ПЕРЕВОДЫ ПЕРСИДСКИХ ПОЭТОВ

Л. Н. Гумилев

ИЗ БЕХАРА

Опубликовано // Бехар. Стихотворения. Перевод с персидского. Гослитиздат. М.-Л., 1959, с. 17-20, 28-31, 41-50, 65-66, 70, 83-86, 89, 145-146, 154, 163, 173, 179-182, 185-190.

Изнемог я, блуждая по Рею,
Но стонать от несчастья не смею.

Разве правду писать невозможно,
Иль мои доказательства ложны?

Или доводы слабы, как тени?
Или слабы мои убежденья?

Разве я в прихлебателей стае
Клянчил хлеб у дверей негодяев?

Обивал у министра пороги?
За подачку ли кланялся в ноги?

Нет! Но стали в блистательном Рее
Оскорбления долей моею.

Грех мой в том, что с другими не схож я,
Тягочусь я безумьем и ложью.

Я страдаю от козней кастратов,
Ибо семенем чресла богаты.

Я не вождь для простого народа,
Не игрушка для знатного рода.

И за это, как прежде пророки,
Заключен я в мой дом одинокий.

То меня посылают в изгнанье
За талант и бесспорные знанья;

То глупцы осыпают хулою
Клеветнической, словно золою.

Ибо жизнь моя √ в слове чудесном,
Счастье √ в дивном искусстве словесном.

Потому что кладу я частицы
Сокровенной души на страницы,

Нет, не будет сокрыто веками
Между строк затаенное пламя.

Как звезда, для родного Ирана
Будет стих мой светить постоянно.

Потому что и в счастье и в горе
Буду тверд я, и в битве и в споре.

В этом грех мой, и с ним постоянно
Я иду по дороге Сальмана [*1].

Я не лжец, не лукавый придворный,
Чужд я лести и хитрости черной.

Как огонь мое светится слово,
Честь прозрачней воды родниковой.

Я снискал себе имя по праву,
Презирая дешевую славу.

Я умом добывал себе пищу,
Я горбом себе строил жилище.

Мысль пылала в бессонные ночи,
Не смыкались усталые очи.

Как струна, напрягалися чувства
Много лет для святого искусства.

То меня англичане когтили,
То мне русские зубы крушили [*2]

Их гоненье и частые беды
Гнали к Рею меня из Мешхеда.

Рот мой, сыпавший жемчуг без страха,
Заткнут ныне велением шаха.

Бедам предан я ныне в угоду
Ненавидящим нашу свободу.

Проходимцем меня называют,
Помышленья мои искажают.

Жизнь моя √ это к правде стремленье,
Ныне горечь моя в исступленье

Стала выше небесного круга,
Но истерлась на теле кольчуга.

Я мечтал, что закон и свободы
Утвердятся на долгие годы.

А теперь не хватает отваги,
Чтобы слово доверить бумаге.

О, свобода, свобода святая,
Я о встрече с тобою мечтаю!

Чтоб идти за победой твоею,
Я кричу, я зову тебя к Рею.

Страшен мне огонь подземный, раскаленный ад,
Царь-мучитель, сонмы бесов и огромный гад,

Что хвостом двухсотсаженным потрясает мрак,
Человека держит в пасти; грешник тоже враг.

Страшен мне грифон, чье тело словно Каф-гора [*3],
Он сидит под адским древом, √ там его нора┘

Я боюсь реки, кипящей клубами огней,
В ней гнездятся осьминоги, крокодилы в ней┘

Из огня подъемлет мощно дуб огромный стан,
Каждый плод его противен, словно Ариман [*4].

Булавы боюсь тяжелой, что упав с высот,
Сокрушает кости грешных, головы толчет.

В небесах колодец бедствий виден нам с земли,
Он ужасен, заключен в нем прах врагов Али [*5]

О, как страшны скорпионы на камнях пустых!
Люди к змеям убегают, чтоб спастись от них.

Каждый миг дарует душу грешнику Господь,
Чтоб отнять ее, оставив на погибель плоть.

Тоньше волоса, острее, чем кинжала край,
Мост ведет над адской бездной в светлый божий рай.

Кроме нескольких ученых, равных вам и мне,
Все исчезнет в этой бездне, все сгорит в огне.

Полинезия, Россия, Африка, Тибет
И Китай в аду потонут, - им спасенья нет!

Вашингтон, Париж и Вена, Лондон и Мадрид √
Все погибнут непременно, всё в огне сгорит!

Кто не стал шиитом [*6], вере преданным вполне,
В судный день очнется в пекле, в адской глубине.

Ни шиит, надевший галстук, новый моде рад,
Будет тлеть на адских углях, испуская смрад.

