Апокрифический диалог

Гумилев Л. Н.

Автор: Литературный прием "диалога" позволяет суммировать разнообразные вопросы, некогда заданные автору, и длинные беседы с читателями и их знакомыми. Преимущество жанра "диалога" - лаконичность. Итак, предлагаю диалог.

Антрополог: Почему Вы отбрасываете антропологию? Это нелогично. Если считать этногенез явлением не социальным, то оно должно быть биологическим, а раз так, то расовый признак должен иметь решающее значение. Ведь не отрицаете же Вы наличия отдельных рас, с присущими им наследуемыми признаками?

Автор: Конечно, нет. Расы существуют как подразделения вида Homo sapiens. По принятому делению их три, по В. П. Алексееву их шесть [1], так как он выделяет в самостоятельные расы американоидов, австралоидов и "койсанскую расу" в Южной Африке (готтентоты, бушмены и др.), но этносов - сотни и даже, может быть, больше тысячи, если когда-нибудь удастся сделать полный подсчет за 30 тысяч лет. Уже одно это показывает, что системы отсчета в антропологии и этнологии различны.

Затем, расовые признаки могут определить пигментацию кожи, рост, толщину волос, а иногда даже темперамент, быстроту реакции, половую потенцию, но не пассионарность - основной этногенный фактор.

Кроме того, все этносы в начале своего возникновения были плодом скрещения двух и более расовых типов, способов взаимодействия с вмещающими ландшафтами и даже психическими складами. Только в результате длинного процесса энтропии эти различия уравниваются и получается "чистый" этнос с единым стереотипом поведения, но беззащитный и нежизнеспособный.

Антрополог: Но не будете же Вы отрицать, что физиологические расовые особенности не накладывают своего отпечатка на культуру, в которую входят их особи?

Автор: Конечно, нет, но заметьте, что Вы ввели третью систему отсчета - культуру. Однако понятия "культура" и "этнос" столь же несоизмеримы, как добавляемая к ним "раса". Эти аспекты не только не покрывают друг друга, но и не пересекаются. Не люблю теоретизировать и приведу пример. А. С. Пушкин имел негритянскую примесь, т.е. был мулат. В его характере были негритянские черты, но ни для окружающих, ни для него самого это не имело никакого значения. Мало этого, он говорил и читал по-французски с раннего детства, т.е. по культуре был западным европейцем. Ну и что? Знание иностранного языка просто расширило его кругозор, но русский патриотизм лежал глубже и не был затронут стихами Парни. Так, значит, надо искать эту среднюю стихию, на которую не влияют ни "кровь" (расовые черты), ни образование. Это и есть этническая система отсчета, которая, по нашей гипотезе, лежит в ритме (частоте колебаний) биополя. Многообразие ритмов очень велико... и каждый ритм соответствует особому этносу, возникает и пропадает в историческом времени и, являясь природным феноменом, формирует стереотип поведения этноса или этнопсихологию. Это явление заслуживает самостоятельного изучения, а не сведения к расе или культуре.

Антрополог: Но ведь расы очень различны; так можно ли игнорировать возможности каждой из них?

Автор: Да нет, зачем? Любое знание лучше невежества. Однако все этносы находятся в тех или иных фазах, а расы развиваются так медленно, что их часто воспринимают как категории стабильные и присущие расоносителям. Это еще не беда, но, увы, за характеристикой постоянно следует оценка: "выше - ниже", "лучше - хуже", "прогрессивнее - регрессивнее".

Разве законно предпочитать анионы - катионам или кислоты - щелочам? Так же неправомерно вносить категорию качества в элементы системы, называемой "человечеством". Эти элементы разнообразны, но дополняют друг друга; поэтому при сравнении их между собой понятия "лучше - хуже" неуместны.

И наконец, принцип расовой диагностики - сходство признаков, а этнический - различие взаимодополняющих элементов системы, причем именно разнообразие (при единой доминанте) определяет стойкость этноса в межэтнических коллизиях, не всегда трагичных, но всегда опасных. Итак, не следует смешивать две науки в одну, чтобы затем спорить о том, что важнее. Синтез наук состоит в том, чтобы, обмениваясь информацией, помогать друг другу, а не подменять одной наукой другую. Не так ли?

Антрополог: Да, тут спорить не о чем.

