И тогда мне поставили ╚пять╩

Лев Николаевич Гумилев

Эта беседа с Львом Гумилевым состоялась весной 1989 года, но опубликована так и не была. Не потому, что Гумилева тогда публиковали неохотно, по другой причине ≈ записанное просто не поддавалось обработке. Вопросы повисали в воздухе, интервью разваливалось на куски, и я уже было окончательно отложил его в сторону, когда заметил, что все, сказанное Гумилевым, напоминает серию маленьких притч ≈ иногда просто веселых и ни к чему не обязывающих, иногда философских, но рассказанных тем самым Гумилевским ╚забавным русским слогом╩, ради которого слушатели стояли в проходах и оккупировали подоконники на лекциях опального ученого. Лев Николаевич Гумилев для нас ≈ блестящий и парадоксальный ученый, обладающий глубоким пониманием истории, чей главный труд ≈ ╚Этногенез и биосфера Земли╩ ≈ установил общие закономерности рождения, развития и деградации этносов. Но в этом интервью Гумилев меньше всего говорит о теории этногенеза и больше всего ≈ о своем понимании науки, образования и образованности. В таком необычном виде и рискну представить его читателям.

Александр БАРАНОВ

О том, как не надо писать научные книги

Два года назад Географическое общество представило в издательстве ╚Наука╩ мою работу с довольно наукообразным названием ╚География этноса в исторический период╩. Я, правда, сделал подзаголовок ╚Конец и вновь начало╩, чтобы дать понять, о чем там идет речь, а там изложена вся теория этногенеза. Изложена живым языком, ради которого ко мне на лекции приходили по 300 человек и слушали меня в вечернее время, после работы. И вот два года работа всеми силами задерживалась, так как было объявлено, что это ≈ легкие сказки и ненаучная проблематика. Хотя это была вполне научная проблематика. Причина в условиях, которые ставили наши академические издательства, да и старая университетская профессура. Они требовали, чтобы человек переучивался и говорил заумным, наукообразным языком. Неважно ≈ правильно или неправильно, важно ≈ каким языком. За это повышали и снижали отметки. Мне, в частности, снижали, потому что я, совершенно точно излагая предмет, говорил человеческим языком. Поэтому и диплом с отличием я не получил.

О том, как наука становится неинтересной

Научный язык всегда переживает исторический процесс согласно очень определенной и жесткой модели. Вначале, когда ученый пытается заинтересовать публику, он подбирает определенный язык, легкий и понятный. Потом у него образуется школа и появляются ученики, которые, с одной стороны, подражают учителям, невзирая на то, что прошло время и публика изменилась, а с другой ≈ стремятся доказать наличие у них эрудиции. Самое просто для этого ≈ употреблять умные слова, которые вошли в состав научного языка, основанного тогда, когда первый автор писал еще живым слогом. Следующая фаза ≈ когда этот язык становится отраслью науки, но его еще можно понимать. Через некоторое время мертвые слова вытесняют живые, и наука становится малоинтересной.

О том, с чего это началось

Отцы церкви, начавшие свою деятельность в первые века христианства, в том числе Августин, писали вещи очень сомнительного свойства, например предопределения или агитацию против греческих философов. Но они писали так увлекательно, что оторваться было нельзя. Это был живой, богатый греческий или латинский язык. Затем, через некоторое время, их последователи, желая не отстать, стали употреблять в своих научных спорах факты непроверенные, часто вымышленные или перепутанные, ссылаясь при этом на Библию или Аристотеля. Но Библия-то большая, и писалась она по-латыни, а выучить латинский язык трудно. По крайней мере у нас на истфаке никто так и не научился читать по-латыни так легко, чтобы одолеть Библию в подлиннике. То же самое было и в средние века. В результате наука замкнулась в узкий круг людей, которые говорили что попало и ссылались на то, что в Библии так сказано. И тогда появились схоласты, которые объявили, что нужно делать сноски, то есть указать в Библии, какая это книга, глава, какой стих ≈ чтобы можно было проверить, не сочиняют ли ученые. Это было большое дело, и эту систему мы сохраняем до сих пор.

