Труды Льва Гумилёва АнналыВведение Исторические карты Поиск Дискуссия   ? / !     @

Реклама в Интернет

АВГУСТ МЮЛЛЕР

Текст печатается по изданию: С.-Петербург, Издание Л. Ф. Пантелеева, 1895 год. Орфография изменена на современную. Все примечания автора, переводчика и редактора первого издания. - Примеч. ред. совр. изд

Пользуясь обязательным разрешением академика бар. В. Р. Розена, приводим из его речи, читанной в Заседании Вост. Отд. И. Р. А. О. 29 сентября 1892 и напечатанной в Записках Вост. Отд. т. VII, 329≈334, некоторые биографические данные об Августе Мюллере, а также оценку его научной деятельности.

Жизнь Августа Мюллера была небогата внешними событиями: он родился в 1848 г. в Штеттине, где и получил гимназическое образование; затем поступил в Лейпцигский университет, в котором занимался классической филологией и восточными языками, принадлежа к самым прилежным и верным ученикам незабвенного и несравненного ╚шейха╩ Флейшера. В 1868 г. получил докторский диплом от университета в Галле, там же в 1870 г. пристроился приват-доцентом и в 1874 г. был произведен в экстраординарные профессоры. В 1882 г. он был переведен ординарным профессором в Кенигсберг и в 1889 г. в том же звании опять приглашен в Галле.

В ученой литературе А. Мюллер впервые выступил в 1869 г. со смелой попыткой критического ≈ в строго-филологическом смысле ≈ издания моаллаки Имрулькейса [*1]. Этот первый опыт молодого ученого, помимо разбросанных в нем отдельных остроумных замечаний, заслуживает внимания тем, что в нем весьма ясно обрисовывается научный идеал, к которому А. Мюллер стремился всю свою жизнь. Этот идеал ≈ применение к арабской филологии строгого, точного метода, выработанного трудами Ф. А. Вольфа, Ф. Германа, К. Лахмана, А. Бока и других, поднятие арабской филологии на высоту классической. К вопросам, касавшимся древнеарабской поэзии, он больше не возвращался, но своему идеалу он оставался верным и в той области арабской филологии, которой он посвятил лучшие свои силы.

В 1870 году на него было возложено редактирование примечаний и составление указателя к флюгелевскому изданию ал-Фихриста. Под влиянием ли этой работы или же вообще соображений о важности предмета у А. Мюллера созрела мысль посвятить свои труды истории принятия и развития греческой науки арабами, т. е. именно такой области, в которой, несмотря на сравнительно большое число исследований, необходимость применения строгого метода давала себя чувствовать особенно сильно. Вместе с тем именно здесь, в силу самого свойства сохранившихся материалов, применение этого метода обещало весьма богатые и прочные результаты. На первом плане тут, естественно, должно было стоять критическое издание главнейших источников, т. е. биографических сборников Ибн-Аби Усейбии и ал-Кифтия, и двух-трех менее важных авторов, как-то: Сайда Толедского, Мубашшира-ибн-Фатика, ал-Шахразурия, ал-Бейхакия. И вот мы видим, что А. Мюллер многие годы усидчивой, утомительной работы посвящает приготовлению этих изданий, и одно из них, по крайней мере, и при том самое объемистое и важное, ему удается довести до желанного конца. В 1884 г. появилось в трех томах Ibn Abi Useibia. Herausgegeben von August Müller. Königsberg i. Pr. Selbstverlag.. Внешние обстоятельства ≈ стремление к возможному сокращению расходов печатания [*2]  ≈ заставили издателя прибегнуть к услугам египетского типографщика, благодаря недобросовестности которого все издание вышло с внешней стороны довольно непривлекательным и неудобным для пользования. Но внутренняя ценность его, разумеется, нисколько не пострадала, и оно является классическим в своем роде образцом истинно научного, критического издания, каких мы имеем весьма небольшое число. Сборник биографий медиков Ибн-Аби Усейбии пользуется известностью в ученом мире уже около 200 лет; извлечения из него, ссылки на него делались весьма усердно, но только с появлением издания А. Мюллера этот драгоценный памятник стал действительно достоянием науки. Только теперь мы имеем текст, установленный настолько твердо, насколько это вообще возможно при нынешнем состоянии науки и сохранившихся материалах. А. Мюллер работал над своей задачей так методически и так тщательно, пользовался сравнительным обилием рукописных материалов так удачно и умело, что критике остается только отмечать случайные, отдельные промахи ≈ недочеты, неизбежные при любой человеческой работе. Всякий, кто знаком с положением арабской филологии, кто знает, как часто приходится нам опираться на совершенно необработанные и, так сказать, сырые тексты, другими словами, строить прямо на песке, вполне оценит заслугу А. Мюллера. Если бы ему удалось таким же образом издать еще ал-Кифтия и Сайда Толедского, то мы для одной по крайней мере области истории арабской цивилизации получили бы твердый фундамент, на котором можно было бы продолжать строить без опасения катастрофы.