Философ: Нет, погодите... В истории существует социальный прогресс, развитие производительных сил и смена производственных отношений. Одни общества продвинулись далеко вперед, другие отстали. Значит, сравнение их по этому принципу возможно и, более того, закономерно. Социальное развитие спонтанно, а поэтому не зависит от природных явлений. Соотносить природные импульсы со спонтанным движением - географический детерминизм, что неприемлемо. Плохо, только, что нет объяснений отсталости и регресса, наблюдаемых очень часто; но даже при этом понятие энтропии, т.е. уравнения потенциалов, кажется противоречащим принципу прогрессивной эволюции. Неужели автор книги отрицает прогресс?

Автор: Зачем отрицать или признавать? Лучше объяснить свою точку зрения, неизвестную Вам потому, что она нова.

Философ: А что может быть кроме движения вперед или назад?

Автор: Форм движения три. Известная Вам поступательная, вращательная, породившая в древности теории циклизма истории, не выдержавшая критики при проверке на фактическом материале, и колебательная. Тронутая струна на скрипке звучит и смолкает, но в ее движении нет ни "переда", ни "зада". Именно эта форма движения - затухающая вибрация отвечает параметрам этнической истории.

Философ: Но где же тогда прогресс?

Автор: В социальной форме движения материи! Только там идет прогрессивная смена формаций, на основе развития производительных сил и производственных отношений. А там, где нет развития техники, - нет и прогресса. Вот Вам объяснение "застоя".

Философ: Но при чем здесь энтропия?

Автор: Для объяснения спонтанного социального развития принцип энтропии, действительно, неприменим. Но для дискретных процессов этнической истории он необходим: ведь люди - организмы, живущие в коллективах, возникающих и исчезающих в историческом времени. Это - этносы, а процесс от их возникновения до распада - этногенез. Смысл этногенеза в утрате импульса, создавшего систему, до нулевого уровня - гомеостаза. Ничего подобного мы не видим ни в социальном развитии, ни в биологической эволюции, ни в циклическом движении планет вокруг Солнца. Следовательно, социальное развитие, биологическая эволюция и этногенез - явления несоизмеримые, как, например: длина, вес, степень нагрева и электрический заряд тела, хотя они вместе дают возможность описать предмет в его развитии, т.е. фазу процесса его становления, даже если это только момент.

Философ: Но какое измерение Вы считаете главным? Без ответа на этот вопрос Вы скатитесь к теории многих факторов, отброшенной еще в прошлом веке, так как она не давала возможности улавливания закономерности развития.

Автор: Для каждого объекта "главным" является свой фактор, выявленный путем эмпирического обобщения. Этим путем установлено, что этносы возникают то тут, то там. Значит, энтропийному процессу - этногенезу - предшествует негэнтропийный взрыв, своего рода - толчок, импульс которого закономерно затухает в историческом времени от сопротивления среды или при рассеянии энергии. Вряд ли Вы будете защищать мнения профанов, что разрушительные завоевания совершались по капризу злых и глупых правителей, которым почему-то подчинялись их добрые и умные подданные и ради алчных начальников позволяли себя убивать в ненужных им войнах. Хотя в популярной литературе такие сентенции встречаются, но они не заслуживают обсуждения уже по одному тому, что под таким углом зрения нельзя объяснить, почему обижаемые не сопротивлялись обидчикам. Короче, почему древние, развитые цивилизации, обладавшие экономической базой, культурой и совершенной для их времени техникой, исчезли, равно как и создавшие их этносы, а на их месте появились новые, хотя от этой замены не выиграл никто? И наконец, везде ли так, или гибель Рима в V в.- только частный случай, которого могло и не быть? По-моему, здесь, как и в социальной истории, есть своя закономерность, в которую укладываются случайности, погашающие друг друга, но неспособные нарушить общий ход этнической и социальной истории.

Философ: Ну, раз Вы признаете диалектический монизм, в котором сочетаются случайности и закономерности, то у меня повода для спора нет.

Историк: Римская империя погибла из-за кризиса рабовладельческой формации, тормозившей прогресс, вследствие несовершенства способов эксплуатации.

