|
Переписка Л.Н. Гумилева с Н.В. Тимофеевым-Ресовским и его учеником Н.В. ГлотовымОпубликовано // "Этногенез и биосфера Земли", под ред. А. Куркчи, М., Изд-во "ДИК-ДИ" 1997. Документы Л. Н. ГумилеваВ 1967-68 годах мы со Львом Николаевичем проводили лето в Москве на моей старой квартире на улице Бурденко, 15. Каждую субботу и воскресенье Лев уезжал в Обнинск, в Институт радиации, где работал с Н. В. Тимофеевым-Ресовским и его учеником Н. В. Глотовым. Льву было очень важно мнение генетика, биолога, знаменитого своими открытиями в области популяционной и эволюционной биологии. Лев Николаевич написал свою работу об этногенезе и биосфере, она была готова в статьях, и статьи эти он оформлял в книгу. Со всеми не ясными для него вопросами Лев всегда обращался к ученым-естественникам. Он много раз встречался и беседовал с М. Е. Лобашевым, который его понимал и поддерживал. Они, к сожалению, не смогли довести до конца совместную работу, ибо Лобашев скончался. И вот появляется возможность познакомиться с Николаем Владимировичем Тимофеевым-Ресовским. Поездки в Обнинск были очень утомительными из-за дальности железнодорожного переезда и, главное, очень сильного переутомления Льва после тяжелой работы над книгой "Древние тюрки". Здоровье, подорванное лагерями и тюрьмами, не способствовало особой бодрости, и тем не менее Лев заканчивал работу "Поиски вымышленного царства", в которой проглядывали проблемы пассионарности. Лев упорно, а он в научном поиске был упорен, ездил в Обнинск и объяснял свою будущую работу "Этногенез и биосфера Земли", разъяснял открытие своего понятия "пассионарность". Николай Владимирович, которого я видела два раза, когда он приезжал в Ленинград в нашу маленькую комнатенку, произвел на меня впечатление очень экспансивного, громкоголосого, увлеченного своей наукой человека и, конечно, вполне понявшего степень важности открытия феномена пассионарности Льва Николаевича. Льву предложили напечатать статью о своем открытии в журнале "Природа". Этот журнал пользовался тогда большим авторитетом, ибо там печатались исключительно специалисты, в основном ученые разных областей естественных наук. Поэтому Льву, конечно, хотелось свою статью подкрепить именем столь почтенного ученого, занимающегося биологией развития, генетикой, каким был Тимофеев-Ресовский, тем более что Николай Владимирович был человеком, о котором ходили легенды. Со своей стороны Николай Владимирович загорелся желанием быть напечатанным совместно со Львом Николаевичем, выразил желание разобраться в феномене пассионарности и как генетик принять участие в будущем перевороте в естественных науках. Игорь Борисович Шишкин, будучи редактором отдела журнала, заказал статью Льву как о новом открытии в науке и был уверен, что эта статья произведет сенсацию, потратив очень много сил на "пробивание" статьи через начальство. Известно, что фамилия Гумилева вызывала у правителей и ученых СССР резко отрицательное отношение, а тут еще фамилия Тимофеева-Ресовского, вернувшегося из эмиграции в страну. Рецензенты, достойные ученые, все же были найдены, и разрешение печатать было добыто. Лев приезжал в Обнинск к Николаю Владимировичу, обсуждал тему статьи, разговаривал и спорил на темы, которые видны из публикуемого письма. Однако все оказалось сложнее. При выяснении отношения к понятию "этнос" Николай Владимирович дал сталинское определение, повторив известный сталинский тезис о нациях, народах, на что Лев Николаевич никак не мог согласиться. По мнению генетика, нация должна быть определяема через общественные отношения, и Н. В. Тимофеев-Ресовский не мог до конца согласиться с концепцией пассионарности и природной определенности этого феномена. Вразумительного ответа на предмет пассионарности и пассионарной заряженности природы человека генетик и биолог не дал, сказав, что нужно все проверять. Между учеными произошел какой-то резкий спор, причем Лев никогда не допускал какой-либо бестактности по отношению к уважаемому ученому. В своем коротком (для себя) дневнике он пишет: "Знакомство с Тимофеевым-Ресовским, начало совместной работы", это помечено 1967 годом. А уже в 1968 году пишет: "Тим.