О том, почему Аристотель всегда прав

Схоласты очистили науку от совершенно фантастических сведений, но сама по себе схоластика к XIV веку уже дошла до своей кульминации, потому что к тому времени оказалось, что вспомогательный материал занимал куда больше основного, 80 ≈ 90 процентов времени тратилось на чтение источников и сносок, а на сами материалы оставалось 10≈20 процентов. КПД научного труда был крайне низкий, и первыми возмутились великие естествоиспытатели. Коперник сослался на простые наблюдения движения звезд и планет. Кеплер уточнил его концепцию, а Галилей, защищая учение Коперника и Кеплера, доказал существование притяжения Земли тем, что, используя несложный прибор ≈ доску, скинул с Пизанской башни две гири ≈ в один и в сто фунтов. Они одновременно хлопнулись о землю. Конечно, он никого не убедил, поскольку ни у Аристотеля, ни в Священном писании о гирях ничего написано не было. И поскольку этого не было, один из учителей Галилея сказал ему: ╚Вы ошибаетесь, дорогой мессио Галилео, потому что я дважды прочитал Аристотеля и там ничего не сказано о том, что Земля притягивает к себе тела╩.

О том, чем гуманисты лучше издательства ╚Наука╩

Как известно, Ньютон проделал аналогичные исследования и доказал существование гравитации. И отсюда после XVII века вспыхнул огромный интерес к наукам как естественным, так и гуманитарным. Но дело осложнялось тем, что все еще существовала огромная литература по географии и истории совершенно фантастического характера. С ней надо было справиться, и это проделали гуманисты, которые ввели историческую критику. Прежде всего они тщательно проверяли тексты, для того чтобы убедиться, что они не перевраны при переписке, не искажены, и легко и быстро, ручным способом издавали нужное количество книг. Так, как и не снится нашему издательству ╚Наука╩.

О том, откуда Маркс и Энгельс узнали про классовую борьбу

У людей XVII и XVIII веков появились другие вопросы: а зачем мне вся эта история? Что она дает? И тут возникла потребность создать монистический метод, который не только излагал бы события прошлого, но и объяснял их в связи и последовательности. Первым, кто занялся этим, был Огюстен Тьерри, который жил с 1795 по 1853 год (французский историк романтического направления, писавший ярким художественным языком ≈ Создатели сайта). Он прекрасно знал историю Франции и объяснил ее как сочетание двух народов ≈ франков и галлов. Франки создали высшие сословия ≈ духовенство и дворянство, а галлы ≈ третье сословие, ремесленников, торговцев и крестьян. Всю историю Франции он объяснил взаимодействием этих двух сословий. Маркс сделал примерно то же самое для всей Европы. Были и другие способы толкования фактов общественной жизни, и это гальванизировало интерес к истории на сто лет, но не больше. Библиография разрослась до неимоверных размеров, и найти то, что вам нужно, было невозможно. Следовательно, надо было находить новый метод.

О том, как появилась теория этногенеза

В советской научной школе возникла тенденция к интеграции наук естественных и гуманитарных. Методы естественных наук ≈ наблюдение и опыт ≈ применили к истории. Естественно, опыт для изучения прошлого неприменим. А вот наблюдение и фиксация аналогичных событий оказались чрезвычайно полезными. Оказалось очень удобно и выгодно разделить развитие каждого этноса на возрасты, как системы, которые, возникнув, потом теряются вследствие всеобъемлющей энтропии. Она теряет тот первоначальный импульс, благодаря которому возникла, вследствие чего распадается на составные части. Происходит это в течение 1200 ≈ 1500 лет. Видимый период составляет 1200 лет, не больше, а если мы возьмем инкубационный период и мемориальную фазу, то можно продлить этот период на 300 лет. И оказывается, что эта модель применима ко всем этническим образованиям. Так возникла наука об этногенезе. И именно она привлекла внимание интеллектуальной публики в Ленинграде и Москве. Стоит начать читать курс лекций на эту тему, и появляется невероятное скопление народа. Люди слушают и, самое главное, понимают и усваивают. Хотя сам метод в советской науке оказался обреченным.