Автор: Но почему погибла только половина Римской империи - западная, а восточная существовала еще тысячу лет? И ведь нельзя сказать, что франки, захватившие римскую Галлию, вестготы, подчинившие римскую Испанию, англы и саксы, вторгшиеся в римскую Британию, и лангобарды, овладевшие Италией, навели там порядок в отношении развития производительных сил. Скорее, наоборот. Эти этносы показали свою бездарность и в мирной жизни, которой не стало из-за постоянных смут, и в военной, ибо их громили все соседи: арабы, викинги, греки и авары до Х в. Даже феодализма они не умели наладить целых 500 лет. Тем не менее сила была на их стороне. Почему? Объясните, пожалуйста.

Историк: Это неважно. С Х в. в феодальной Европе наблюдается прогресс, который привел к капитализму англичан, немцев, французов...

Автор: Вот-вот! Именно новообразовавшиеся этносы. А иберы, пикты, фризы, гельветы - где они? Они или вымерли, или рассеялись розно, или вошли в состав новых этносов, забыв свою прежнюю традицию. Для их потомков это был такой же упадок, как для древних римлян, эллинов, ассирийцев, исавров. Мир обновился, и обновлялся везде и всегда, на фоне вечно меняющейся географической среды и развития социальной сферы. В этом взаимодействии этногенез играет свою роль: он - звено между биосферой и социосферой. Неужели Вы с этим не согласны?

Историк: Пожалуй, это верно, но я предпочитаю заниматься прогрессивными обществами, а не темными эпохами упадков. Я не врач, чтобы лечить болезни человечества, да еще без надежды на удачу.

Автор: Каждый волен выбирать себе тему по своему вкусу.

Археолог: Нет, я определенно не согласен с Вашим принципом. Меняются культуры, разумеется, археологические, а не люди, потому что они происходят от своих предков. Французы происходят от галлов, ну и, конечно, франков, англичане - от англов и саксов, русские и украинцы - от восточных славян, а те - от скифского племени сколотов и т.д. Уж не думаете ли Вы, что эта преемственность может быть нарушена в будущем или нарушалась в прошлом?

Автор: Прошу сформулировать Ваш тезис корректно. Что все люди имеют предков - ясно; что далеко не все имели и будут иметь потомков - тоже ясно. А вот до какого предела можно искать предков? До верхнего палеолита? До нижнего? Но тогда жили неандертальцы! Значит, по Вашей мысли, они тоже предки русского, французского, английского этносов? А предки неандертальцев - приматы-антропоиды? Чьи они предки: немцев или поляков? Нет, не обижайтесь! Ученый обязан быть последователен. Если Вы видите в сколотах прарусских, то что Вам мешает искать их в межледниковом периоде, скажем, в Рисс-Вюрме? Но тогда надо делить тогдашних питекантропов на прасколотов, прарумын, пранемцев, прафранцузов. Не так ли?

Археолог: А что Вы предлагаете взамен?

Автор: Согласно теории эволюции, мы все, включая нас с Вами, произошли от сумчатых мезозоя, как те - от рептилий триаса, от амфибий карбона и от одноклеточных археозоя. Но ведь очевидно, что люди не амебы, не динозавры и даже - не австралопитеки. Значит, подмена исторической традиции биологической эволюцией неправомерна, да и научно бесперспективна, потому что этнос - система, а не поголовье "двуногих без перьев", как назвал человека Платон.

При системном подходе, принятом ныне всюду, в мире все сложно, а просто - в голове дурака. Молекула - система атомов, клетка - система молекул, организм - система клеток, этнос - система людских организмов: да-да, именно, система, а не сумма! Следовательно, различие между этносами заключается не в постоянной взаимозаменяемости людей, как клеток в организме, а в смене системных связей и образовании нового стереотипа поведения. А сменил ли он кремневые орудия на бронзовые, не имеет значения; убивать соседей можно любыми топорами, и даже фугасной бомбой. Иными словами, отсчет по культурам (археологическим) и по этносам отнюдь не совпадает. Археология - наука о памятниках - не может подменить историю - науку о событиях в их связи и последовательности, а история лишь фиксирует "концы" - обрывы традиций, и "начала" - вспышки пассионарности, зачинающие новый этногенез - образование еще не бывшего этноса.

Археолог: Но ведь у нового этноса был предшествовавший?