К сожалению, А. Мюллер, частью вследствие разных чисто внешних неблагоприятных обстоятельств, частью вследствие живости своего ума и разносторонности научных интересов, равно как и свойственной ему всегдашней готовности жертвовать своими интересами на пользу другим, был несколько отвлечен от этой специальной задачи. В 1881 г. он принял предложение составить для известной исторической серии Онкена ╚Историю ислама на Востоке и Западе╩, которая была окончена им в 1887 г. [*3]. Приступая к этому труду, Мюллер нисколько не увлекался несбыточными мечтами о возможности вполне научного изложения истории ислама в столь короткий срок, при нынешнем состоянии науки и в тех рамках, которые ему были поставлены условиями всего издания. Он весьма ясно понял и определил свою задачу в предисловии к первому тому: ╚Ich will ein Hаndbuch darbieten, welches den sugenblicklichen Stаnd der Forschung möglichst zuverlässig zu einem hoffentlich lesbaren Ausdruck bringt; auch damit werde ich, wenn es gelingt, nichts Uberflüssiges gethan hаben╩.

Мне кажется, что всякий неспециалист, читавший ╚Ислам╩, согласится, что эта книга написана с большим талантом и весьма ╚lesbar╩, а всякий специалист скажет, что в ней сделано все, что только возможно было, чтобы представить читателю верную картину достигнутых до сих пор наукой результатов. Если не все периоды освещены одинаково, не все стороны исторической жизни мусульманских народов выяснены равномерно, то виноват тут не автор, а настоящее положение науки. Вообще же говоря, ╚Ислам╩ А. Мюллера является не только не ╚лишним╩, но даже в высшей степени полезным произведением, и я не знаю ни одного другого сочинения, которое давало бы столь ясный, связный и осмысленный общий обзор преимущественно внешней истории мусульманского мира, не говоря уже о том, что и во многих частных вопросах оно дает веские и ценные указания и разъяснения, свидетельствующие как о добросовестности, с которой автор всюду проверял своих предшественников по доступным ему источникам, так и о самостоятельности его взглядов.

Легко понять, как много пользы такая работа должна была принести самому автору, какое ясное представление он должен был получить между прочим о важнейших пробелах в наших знаниях. Из его писем действительно выходит, что он носился с планом не одной исторической монографии. При его глубоком знании языка и созревшем историческом таланте эти монографии, несомненно, вышли бы образцовыми.

Рядом с этими трудами А. М ю л л е р находил время еще для множества работ меньшего объема, работ, частью стоявших в теснейшей связи с его главным трудом, частью вызванных потребностями преподавания или текущими интересами научной литературы. К первой категории принадлежат несколько замечательных статей в Ztschr.d.d. morgenl. Ges., ко второй ≈ его грамматики арабского и турецкого языков и участие в составленной Нёльдеке хрестоматии древней арабской поэзии. Об арабской грамматике, весьма распространенной и известной далеко за пределами Германии, равно как о турецкой, были своевременно помещены отзывы в наших ╚Записках╩. Замечу только, что преждевременная кончина А. Мюллера лишила нас плодов долголетних его изысканий в области истории арабского языка. Именно занятие Ибн-Аби Усейбией и родственными ему авторами должно было особенно укоренить в нем сознание в полной необходимости специального исследования языка разных периодов и разных отраслей средневековой арабской литературы для выяснения вопроса об отношениях его к языку грамматиков-теоретиков классического периода. Изыскания, направленные в эту сторону, обещали не только богатые результаты для истории арабской речи, для арабской исторической грамматики, но должны были иметь также и весьма важные практические последствия при будущих изданиях средневековых арабских текстов известных категорий. Если бы А. Мюллеру суждено было, например, довести до конца и опубликовать хотя бы только начатые им наблюдения над некоторыми несомненными автографами знаменитых арабских ученых, то издатели арабских средневековых текстов приобрели бы просто неоценимое пособие для решения, по крайней мере приблизительного, массы ╚мучительных╩ вопросов критики текста, которые теперь являются часто вполне неразрешимыми и ставят издателя в печальную необходимость довольствоваться заведомо неудовлетворительным состоянием текста.