О том, за что студенты любят профессоров

Я тоже считаю, что надо учить глобальную историю. И на моих лекциях люди получали впечатление о глобальной истории. Это были и история Китая, и история Мексики, и история Западной Европы, современной, средневековой и античной, и только в двух случаях я отказался излагать общую историю, в отношении двух стран ≈ Африки, южнее Сахары, я ее плохо знаю и не очень увлекался ею, и Японии ≈ не хотелось мне ею заниматься, она тоже на отшибе и у нее очень специфическая история. Так вот, эти гады студенты решили меня ущучить. И выучили ≈ один японскую историю, а второй ≈ абиссинскую. И написали по этому поводу сначала курсовые, а потом дипломные работы. И пришли к тем же выводам, что и я, на совершенно незнакомом мне материале. После этого очень меня полюбили.

О том, в каком мы возрасте

Образование по истории и географии сводится к простому запоминанию фактов. Запомнить это нельзя. Тот, кто лучше запоминает, тот больше запомнит, кто хуже ≈ тот меньше, но и тот, и другой недостаточно. А вот когда даешь теорию этногенеза, эту концепцию, которая имеет пространственные и временные границы. Где каждый этнос имеет свои возрасты ≈ юность, зрелость, климакс, благородную старость, дряхлость и затем гниение трупа, ≈ оказывается, что и в Риме, и в Греции, и в Китае средневековом, и в России ≈ везде одна и та же схема. Оказывается, что, усвоив эту схему, очень легко ориентироваться во всем историческом процессе, и, более того, он приобретает смысл. Потому что после каждого прочтения такого курса меня спрашивают: а где мы, в каком возрасте? На что я им всегда отвечал: прослушали курс и разбирайтесь сами.

О том, за чем следят в школе

Я в полном отчаянии, потому что в школах перестали учить. Но дело в том, что учить перестали и в вузах. То, что мы выпускаем в Университете ≈ историков и географов ≈ мы выпускаем с таким уровнем знаний, что их надо вернуть в школу и заставить примерно с пятого класса повторить весь курс. Они не знают ничего, а они должны обучать. Правда, бывают и толковые люди. У меня был один очень толковый студент, которому я поставил ╚пять╩. Он кончил, пошел преподавать в школу и был выгнан, как он объяснил, за то, что курил в форточку. Вот за этим смотрят в школе. А то, что он знал предмет, ≈ это никого не интересовало. И наоборот, мне насказывают про теперешних молодых людей, что есть учителя, которые не знают самых элементарных вещей. И Боже упаси, если ребенок, оказывается, знает лучше учителя. У него неприятностей не оберешься.

О школьной программе

Добровольный выбор предметов в школе устраивать нельзя, школьная программа должна быть жесткой. Просто надо срезать курс математики до элементарной алгебры ≈ остановиться на квадратных уравнениях. Логарифмы не нужны, прогрессии не нужны. Бином Ньютона ≈ мы не считаем по этому биному ничего и никогда. Только преподаватели считают, и то лишь на уроках. Физика должна быть описательной, астрономия ≈ описательной. А сложные задачи по термодинамике ≈ зачем они, что это дает? Тригонометрия, которую я сдавал, и сдал в свое время, даже пятерку получил ≈ она мне пригодилась при всей моей технической работе один раз ≈ показания магнитометра переводились через тангенс угла. У нас завышенный курс математики, это вещи специальные, это нужно только специалистам. Точно так же, как я не сторонник был бы изучения латыни, которая в царской гимназии занимала ведущее место. Все это забывается, и все это человек выучит, если будет работать в соответствующей технической области. А историю и географию уже не выучит.