-Рес. фордыбачит". Тимофеев-Ресовский, как мне после рассказал Лев, обозвал его сумасшедшим параноиком, обуреваемым навязчивой идеей доказать существование пассионарности. Для ученого, уже сделавшего открытие века, которое было изложено в книгах и статьях и принято рядом генетиков, физиков, такое отношение было очень оскорбительно. Лев мне сказал, что больше к Н. В. Тимофееву-Ресовскому не поедет. Видимо, весь разговор был при его жене Елене Александровне, тоже биологе, и его ученике Глотове, которые старались "утихомирить" "Зубра". Последовало письмо от Николая Владимировича, в котором он извинялся за свою несдержанность и грубость. Несдержанность Николая Владимировича была известна. Лев Николаевич ответил ему также письмом, которое публикуется ниже. В своем дневнике Лев еще раз пишет: "Тим.-Рес. фордыбачит. Я пишу вариант статьи для "Природы" и кончаю "Поиски вымышленного царства". Статья в "Природе" (1970. N 1-2) вышла без участия Н. В. Тимофеева-Ресовского и Глотова, ибо то, что они написали как добавление к статье Льва Николаевича, и по форме изложения, и по смыслу не удовлетворило ни рецензентов, ни редакторов "Природы". На добавления пришли отрицательные отзывы. Десятки тысяч людей читали первую публикацию в "Природе" - развернутое, сдержанное изложение будущей книги "Этногенез и биосфера Земли". К этой статье я сделала несколько графических схем и портретов представителей древних этносов и типажей пассионария, гармоничной личности и субпассионария, заимствованные из истории: со скульптурных портретов Древнего Рима. Статья произвела огромное впечатление. И. Б. Шишкин напечатал полемические статьи в адрес автора. Но "бромлеевская" школа не дремала, она обрушилась на Гумилева во главе с "авторитетами": "Где марксизм?" Критики несли такую несъедобную социальную чушь и как гулящие на свадьбе спрашивали: "Где марксизм?" Бромлей, будучи академиком, отказаться от своих взглядов и работ не мог, за ним стояла огромная армия кандидатов наук, хотя в дальнейшем, уже в 1973 году, Бромлей брал многие идеи Л. Н. Гумилева, перерабатывал их по-своему, а Льву приписывал невозможную отсебятину. Тем временем на кафедре Ленинградского университета освободилось место заведующего отделением этнографии, и тут возникла возможность, наконец, назначить на эту должность доктора наук, коим только и являлся в Ленинграде Гумилев. Будь это так, развитие советской этнографии пошло бы иным путем. Но Бромлей, директор Института, персона важная во властных структурах, поставил на это место Рудольфа Фердинандовича Итса, который и был-то тогда кандидатом наук. Но ему быстро присвоили звание доктора наук, а далее отделение этнографии постепенно превратилось в поле социальных химер неудачников от науки, не случайно отсюда вышли политики-демагоги, разрушившие через много лет СССР, люди без знаний, но с умением решать во властях национальные проблемы России, приведшие к крови. Последствия были самые печальные. Подчиненные обязаны были выполнять предписания Бромлея. Он нанес огромный вред нашему государству своими безграмотными советами и советами со своими друзьями, не знавшими нашей страны. Ибо ни истории, ни географии, ни этнологии они глубоко не знали, но упорно лезли в политику. Афганистан - на совести Бромлея и всей советской этнографии. Лев Николаевич отвечал Бромлею где мог - на лекциях, в статьях, в основном научно-иронично. На диспуты, куда приглашали Бромлея, Юлиан Владимирович, как номарх, не являлся, не мог отважиться дискутировать с таким мастером спора в науке, каким был Л. Н. Гумилев. Далее Лев Николаевич начал свое триумфальное шествие по научным, в основном естественнонаучным, исследовательским институтам с лекциями и докладами о пассионарности и теории этногенеза. Это были Институт Курчатова, физический факультет ЛГУ, Радиевый институт, Институт земного магнетизма, командировка в Новосибирский Академгородок - восемь лекций о пассионарности. Именно в этих лекциях он убеждал и убеждался сам: естественники-ученые понимают, что эволюционный путь развития с научной точки зрения довольно тривиален и бесплоден. Что явятся новые поколения пассионарно заряженных людей - поколения новых этносов с положительной доминантой пассионарности, и они спасут нашу Землю от полного химерично-дьявольского разрушения. Н.