., 1997, с. 436.

[+160] Л. Гумилев. Черная легенда. М.. Экопрос, 1994, с. 178.

[+161] Там же, с. 179.

[+162] Л. Гумилев. Ритмы Бсразии. М., 1993, с. 302.

[+163] В. Малахов. "Война культур" или интеллектуалы на границах. "Октябрь", 1997, N7, с. 154.

[+164] Макс Вебер. Избранные произведения. М., 1990, с. 308.

[+165] В. И. Уколова. "Старомоден" ли профессор Тойнби? В книге: А. Тойнби. Цивилизация перед судом истории. М., 1995, с. 12.

[+166] Там же, с. 156.

[+167] В. И. Уколова. "Старомоден" ли профессор Тойнби? В книге: А. Тойнби. Цивилизация перед судом истории. М., 1995, с. 156.

[+168] А. Тойнби. Цивилизация перед судом истории. М., 1995, с. 157.

[+169] Там же, с. 160.

[+170] Цит. по: "Октябрь", 1997, N 7, с. 152.

[+171] Там же, с. 155. Э. Нольте стал широко известен после нашумевшей в 80-х гг. в ФРГ дискуссии, получившей название "Спор историков".

[+172] Samuel P. Huntington. The Clash of Civilization. Europaveriag. Munchen - Wien. 1977, s. 525.

[+173] С. Хантингтон. Запад уникален, но не универсален. "Мировая экономика и международные отношения", 1997, N 7, с. 84, 85.

[+174] F. Braudel. On History. Chicago, 1980, p. 213.

[+175] "СПб Панорама", сентябрь, 1997, с. 70.

[+176] А. Зиновьев. Запад. Феномен западнизма. М., 1995.

[+177] Евразия: народы, культура, религия. 1993, N 1, с. 37.

[+178] La caduta dell Imperio del Male Турин, 1994, с. 128.

[+179] С. Есин. Персонажи смуты. "Советская Россия", 5 марта 1998 г.

[+180] Дж. Кьезе. Прощай Россия. М., 1997, с. 257.

[+181] Там же, с. 260.

[+182] В. И. Вернадский. Научная задача момента. Газета "Донская речь", 26 декабря 1919 г.

Комментарии

[*1] "Синяя звезда" - Елена Карловна Дюбуше, дочь известного французского хирурга. Ей посвящен цикл стихотворений Н. Гумилева "К Синей звезде".

[*2] Она была создана под председательством А. А. Суркова, многократно помогавшего А.А. при ее жизни.

[*3] Правда, И. Пунина кое-что передала безвозмездно, чтобы, вероятно, выглядеть покрасивее.

[*4] Этот альбом был в 1934 г. подарен Анне Андреевне Н. И. Харджиевым, который был бессильным свидетелем на процессе. На первом листе альбома надпись по-французски: "Князь Долгорукий, 1838". Первые пять страниц заполнены французскими стихотворениями. Ахматова вписывала в этот альбом окончательные редакции своих стихов.

[*5] Он был однажды соавтором Л.Н., а после его смерти - инициатором и создателем "оливковой серии" - книг "Мир Л. Гумилева".

[*6] Несторий - константинопольский патриарх (428-431), основатель направления, имевшего много приверженцев в востоку от Византии. Учил, что Мария является не Богородицей, а Христородицей, т. е. родила Христа как смертного человека. Был осужден Эфесским вселенским собором (431 г.) как еретик.

[*7] Географический нонсенс: Реально Сузы - столица государства Элам в Двуречьи, в IV в. до н. э. - резиденция персидских царей.

[*8] Кидани - племенной союз, впервые упоминающийся во второй половине IV в. Кидани жили в долине р. Ляохэ. В VIII-IX вв. сложилось раннее киданьское государство с государем (ваном), штатом чинов, армией и административным делением на восемь "бу" (округов). Киданьское государство до 936 г. официально называлось "государство киданей", с 937 по 1013 г. - "Великое Ляо".

[*9] Это, правда, уже "красоты стиля" Л.Н.: Байкал всегда полон.

[*10] Онон - река в нынешней Читинской области, начинается в пределах МНР, затем, слившись с р. Ингодой, образует р. Шилку - левый приток Амура.

[*11] Река Керулэн восточной части Монголии впадает в озеро Далан-нор.

[*12] В работе 1977 г. Л.Н. именует их "кэраиты", в книге Е. Кыча-нова они получили название "кереиты".

[*13] Учение перса Мани (216-273), являющееся объединением вавилоно-халдейских, иудейских, христианских, иранских (зоастризм), гностических представлений. Согласно со взглядами манихейства, в мире идет постоянная борьба света и тьмы, добра и зла.. Моральные каноны Мани требовали строжайшего воздержания, особенно в отношении питания, половой жизни и физического труда... Л.Н. отмечал, что это учение вызывало отвращение всюду, где оно проповедовалось - в Риме, Иране и Китае. Только уйгуры приняли манихейство как государственную религию, но большая часть их тяготилась этой религией.

[*14] Монгольское слово "найма" значит "восемь" - именно столько родов было в их племени; Л.Н. шутливо называл их "восьмерочники".

[*15] Гурханом становились вожди объединенных племен.

[*16] Государство Хорезмшахов объединяло тогда большую часть Средней Азии, весь нынешний Афганистан и весь Иран (кроме Хузистана). Оно простиралось от Арала и низовьев Сыр-Дарьи на севере до Персидского залива на юге, от Памира на востоке до гор Загроса на западе.

[*17] Л.Н. гордился им и всем рассказывал, что на черном рынке оно шло за тридцатку - бешеные деньги по тому времени!

[*18] Почему Ляо - химерное образование, Л.Н. объяснял через увлечение чуждой им китайской культурой.

[*19] Ему - владыке Сарскому и Подольскому (XIII-XIV вв.) было посвящено стихотворение П. Савицкого:

Владыка Сарский и Подольский
Вокруг тебя кипит Сарай,
В нем на базарах топот конский,
И бойкий торг и псовий лай...

[*20] Идеократия - власть идей, идеалов. Термин евразийцев, противопоставление "власти материи", "рыночной системе".

[*21] К слову, академик К. К. Марков был изумительно светлой личностью, высокоинтеллектуальным человеком, но не имел никакого отношения к тем географическим сюжетам, которые занимали Л.Н.!

[*22] Именно по этой версии отмечалась его память в Монголии и КНР.

[*23] Боцзиле, бочихе - чжурчженский титул, приблизительно эквивалент титулу "лорд".

[*24] По-разному в разное время именовали его наши историки.

[*25] "Постижение истории" появилось в 1991 г., а "Цивилизация перед судом истории" - еще позже, в 1995 г.

[*26] Это понятие не принадлежит Тойнби, который о нем не знал.

[*27] Гида (годы жизни неизвестны) - дочь последнего англосаксон ского короля Англии Гарольда (умер в 1066 г.) была между 1070 и 1075 гг. выдана замуж за тогдашнего (с 1067 г.) князя Смоленского, а позднее (с 1115 г.) - великого князя Киевского Владимира Мономаха.

[*28] Азиатский поступок (нем).

[*29] Он, правда, наивно полагал, что в России происходит "возрождение интереса к идеям П. Савицкого".

[ << ] [ Начала Этногенеза ] [ Оглавление ] [ >> ]