О гуманизации школьного образования

Я не знаю, что это такое. За образец надо брать гимназические учебники, по которым можно было все выучить. Правда, по естествознанию, зоологии, ботанике, микробиологии, генетике их не было еще тогда. Ну, их надо написать. А вот история Платонова или география Иванова ≈ учебник, по которому я еще в школе учился ≈ они дают такое понимание и такое осознание предметов, что до сих пор мне хватило этих знаний. В принципе же школа дает большое количество знаний по очень хорошо разработанной системе предметов. Географы должны выучить карты и климатические зоны, но и экономгеографию ≈ где уголь добывают, где алмазы и так далее. Какие реки текут во Франции или Китае ≈ это надо знать. Где Гималаи или Каракорум ≈ это надо знать. А если мне студентка третьего курса говорит, что Каракорума на карте нет, и бежит жаловаться своему заведующему кафедрой, ≈ я его спрашиваю: ╚Откуда вы такую дуру достали?╩. А он говорит: ╚Вы, наверное, что-то не то спрашивали? Как же она этого не знает?╩ ≈ ╚Да вот так, ≈ говорю, ≈ не знает╩. Это вам по географии. А по истории. Господи, ну кто знает последовательность французских королей, например? А это надо знать. Хотя бы последних. И это легко выучить, гимназисты выучивали. В школе нужно научить детей ориентироваться в истории. Но ведь очень мало часов в школе отведено на гуманитарные предметы, хотя именно гуманитарные предметы дают определенные знания.

О филологах

То же самое и литература, которую только в школе и изучать. Потому что история литературы, которую в вузе преподают, ≈ я не знаю, что она дает. Я видел много филологов, но это люди, которые, как бы это сказать, очень ограниченного диапазона своей мыслительной системы. Да, они читали когда-то Даниила Заточника, например. Ну и что? Выводы-то какие? А он смотрит на меня и говорит: ╚Я прочел это и говорю, что там есть╩. У меня такой ученик тоже есть. Не буду называть его фамилию, он сейчас доктор наук. Когда он пришел учиться, он умел думать. Когда он кончил аспирантуру, он уже потерял способность думать. Зато стал филологом и доктором наук.

О логике

Докторскую диссертацию по истории я защитил вторым из всего нашего курса. Потом я представил на вторую докторскую, по географии, свою теорию этногенеза. Не получилось, потому что, как мне сказали, мой ╚черный╩ рецензент (то есть закрытый, хотя я знаю, кто) написал, что эта работа выше, чем докторская, а потому и не докторская. Так они и сказали мне. Но после этого назначили и утвердили членом специализированного совета по присуждению докторских степеней по географии. По истории ≈ нет. Вы скажете, что здесь нет логики? Конечно, нет. Но в эпоху застоя ее и не было никогда.

О том, как политики формируют наше сознание

Формировать сознание совершенно невозможно, это слишком многофакторное явление. Но вот попытался у нас Владимир Святой изменить сознание в народе. Попытался крестить Русь. Сделал, конечно, приказал. Ему доложили, что сначала Киев крестился, потом с некоторой кровью Новгород, потом Чернигов, потом Ростов, что уже было чистым враньем, потому что там с одного конца жили крестьяне, а с другого ≈ меля, и там еще долгое время стоял идол ихний мелянский. И пожалуй, это положение сохранилось до сих пор, только сейчас это называется суеверием, а раньше это было сочетанием мировоззрений. И они мирно уживались, потому что священники тоже знали, что лешие и духи существуют, только не надо им поклоняться перед народом. Поэтому, когда крестьяне, затопив баню, сыпали зерно, чтобы посмотреть, какие следы оставляют злые духи, называемые ╚нании╩, приходил батюшка и говорил: ╚Нехорошо╩. А потом спрашивал: ╚Ну а какие там следы-то были?╩.