Автор: И как минимум два, а часто больше, как у ребенка есть отец и мать, а сам он не прямое продолжение того или другой, а нечто третье. Так, сколоты смешались на берегах Днепра с росомонами и антами, отчего образовался древнерусский этнос - русичи, расколовшийся на части в XIV в. Северо-восточные русичи слились с мерей, муромом, вепсами и тюрками из Великой степи - образовались русские, а юго-западные слились с литовцами и половцами - белорусы и украинцы. Но для слияния необходим высокий накал биохимической энергии живого вещества, т.е. микромутация. Ее-то Вы ни в каком раскопе не найдете. Она обнаруживаема только по вариациям хода исторических событий.

Археолог: Да, приходится признать то, что моя наука для решения Ваших проблем непригодна. Ваша наука не гуманитарна. Это, скорее, география антропосферы за исторический период.

Автор: Ну, вот мы и поняли друг друга. С Вашей формулировкой я теперь полностью согласен.

Филолог: Мне непонятно, о чем идет речь. История - это информация, записанная в текстах. Другой нет! Значит, дело историка собрать источники информации, дополнить их библиографией, сделать переводы с экзотических языков и добавить комментарий, взяв данные из трудов предшественников. Это и есть гуманитарная наука - история.

Автор: Да, Вы правы. Гуманитарная наука дает возможность многое узнать, но не позволяет многого понять. Гуманитарий ограничен научным уровнем изучаемых авторов древности, а он был ниже, чем в XX в. Этнология ставит иные задачи. Она опирается не на тексты, а на факты и на их системные связи; при строгом соблюдении заданного уровня эмпирическое обобщение возможно и плодотворно, потому что, сопоставляя системные целостности с учетом фаз этногенеза (возрастов), мы получили целостное представление о тысячелетнем периоде этнической истории Евразийского континента. В этой истории, как мы видели, участвовали четыре больших суперэтноса, постоянно взаимодействовавших друг с другом и имеющих "начала" и "концы", что объяснило коллизии, время от времени возникающие при столкновениях на суперэтническом уровне.

Филолог: Самое главное - правильно перевести аутентичный текст, а понимание его придет само собой.

Автор: А если в тексте находится сознательная ложь? Или бессознательная, но отвечающая уровню знаний его составителя? Или просто ошибка, потому что древние люди ошибались так же часто, как и мы? Что делать тогда? Неужели верить источнику?

Филолог: Мы, гуманитарии, изучаем тексты, а Ваши соображения - домыслы. Доказательством являются слова древнего автора. Если же Вы разошлись с ним во мнениях, то Вы не правы. Для меня это очевидно, и доказать обратное Вы не можете!

Криминалист: Несмотря на то, что по роду деятельности я не принадлежу к академической науке и являюсь только ее потребителем, т.е. читателем, полагаю, что мое мнение будет не лишним. Речь идет о "зигзагах истории". Преступления можно назвать "зигзагами биографии" преступника и жертвы. Следовательно, с позиции моей специальности я могу рассматривать зигзаги истории как преступления на этническом уровне, подлежащие раскрытию в полном объеме, с мотивами, связями и смягчающими обстоятельствами.

Материал тот же: многочисленные показания и доносы. Если все их принимать на веру, то все люди сидели бы за решеткой, а подлинный преступник имел бы наименьший срок. Поэтому методика филолога не конструктивна. Тексты доносов надо проверять, учитывая возможные алиби, применяя следственный эксперимент, сличение показаний и т.п. Но и это даст возможность установить лишь сам факт, а не его причины и последствия.

Подход историка годится только для ортогенных процессов, а не для их нарушений. Общее направление деятельности человека, а равно и этноса, определить можно, но "зигзаги" на любом уровне - результаты случая, нарушения закономерности (в науке) и закона (в личной жизни), а потому из общего правила выпадают, требуют индивидуального подхода и оригинального решения. Для всех случаев верно только одно положение: зигзаги в истории и в личной жизни бывают, и иногда влекут за собой летальный исход - убийство или депопуляцию этноса. Этого одного довольно, чтобы оправдать интерес к мрачным периодам истории, дабы искать средство для предупреждения возможных бед.

Ценнее соображения антрополога. Характеристика субъекта, хотя и не является причиной "зигзага", может кое-что прояснить в происшедшем, оценить размеры содеянного и его последствий. Но надо помнить, что его данные - вспомогательный материал, а суть дела в логике событий, которую ищет автор книги, используя историю и географию. По сути дела, он употребляет мою методику расследования. Так мне ли с ним спорить? Автор: Спасибо.