Кто хитро себе чалмою локоны покрыл,
За чалму того потянут в самый жар и пыл.

Кто вершит теперь в Иране шахские дела,
На столе распластан будет и сгорит дотла.

Конституцию в палате славит депутат.
В судный день такому будет меджелисом ад

Журналист со строк газеты испускает вонь.
На его газету с неба упадет огонь.

Конституции ученый служит без стыда,
Будут дух его и тело в бездне навсегда.

Вот купец, который денег как-то не дал мне.
Будет вместе с караваном он на самом дне.

Покупателей торговец хочет обмануть,
И его потащат завтра черти в скорбный путь.

Вряд ли кто избегнет кары в страшный судный миг,
Вряд ли кто-нибудь спасется кроме нас двоих.

Ведь для нас с тобою только создал вечный Бог
Рай с душистыми лугами, яшмовый чертог.

Нам с тобою он завещан, рая дивный плод,
Завещателем, который сам в раю живет.

Там среди аллей тенистых множество цветов;
И благоухает в блюдах там шафранный плов.

Там вино в реке струится, в замке тишина,
Там рабы приводят гурий, ясных, как луна.

В нашей власти в путь загробный пропуск и запрет,
И несчастен тот, кого мы не допустим в свет.

Рай для нас, и мы с тобою завтра будем в нем,
Будем нежиться в Кавсаре [*7], роднике святом.

Но Бехар, нам это ясно, будет гнить в аду,
Ибо нас не уважает, нас свою беду.

Однажды Абрахис [*8] сказал Гомеру злобно:
╚Ты перл стиха сверлить не можешь, мне подобно╩

Одно двустишие создаю я в миг,
А за год у меня готова сотня книг.

Ты ж целый год сидишь, касыду сочиняя.
Не видано нигде подобного лентяя╩.

Гомер ответил так: слыхал ли ты хоть раз
О львице и свинье диковинный рассказ?

В дни давние жила свинья в Антиохи [*9];
Однажды изрекла она слова такие:

╚Эй, львица, не могу тебя не упрекать:
Когда же ты, как я, научишься рожать?

Ты долго носишь груз беременности, львица,
А за год у тебя одно дитя родится.

Ты мне подобной стань и брюха не жалей,
В полгода приноси четырнадцать детей╩.

╚Свинья ты жадная! √ ей львица отвечал.
Родишь без удержу, но в этом чести мало.

Кичиться вздумала ты щедростью своей,
Родишь ты, но кого? Прожорливых свиней.

Я без толку рожать, как ты, не торовата,
Рожаю за год раз, зато родятся львята.

Газель

Мы √ свечи┘ сердце сжигает пламя. Иного нет
Горя, исходим всю ночь слезами┘ Иного нет.

Нам обещали мгновенье счастья, свиданья миг,
Но злую шутку сыграли с нами┘ Иного нет.

Хаджи [*10] упорно стремился в Мекку, где вечный Бог,
Но там лишь камень лежит веками [*11]┘ Иного нет.

Ты алчешь славы, в искусстве хочешь артистом стать,
Учись у сердца. Любовь √ как знамя! Иного нет.

Но если сердце приветным взглядом озарено,
То счастье к сердцу прильнет устами √ иного нет.

Чего ты хочешь от тех, кто рядом? Их ремесло √
Лишь колыбели сменять гробами┘ Иного нет.

Напрасно ищешь познанья в школах, в которых есть
Мелки да доски с учителями┘ Иного нет.

В бескрайнем мире одно бесценно √ решил Бехар:
Любимый облик перед глазами┘ Иного нет.

Знал бы, что по смерти будет с нами, √
Сблизился б с загробными мирами,

В жизни б я страстям не предавался,
Сладким хмелем их не упивался.

Слепы мы и глухи, мы в сомненье
О себе и светопреставленье.

О, найти бы там, за смертной тенью,
Судный день да славу воскресенья.

Но увы: смерть так нас уничтожит,
Что никто костей собрать не сможет.

Неизвестность √ всех живущих мука,
И сомненьем полнится наука.

Тот кто не коснулся тайн случайно,
Не найдет дороги к вечным тайнам.

Нам пророки смело и свободно,
Говорили много но бесплодно.

Мудрецы в их споре бесконечном,
Не сказали нового о вечном.

Суфий [*12] √ мистик в порванной рубахе
Нам твердит: ╚Конец всего в аллахе╩.

Все всегда уверенно и строго
Утверждают вездесущность Бога.

Человек лишь сущего частица,
Мир √ изменчивые Божьи лица,

Жизнь √ огонь его великолепья,
Но, как прежде, нем и глух и слеп я.