В. Гумилева А. Н. Гумилеву Дорогой Лев Николаевич! Только что узнал от Николая Васильевича, что я Вас перед Вашим отъездом в воскресенье очень, и совершенно бессознательно, обидел. Это результат возбудимости моего характера (почти пассионарности), блинов с водкой, попытки еще раз попробовать выжать из Вас определение этноса в нашем (естественно-историческом) стиле и установившихся у нас с Вами, мне кажется, очень дружеского типа споров и взаимных пикировок. Поверьте, дорогой Лев Николаевич, что у меня и в мыслях не было, особенно после столь благополучного завершения манускрипта, хоть в какой-то степени Вас обидеть или нарушить нашу, для меня столь ценную и, по человечеству, столь приятную кооперацию. Очень прошу Вас - простите меня, хотя бы ради Прощеного Воскресения! Бог с ним, с этим проклятым определением! И без него манускрипт сейчас в прекрасном cостоянии. Дорогой Лев Николаевич! Простите меня грешного и давайте считать "все бывшее не бывшим". Поверьте, что для меня работа и статья с Вами - большая честь. Мой вклад в нее-невелик; но, я думаю, что нам, биологам, удалось, к обоюдостороннему удовольствию выправить ряд чисто естественно-исторических неправильностей в приводившихся Вами вначале примерах и интерпретациях. На это, будучи чрезвычайно заинтересован Вашей проблемой и желая ей "зеленой улицы" не только среди историков и этнологов, но и среди естественников - я и потратил максимум своей пассионарности в спорах с Вами. Еще раз повторяю - мой последний наскок в воскресенье был ненужен, полусознателен, и, очень прошу Вас, не рассматривайте его всерьез. Опять прошу Вас и умоляю - простите! Напишите Шишкину, пожалуйста, что все разногласия улажены, и он, вскоре (через 7-8 дней), получит окончательный манускрипт. Борис Львович Астауров всю эту неделю заседает (годичная конференция его института); в конце следующей недели я передам ему свежеперепечатанный манускрипт и уверен, что он даст "добро". Не следует нам с Вами обижаться друг на друга и ссориться. Мы с Вами оба пассионарии, но Вы тихий и сдержанный, а я - громкий и несдержанный. В основе же мы с Вами люди близкие, "одного поля ягоды" и, несмотря ни на что, любим друг друга. Так давайте же похороним конфликт тихо и доведем дело, на которое потратили много сил, споров и в котором, думаю, достигли, наконец, в основном, взаимопонимания - до победного конца. Конечно, если это Вам приятнее, печатайте всю статью под одним своим именем, хотя мы с Колей Глотовым с удовольствием примкнем к Вам в качестве соавторов. Еще раз - простите меня грешного, похороните инцидент, и доведем дело до победного конца! Не будем радовать врагов! Простите, не сердитесь, я люблю Вас и уважаю, крепко обнимаю, целую Ваш
Н. В. Тимофеев-Ресовский P.S. Николай Васильевич, который под мою диктовку писал это письмо, а также Елена Александровна присоединяются ко всему вышенаписанному, просят Вас простить меня и довести дело до победного конца. Н. В. Тимофеев-Ресовский Н. В. Тимофееву-Ресовскому Дорогой Николай Владимирович! Ваше искреннее и теплое письмо меня весьма тронуло, и возможность возобновления отношений, как личных, так и научных, обрадовала и утешила. За этот год Вы стали мне близким другом, а потеря друга - это почти ампутация руки. Но второе Ваше предложение - "счесть бывшее небывшим" вряд ли целесообразно. То, что Вы обидели меня "полусознательно", еще более грозно, чем если бы это было сознательным, продуманным шагом. Ведь из всех наших совместных бесед с очевидностью вытекает, что подсознательная стихия, слабо контролируемая разумом, есть источник поступков, того самого этологического момента, который не только порождает этносы, но и доминирует в отношениях между отдельными людьми. Те нотки, которые меня неожиданно резанули, видимо, возникли по какой-то причине, мне неизвестной. Но я не могу их оставить без внимания именно потому, что об источнике Вашего необъяснимого раздражения против меня Вы мне ничего не сказали. Следовательно, и впоследствии, когда работа наша будет обсуждаться (а это неизбежно, ибо что за новая концепция, если ее все примут как трюизм!), возможна несогласованность между нами. А она, в свою очередь, может принести вред и правильной плодотворной научной идее, и нам обоим, и, наконец, редакции журнала, где нас приняли очень хорошо, по-товарищески. Я привык за мою мятежную жизнь заботиться не только о себе, но и о своих друзьях, в данном случае: о Вас, Ник. Вас. и о Шишкине. Поэтому прошу Вас внимательно ознакомиться с конструктивной стороной проблемы возобновления нашего сотрудничества.