Географ: География - наука синтетическая. Она всегда граничит с соседними, точнее, смежными науками, используя данные математики, зоологии, ботаники, экономики, социологии, оставаясь при этом самой собой. Все явления географической среды динамичны, но литературоведы, источниковеды, искусствоведы изучают предметы статичные: тексты, картины и т.п. Поэтому мы считали, что история нам не нужна.

К счастью, мы ошиблись. Оказалось, что есть этническая история, изучающая процессы, проходящие в биосфере Земли и меняющие ее облик. Для такой постановки научной проблемы история - дисциплина вспомогательная, собирающая и накапливающая первичные данные, а этнология - способ их обработки для нужд природоведения. Короче, Клио не следует ссориться с Уранией; на Парнасе места много для всех сестер.

Великий ученый, академик Бэр, мечтал о построении "мостов между науками". Этнология-это один из таких "мостов". Она описывает и объясняет изменения поверхности Земли, произведенные человеком, по значению равные геологическим катаклизмам малого масштаба; к этим катаклизмам относятся миграции растений и животных, изменение химического состава почв, искусственное преобразование рельефа путем архитектуры, ибо города и их руины создают метаморфизованный антропогенный рельеф, отличающийся от природного. Человечество - активная часть биосферы и как таковая входит в компетенцию географии.

Итак, если историки пренебрегают этнологией, действительно построенной не на пересказе текстов, а на наблюдениях, проверенных и осмысленных, то географам эта наука близка и нужна. К автору может быть предъявлена только одна претензия. Он должен показать, как и почему не происходит слияния этносов, даже при одинаковом уровне техники и материальной культуры.

Казалось бы, что в искусственно созданной техногенной среде, например в урбанистических мегаполисах, мозаичная этносфера может слиться в монолитную антропосферу, осуществляя при этом единый общечеловеческий прогресс. Пока картины этого будущего расцвета описываются писателями-фантастами, но ведь мечта - тоже движущая сила прогресса.

Автор: А почему в природной среде мы не наблюдаем ничего аналогичного? Горы сглаживаются в одних местах и растут в других; циклоны меняют пути прохождения, создавая колебания климата не на всей планете, а в отдельных регионах, что, в свою очередь, влияет на флору и фауну. Природа Земли динамична, а для того, чтобы создать и поддерживать мегаполисы, необходимо брать дары этой меняющейся природы, а это значит, что надо меняться вместе с ней. И, кроме того, сами люди, поскольку у них есть тела, являются частью вечно меняющейся природы, ибо они так же подвержены мутациям, как все другие организмы. И эти мутации так же неуправляемы у людей, как и у вирусов гриппа.

Нет, если бы мечта фантастов осуществилась, то разнообразное творческое и мятущееся человечество превратилось бы в эндемичную популяцию, вроде новозеландской гаттерии. Желательно ли это? Ведь это финал энтропийного процесса!

Географ: Разумеется, нет! Но, исходя из Ваших идей, такая судьба нашим потомкам не грозит, так как пассионарные толчки то и дело перемешивают антропосферу, чем поддерживают меру разнообразия. Однако межэтнические коллизии ведут то к обмену информацией, то к столкновениям, часто весьма разрушительным. Упускать из виду эту проблему нельзя. Видимо, придется Вам написать еще одну книгу.

Научный сотрудник: Странные вы люди. И чего вам надо? Принцип науки: "Тех же щей, да погуще влей!" Диссертацию написать, конечно, надо, но так, чтобы оппоненты узнавали в ней свои собственные мысли, ученый совет скучал, а диссертанту оставалось лишь кланяться и благодарить. А потом, для выполнения плана можно писать положительные рецензии, популярные статьи и читать лекции в обществе "Знание". А если и это не удовлетворяет тщеславного автора, пусть он купит себе цветной телевизор и ходит в туристские походы. И план будет выполнен, и начальство довольно.

Автор: Аналогичные советы мне давали неоднократно. То это были почтенные профессора, то директора издательств, то мои сверстники, уже купившие дачу и машину. Но я им не внял, и вот почему: есть еще одна категория, забываемая ими, - читатель; и еще одна эмоция - разочарование. Если мои работы не читают - мне обидно, но виню я только себя: не сумел написать. А когда со мной спорят, даже студенты после лекции, я счастлив. Меня радует, что мои собеседники думают.