О профессоре Р., считающем, что в школе преподают только русский эпос ≈ былины

Он очень невежественный человек, профессор Р. Дело в том, что былины заимствованы из монголо-халхасского и монголо-калмыкского эпоса. Это переводы на русский язык с заменой имен. Их исполняли скоморохи вплоть до Федора Алексеевича, ≈ был такой царь, старший брат Петра, который, будучи человеком набожным, решил, что исполнители былин отвлекают народ от церковной службы. И сослал всех на Север. Поэтому былины и были написаны только в одном уезде, на территории современной Карелии, да еще кое-где разбросаны отдельными фрагментами. Бедные скоморохи ≈ они были поэты и актеры одновременно ≈ учили своих детей, надеясь, что безобразие прекратится. Но о них забыли. И только в XIX веке с удивлением сказали: ╚Какой у нас богатый эпос!╩. Работы об этом изданы были в 30-х годах еще. Я их в свое время читал, сейчас они запрещены. Не потому, что содержат в себе что-то такое одиозное, просто их автор сбежал к немцам. А некоторые до сих пор думают, что былины о богатырях ≈ это национальный русский эпос. Не национальный он, а переводной.

О политике и истории

Я политикой не занимаюсь, сказать ничего о ней не могу, кроме одного. Желательно, чтобы политики знали историю, пусть в небольшом, но достаточном объеме. Не в специальном, в общем. Для того чтобы видеть, что аналогичные ситуации возникали в политике постоянно. Тогда они будут знать ≈ да, это уже было, как в шахматной партии. Они будут знать, что в этой ситуации проигрыш неизбежен и возможен мат в два хода. Вот такой-то минимум для политиков был бы крайне полезен.

О международной политике

Я как-то читал лекции в МИДе, но кончились они бедой. Я объяснял им, какие у нас могут быть отношения с Западной Европой и ее заокеанским продолжением ≈ Америкой. То, что Америка ≈ это продолжение Европы, они усвоить не могли и считали, что она кончается на берегу Атлантического океана. И еще я им говорил об отношениях с народами нашей страны. Поскольку я занимаюсь историей тюрков и монголов, я знаю этот предмет очень хорошо и поэтому посоветовал быть с ними деликатными и любезными и ни в коем случае не вызывать у них озлобления. Они сказали: ╚Это нам неважно ≈ куда они денутся?╩ ╚И вообще, ≈ сказали они, ≈ мы хотим, чтобы вы читали нам не так, как вы объясняли, а наоборот╩. Я ответил, что этот номер не пройдет. Они сказали: ╚Тогда расстанемся╩. Подарили мне 73 рубля и пачку чая. Большую пачку.

О Кратком курсе ВКП(б)

У меня был грипп, и мне было тяжело вспомнить, что там написано. Я сдавал сначала образование русского революционного движения в конце XIX века, а потом ≈ диамат, закон отрицания отрицания. Энгельс, как известно, пояснил это на примере зерна, которое падает, умирает и прорастает в новые зерна. Энгельс не сам это придумал, он взял из Евангелия, где Христос говорит, что если зерно, упавшее в землю, не умрет, то оно ничего и не даст, а если умрет, то даст десятикратный плод. Я, конечно, Евангелие не приводил, я привел пример из Энгельса и сказал: ╚У меня температура, вы разрешите, я буду отвечать стихами╩. У меня было тогда тридцать восемь, и я прочитал из Заболоцкого:

Ладейников унылыми глазами
Смотрел, и вдруг привиделся ему
Огромный червь с железными зубами,
Схвативший лист и прянувший во тьму.
И понял он, и под вечерним садом
Ему открылась тысяча смертей.
Природа, обернувшаяся адом,
Свои дела вершила без затей:
Червь ел траву, червя клевала птица,
Хорек пил мозг из птичьей головы,
И страшно перекошенные лица
Ночных существ смотрели из травы.
Так вон она ≈ гармония природы,
Так вон они ≈ ночные голоса.
На безднах мук сияют наши годы,
На безднах горя высятся леса.
Природы вековечная давильня
Объединила смерть и бытие
В один клубок. Но мысль была бессильна
Разъединить два таинства ее.

Это был еще 1945 год, заметьте. Сорок пятый, когда мы все вернулись с войны и все хотели жить в мире и любить друг друга. Потом нам объяснили, что надо искать врагов и истреблять их. В частности, мою родную мать. А тогда меня благодарила эта тетка, которая принимала экзамен, а профессор Ковалев кивал головой и говорил: ╚Хорошо, хорошо╩. И тогда мне поставили ╚пять╩.