Неизвестность только утверждаем,
Коль ее мы Богом называем.

Я не только плоть √ добыча тленья,
Нет! Я √ ум, любовь, воображенье.

Чувства эти памятью упрочив,
Создаю сознаньем дни и ночи.

Жизнь √ стоянка в этом мире бренном,
Наслажденье и страданье тленны.

Неужели я √ пустое зданье?
Нет, меня наполнило сознанье.

И пока сознанье бьется в теле,
Я есть я, и я есть в самом деле.

Но, уйдя, оно возьмет собою
Все, √ и вмиг не станет нас с тобою.

И нельзя сказать, что с миром будет,
Что останутся на свете люди.

Под куполом синим на скудной земле
Великий и малый несчастны равно.
Окрестности сущего тонут во мгле,
И мне ли достанется счастья зерно?

Разъял я материю силой ума
И обнял просторы вселенной умом,
Но сущее √ только бездонная тьма,
Лишь искра сомнения светится в нем.

Кругом ни луча, и заметна для нас
Лишь искра сомненья, лишь блеклая дрожь.
Влюблялся я в истину несколько раз,
Но истинно то, что истина √ ложь.

Чуть утро из мрака является нам √
Грядущего вечера стелется дым.
Утехи и горе, победа и срам,
Как призраки, грезятся чувствам моим.

Мятежная мысль, зародившись в тиши,
Подобна фелюге без мачт и руля,
Она погрузится в пучину души,
И волны покроют скелет корабля.

С начала творенья природа дала
Законы, что стоят не дешево нам:
Наследственность давит нас как скала,
И знанье и опыт √ отрада умам.

Коль дух мой √ лишь умерших предков тюрьма,
То сам я не больше, чем груда золы,
Но коль я хозяин души и ума,
Наследственность √ только мои кандалы.

Мой прадед был воин, ученым был дед,
Мой дядя √ чиновник, поэт мой отец,
А я, после них появившись на свет,
Чиновник и воин, поэт и мудрец.

Мой дед торговал, и отец оттого
Хотел, чтоб учился коммерции я,
Но даром пропали внушенья его,
От них лишь душа изнывала моя.

Не воин я, не переписчик бумаг,
Не хитрый купец, не суфийский монах.
Всему, что встречаю, √ я враг и не враг.
Все знаю, но это познание √ прах.

Я тверд, но коварного неба рука
Пускает в меня золотую стрелу,
Как будто мишенью такого стрелка
Я стал, превратившись в немую скалу.

Не бери второй жены, много смуты будет с ней
Много шуму и хлопот, а покой всего нужней.

Взяв себе ещё жену, отвечай мне, почему ж
Ты не хочешь, чтоб у ней появился новый муж.

Спор двух женщин рассудить никогда никто не мог,
Справедливость соблюсти может лишь один пророк

Ты ведь знаешь женский нрав, разве нужно, чтоб жена,
Вечной ревностью томясь, каждый день была грустна?

Разве это хорошо, коль в гареме без конца
Будут лгать и ревновать огорченные сердца.

И бороться за тебя будут с яростью зверей
Чувства жен и их плоды: дети разных матерей.

Мысли добрые любовь пробуждать в сердцах должна,
С ложью, завистью, тоской не примирится она.

Наших смут причина в том, что не любит брата брат,
Дети разных матерей √ те вражды не прекратят.

И всегда в стране у нас будет скрытая война,
Если женщина в чадре и в гарем заключена.

Честь не может уберечь покрывала темный дым,
Под чадрой куда вольней мыслям суетным и злым.

Ты добро везде увидишь, посмотрев на мир светло,
Подозрительно посмотришь √ и везде увидишь зло.

Если взором ты окинешь всю обитель бытия,
То тебе предстанет блеска несказанного струя.

Лишь от глупых и жестоких светлый день в глубокой мгле
Не старайся видеть облик вечной злобы на земле.

Злому хищнику подобен тот, кто любит лишь себя.
От того, чтоб быть с ним рядом, пусть судьба спасет тебя.

Если ты других забудешь, увлечен самим собой,
Ты увидишь в мире только искаженный образ свой.

Но когда ты доброй волей и любовью озарен,
Ты увидишь мир прекрасным, √ добрым, близким станет он.

Пальмы ствол никогда и никто не согнет
И не выпрямит дерева согнутый свод.

Обновиться не может прогнившая власть,
Как недолго старик, заболев проживет.

Если случай счастливый попался √ держи
Счастье √ мать не рожает детей каждый год.

Благородно и твердо страной управляй, √
Ищет выхода в мягкости только урод.

Если хочешь возвыситься √ твердо иди,
Ибо мягкость и слабость √ причины невзгод.