Нет, я не навязываю Вам мой жизненный тонус. И отнюдь не осуждаю Ваши идеалы. Просто у меня иные представления о науке и ее задачах, причем поводов для споров с Вами у меня нет. Попробую объяснить свою точку зрения подробно.

Применим классификацию по произвольно выбранному принципу. Преимущество его в том, что он исчерпывающ и нагляден. Выделим четыре подхода к научной деятельности и результатам ее:

1. Подход кропотливый - составление необходимых пособий: библиографических справочников, подготовка к печати рукописей, проведение серий экспериментов, переводы и комментарии к текстам. Эти труды нужны и почтенны. Они фундамент науки. Их читают специалисты, которые их ценят и уважают как полуфабрикаты. Эти труды используют, но им в голову не приходит эти книги любить. Впрочем, те на любовь и не претендуют, ограничиваясь сознанием своей необходимости.

2. Подход мотыльковый - легкая, изящная популяризация малоизвестных или спорных сюжетов; споры в защиту парадоксальных теорий, без претензий на точную аргументацию; рецензии, более или менее остроумные, реклама и рекламация чужих работ. Желательна широта образования, но глубина в этом жанре противопоказана, потому что она труднодоступна для широкого читателя. Этот подход весьма полезен для науки, так как подготавливает читателя, особенно юного, и осуществляет связь абстрактной мысли с повседневной жизнью. Опасен только переход доброкачественной занимательности в воинствующий дилетантизм. Конечно, досадно, что живут эти, часто талантливые произведения, как мотыльки: прочтя, их забывают.

3. Третий подход наименовать трудно, хотя он основной и два предыдущих существуют ради него. Сокровищница науки - это обобщение накопленных знаний в системе аспектов, позволяющих обозреть предмет исследования целиком, а затем довести его до читателя. Иначе говоря, это монография, трактаты "всеобщей истории", глобальные географические описания и т.п. Чтобы написать такой труд, надо освоить предмет и прочувствовать тему, а чтобы сделать его доступным для читателя, надо вскрыть себе вену и каждую строку напитать своей кровью, разумеется, фигурально. Иначе автор рискует быть единственным читателем своей книги. И чем больше "крови" перелить в печатные строки, тем больше читатель любит книгу, а иногда даже благодарен ее автору.

Этот акт "переливания крови" обычно не дает автору ничего, кроме морального удовлетворения. Однако это удовлетворение таково, что ради него стоит жить, даже поступаясь удобствами, служебными неприятностями, интригами завистников и недоброжелательством коллег. Духовное одиночество - это подобие ада; прорыв к читателю, т.е. к его вниманию и пониманию, - путь через чистилище. Удовлетворение сделанным - награда за труд, большая, чем зарплата и гонорары. Но это еще не вершина.

4. "Огненная" наука - творческая вспышка, в которой ассоциации, вроде бы случайные, сливаются в нечто целое, единое, новое, т.е. неизвестное автору доселе. Научная мысль, необходимый труд, самопроверка и проверка первичных данных не предшествуют огненной вспышке озарения, а следуют за ней, обрекая автора на служение научной идее, возникшей помимо его желания, а иногда и вопреки его намерениям.

Что это за "вспышка", откуда она берется, почему ее нельзя ни забыть, ни отбросить - не знаю. Знаю только, что это бывает и что люди, с которыми это случилось, пренебрегают выгодами и тягой к радостям земной любви, покоем и страхом. Так воскликнул Мартин Лютер: "Я здесь стою, и не могу иначе!", Галилей пробормотал: "А все-таки она вертится", Мансур ал-Халадж заорал: "Я - истина!", и, наконец, В. И. Вернадский написал в своей тетради слова: "...химическая энергия живого вещества биосферы" [2].

Эти моменты, случающиеся крайне редко, можно понять как импульсы влечения (аттрактивности), вырастающие внезапно и подчиняющие себе рассудок и волю человека на весь остальной период его земного существования. Именно они отличают "ученого" от "научного сотрудника", которому я больше ничего не сумею объяснить.

Примечания

[1] Алексеев В. Н. В поисках предков. М., 1972.

[2] Вернадский В. И. Избранные труды по истории науки. С. 200.

[ << ] [ Начала Этногенеза ] [ Оглавление ] [ >> ]