$ 1. Меня оскорбила форма ультиматума, при которой возможны либо капитуляция, либо разрыв. При совместной работе эта форма недопустима. $ 2. Ваше "определение" было неосознанным плагиатом с автора, которого я не назову, чтобы Вас не обидеть. Вы его просто не знали и повторили то, чего уже никто не защищает. Но потребность в определении возникла не случайно. Вы почувствовали необходимость компенсировать сделанные Вами сокращения. Значит, сокращения делать не надо. $ 3. Из нескольких Ваших фраз о моих работах я четко установил, что за последние полгода Вас подвергли обработке на предмет компрометации меня. Нас хотели разделить и взаимоизолировать. Вы восприняли дезинформацию некритически. Однако я - историк-профессионал, т.е. по нескольким фразам и интонациям могу восстановить ситуацию, как Кювье по зубу восстанавливал скелет. Для того чтобы нас не ссорили, мы должны быть взаимооткровенны. Напр., мне никто не посмеет сказать дурное о моем друге, а тем более порочить его как ученого. Я верю своим глазам, а не чужим словам. $ 4. Не надо считать мою сдержанность и любезность за мягкотелость и бесхребетность. Компромиссы возможны только при взаимном стремлении к ним и обоюдосторонней уступчивости.
$ 1. История вопроса. Весной 1967 г. я просил у Вас внимания к концепции, продуманной мною за 39 лет, доложенной в МГУ, ЛГУ и ВГО и частично опубликованной. Вы любезно оказали мне внимание, в результате чего часть моих объяснений Вы отвергли, а часть признали. Признанная часть стала сюжетом первого варианта совместной работы, потребовавшей для оформления 8 раб. дней (см. таблицу). $ 2. Для опубликования в "Природе" оказалась необходимой литературная (композиционная и стилистическая) доработка, которую я провел единолично. В доработанном виде статья получила 4 положительных рецензии. $ 3. Ваша последующая правка свелась к усекновению дополнительных объяснений и приведению статьи в первоначальный вид - т.е. вариант, отвергнутый редакцией "Природы". Хотя Ваша правка не коснулась принципов теории, но понимание концепции оказалось затрудненным и допускающим перетолкование, что всегда ведет к необоснованным нападкам. $ 4. Стиль и язык у нас столь различны, что при сочетании их возникает эстетическая какофония, затрудняющая восприятие текста. Речь не о том, какой стиль лучше, а о том, что их нельзя смешивать. $ 5. Я готов считать Вас и Ник. Вас. соавторами в разработке темы, но писать статьи нам лучше раздельно, ссылаясь друг на друга и друг друга подкрепляя. Со своей стороны я готов заплатить долг внимания и товарищеской помощи для того, чтобы Вы переработали (с моей помощью) раздел "Популяционно-генетические основы этногенеза" в самостоятельную статью с тем же названием. Двух-трех дней работы с Ник. Вас. для этого будет достаточно. $ 6. В полемике, которая возникнет после опубликования работы, целесообразно разделить участки обороны, чтобы "не радовать супостатов". Это необходимая мера предосторожности.
$ 1. Может показаться, что я, воспользовавшись Вашей помощью, оказался неблагодарен и отделился, как только все было готово. Это не так, и вот почему. $ 2. Наши споры о способе изложения были отнюдь немаловажны. С Вашей подачи неизменно получался реферат еще не написанной книги. Этот жанр не может дойти до читателя, а следовательно, и получить одобрение редактора. Даже если статья в Вашем варианте и будет напечатана, она просто повторит на 90% мою статью "Этнос и ландшафт" в N 3 "Известий ВГО". Гора родит мышь. Ну можно ли с этим согласиться? $ 3. Вы сами пишете, что Ваш "вклад невелик". К сожалению, он меньше, чем мог и должен быть. Поэтому Вам необходимо расширить Ваш раздел, чтобы показать тот же предмет (Пассионарность) под другим углом зрения. Это несложно. $ 4. Из прилагаемой таблицы видно, что наши расхождения по публикуемой части работы - ничтожны, а в большинстве случаев приняты продуманные мною объяснения, хотя кое-что опущено. Опущенные разделы делают работу уязвимой для критики, а этого надо избежать нам обоим.