Но самую широкую популярность, самое большое право на признательность уже не только арабистов, но ориенталистов всех специальностей, археологов, лингвистов, историков и филологов, сколько-нибудь заинтересованных развитием востоковедения ≈ а кто ныне им не заинтересован? ≈ приобрел себе А. Мюллер предпринятым им в 1887 г., по почину и с материальной поддержкой Германского общества ориенталистов, изданием ╚Orientalishe Bibliographie╩. Поистине неоценимые услуги, которые это с каждым годом все более и более улучшавшееся издание оказывало и оказывает науке вот уже 5 лет, слишком очевидны для каждого, чтобы нужно было о них распространяться. Но на одну характерную черту этого издания, резко выделяющую его из других подобных библиографических сборников, я должен указать: это систематическая [*4] регистрация в нем русской литературы по востоковедению. Почин этого благого дела принадлежит всецело А. Мюллеру, и его заслуга нисколько не умаляется тем, что исполнение было ему значительно облегчено деятельным сотрудничеством К. Г. Залемана. А. Мюллер был убежден ≈ и при своем светлом уме и широком образовании должен был быть убежденным ≈ в неизбежности и неминуемости развития и расширения научной литературы на разных языках, не вошедших еще, так сказать, в обиход западноевропейской образованности, и относился по крайней мере к одной такой литературе, т. е. к русской, с полным сочувствием, которое он доказал не на словах только, но и на деле. Ему, конечно, не были совсем чужды и те опасения, то чувство некоторого, вполне впрочем понятного, беспокойства, которое вызывает это явление в громадном большинстве западных ученых, предвидящих новое затруднение на достаточно уже трудном, тяжелом и заставленном всякими преградами пути паломников науки. Но его глубоко справедливая и вместе с тем деятельная, бодрая и в лучшем смысле практическая натура не могла успокоиться на бесплодных вздохах или примириться с бессмысленным глумлением: она заставляла его искать выход, могущий удовлетворить все стороны, и он нашел этот выход в остроумном предложении, чтобы всякий ориенталист, помимо общеизвестных трех-четырех главных европейских языков, изучал еще один из менее известных и затем от времени до времени давал по возможности подробный отчет об относящихся к его специальности трудах на данном языке. Соединяя слово с делом и проповедь с примером, он выбрал себе русский язык, не потому только, как он сам говорит, что этот язык был ближайшим к нему географически [*5], но и потому, что ╚русские ученые давно уже показали, что нельзя игнорировать их труды╩ [*6]. Он принялся весьма ревностно за изучение русского языка и очень скоро уже был в состоянии напечатать первый отзыв и отчет свой о русских трудах по востоковедению. Этот отзыв посвящен Запискам Восточного Отделения И. Р. Арх. Общества, специально первому их тому. Постоянно возраставшее количество неотложных и буквально теснивших его со всех сторон работ мешало ему продолжать эти отчеты, но он неоднократно в письмах ко мне выражал надежду, что ему когда-нибудь удастся вернуться к этому делу и довести его до конца, по крайней мере по отношению к Запискам В. О.

Он умер 44 лет, 31 августа 1892 г.

 

Примечания

[*1] Imruulkaisi Mu'allaka. Edidit Augustus Muller. Halis. G. E. Barthel CICI-CCCCLXIX. XXII + 31 p. 8.

[*2] Частного издателя не нашлось, а многочисленные ученые учреждения Германии, по-видимому, не сочли возможным оказать содействие этому крупному ученому предприятию.

[*3] Der Islam im Morgen und Abendland. Berlin. 1886≈1887.

[*4] Спорадически это делалось и раньше, хотя бы, например, в предшествовавшей мюллеровой библиографии ≈ библиографии J.Klatt'а, приложенной к Litteraturblatt f. Or Philol. E. Kunn'а.

[*5] Он тогда был профессором в Кенигсберге.

[*6] См. его рецензию на первый том ╚Записок В. О.╩ в Goting Gel. Anz от 15.Sept 1889 ╧ 19, стр. 762.

 

Начала Этногенеза ] Оглавление ] >> ]

Top