$ 5. Пункты, по которым мы не достигли согласия, из статьи изъяты. Но отвечать на них кому-нибудь все равно придется. Я пошел на компромисс, чтобы сохранить наш контакт. $ 6. По нашему условию мы должны принять редакцию, предложенную Шишкиным. Он предложил нам компромиссную; зачем же было ее опять переделывать? $ 7. Предлагаемое мною расширение работы за счет генетической части полностью компенсирует Ваши вдохновение и труд. Прошу Вас с этим согласиться. Таблица 1 Схема статьи "ЭТНОГЕНЕЗ КАК ПРИРОДНОЕ ЯВЛЕНИЕ"
Из таблиц видно, что биологическая часть работы нуждается в серьезном дополнении, хотя бы в виде постановки проблем. Поэтому расширение этого раздела необходимо. Об этом я писал и говорил Ник. Вас. Глотову с просьбой передать Вам, а времени было досточно - полгода. Да и теперь еще не поздно показать второй аспект пассионарности в форме, доступной пониманию читателей "Природы". И наконец, дорогой Николай Владимирович, не посетуйте на мою прямоту: опыта в академических нюансах у меня больше, чем у Вас. Я был бы плохим другом, если бы легко позволил Вам совершать легкомысленные поступки, во вред делу и нам обоим. Капризы - роскошь, которая нам не по средствам! Если Вы доверяете мне как другу, то позвольте взять инициативу завершения работы мне, с полной ответственностью, что Ваши интересы не будут ущемлены. В нашей размолвке виноваты мы все. Я - тем, что чересчур деликатничал и не поставил требований доделки Вашей части прошлым летом. Проф. - тем, что не проявил внимания к моим письмам и словам и не подработал хотя бы канвы для ответа на проблемы генетики, из-за чего начали резать мою часть, очевидно, чтобы уравновесить начало и конец. Только Елена Александровна не способствовала катастрофе, и я целую ее ручки, одновременно умоляя убедить Вас, что я друг искренний и умеющий предвидеть последствия своих поступков, а также, что давить на меня бесполезно и не нужно. Шишкина я просил задержать статью. Пусть она полежит, пока мы не договоримся полностью. Астаурову объясните правильность концепции, но если он не захочет внять - не настаивайте: у нас будет время доделать статью, и пусть Ник. Вас. потрудится. Крепко жму Вашу руку Эмоционально-замиренный, но в остальном упорный
P.S. Ответ задержался потому, что я получил письмо после возвращения из дома отдыха. Л. Н. Гумилеву Дорогой Лев Николаевич! Получив вчера Вашу открытку от 8.4., хочу все-таки написать Вам, хотя ко времени получения этого письма Вы уже увидитесь с Ник. Влад. Моя точка зрения изложена в письме Шишкину, копию которого я послал Вам с Е. А. Мне кажется, что сейчас реальны только два варианта: 1) публикация статьи в том виде, в каком мы с Н. В. ее подписали; 2) наш (во всяком случае, мой) отказ от статьи целиком в Вашу пользу. Это связано с рядом обстоятельств. Во-первых, и Ник. Влад., и я сейчас ужасно "затурканы". Времени в ближайшие минимум полгода для сколько-нибудь серьезной работы не будет. Совершенно некогда. Это не отговорка, а действительное положение вещей. Сейчас я как загнанная лошадь, с ужасом ожидающая следующего утра. Во-вторых, статья в том виде, как Вам послана, представляется мне удовлетворительной. Удовлетворительной, разумеется, в самом минимальном смысле. Недосказано очень многое, многое плохо сказано. Но это необходимый и достаточный на сегодня (с моей точки зрения) минимум. Мне кажется, что огромным достоинством статьи является именно ее незавершенность в ряде существенных мест. Неполнота любой теории - всегда преимущество. И здесь: в-третьих, из Вашего последнего письма Ник. Влад. я понял, что мы очень плохо понимаем друг друга. Ваша таблица меня изумила: по крайней мере половину содержащихся в ней вопросов просто нельзя даже ставить! Но что замечательно: в сегодняшнем тексте статьи этих противоречий нет, статья удовлетворяет любым ответам на те вопросы, по которым есть расхождения. Из всего этого следует, что серьезная, окончательная по существу, доработка требует не писаний, а серьезных обсуждений. Вставки отдельных кусков не спасут дела, потому что дело-то еще темное. С другой стороны, я убедился, что подход и стиль у нас столь различны, что я не могу принять ни одного предложения, не прочитав его. Если я правильно понимаю Вашу оценку положения сейчас, то Вы не согласны на публикацию этого варианта без добавлений и изменений. Я не могу себе позволить публикацию чего бы то ни было по этой проблематике без Вас. Поэтому без всяких сомнений и сожалений я передаю все права на эту статью Вам. Мне же достаточно того удовольствия и наслаждения, которое я получил от знакомства с Вами, интереснейших дискуссий по проблемам, о которых я мало что знал. Я почувствовал, наконец, неповторимый запах истории. И это изумительно! Буду вполне удовлетворен экземпляром рукописи, лежащим у меня в столе. Не знаю, до чего Вы договоритесь с Ник. Влад. Вне зависимости от результатов, мое решение не изменится. Я буду благодарен Вам, если Вы сообщите мне итоги разговора с Н. В. С сердечными приветами Наталии Викторовне и Вам. Искренне Ваш
Н. В. Глотов 14.4.69. |
|
|