Со смятеньем в уме ты от смут не уйдешь,
Но безумная храбрость √ надежный оплот.

Иль внезапная смерть утолит храбреца,
Иль он к счастью дорогу открытой найдет.

Это путь настоящий, скажите царю √
Пусть не ищет кривой и ненужный обход.

Надо верный народ охранять от обид
И щадить побежденный покорный народ.

Поэзия дарит могущество поэтам.
Я тот, кто силу дал поэзии заветам.

Значение мое невеждам неизвестно,
Но внятно мудрецам, понятно людям честным.

Не стоит утверждать, что солнце скрыто мглою,
Коль ничего слепцы не видят пред собою.

И солнце самое мне поклониться может,
Почтение к уму и красноречью множа.

Увы! Поэзия за ревностную службу
Дала мне гнев врага и лицемера дружбу.

Какой мне хитростью спастись из лап кошмара,
Как избежать судьбы безжалостной удара?

Изменница-судьба √ извечный враг поэта.
Ну а кому была верна старуха эта?

Я плачу день и ночь кровавыми слезами,
Измученная плоть истерзана годами.

Как Александров вал [*13] стою, презрев угрозы,
Но крови Дария мои подобны слезы.

Кто раз венец вложил на лоб благородный свой √
Вовек не отдаст врагу ни пяди земли родной.

В лицо скажи подлецу, что в руки чужие мать,
Питаясь хлебом отца, нельзя продать иль отдать!

Безумен шахский указ, сердца сжигает тоска,
Когда по нашей земле идут чужие войска.

Свободны мы на земле, и в воздухе, и в волне.
Пусть ведает злобный враг, что сам он сгорит в огне.

На нашу черную нефть у нас святые права.
Скажи: в нефтяном костре сгорит врага голова.

А нашим братьям [*15] скажи, не ведающим стыда,
Что брата в рабство дарить не следует никогда.

Ревущий и страшный, как грозный тиран,
Над степью весной пролетал ураган.

Он семя фиалки схватил на ходу
И бросил на землю в тенистом саду.

Там грел его ласковый солнечный луч
И светлая влага кропила из туч.

Вот ожило семя, пустило росток,
Над зеленью робко поднялся цветок.

Глаза голубые, в лице синева,
И слабое тело скрывает трава.

Взглянула туда, посмотрела сюда
И видит, что рядом фиалка-звезда.

Одета, как шах, в драгоценный наряд,
И блещет зубов перламутровый ряд.

Лазурный венец у нее на челе,
И стелются листья, как плащ, на земле.

Степная фиалка склонилась пред ней,
Как черная кость пред султаншей своей.

Сказала: ╚Увы, мы породы одной, √
Но как канарейка с синицей лесной╩.

Дитя городское ответило ей:
╚Спокойнее, милая, стань веселей.

Отцы мои были подобны твоим,
Хоть взор их искрился огнем голубым.

Садовнику в руки попали они,
Их нежил и холил он долгие дни.

Мне дали величие труд и дела,
А ты остаешься такой как была.

Нежной

Эти очи смятенью открывают врата,
И рука притесненья √ этих кос красота.

От соперницы взоры отвернуться должны, √
Так пугает больного смерти злой пустота.

Между шейхом и нами не возникнет приязнь,
Ложью шейх очарован, нам лишь правда свята.

В кабаках неустанно льем мы чаши вино,
Шейх сидит одиноко, исхудав от поста.

Но √ от страха √ как с другом, мы с врагом говорим,
Так безбожник свершает свой намаз [*16] неспроста.

Нежной, вечно любимой не изменит Бехар,
Постоянная нежность на него пролита.

Если это грех, что люди на тебя бросают взоры,
То слепыми только в мире не заслужены укоры.

На тебя гляжу, как нищий на богатого вельможу,
Но меня ты гонишь, словно гонит шах раба иль вора.

То не диво, что ослепший упадет с утеса в пропасть,
Хоть глаза мои открыты, я качусь по косогору.

На путях любви я сердце потерял. Душа устала,
Как попутчик средь пустыни, и меня покинет скоро.

Стих √ он редкий жемчуг моря, что зовется на ум.
Тот поэт, кто сверлит жемчуг сокровенных дум.

А размеров повороты, рифмы яркий свет┘
Это дело рифмоплетов, тут искусства нет.

Но поэзия вскипает из сердец в уста.
Прозвучит √ и оседает в сердце красота.

Пусть нужда поэтов гложет, но повсюду есть
Тот кто ввек стиха не сложит, но пристроен здесь.

Колдует луна над ущельем Лозанны
И все заливает раствором стеклянным.

Окрестность исчезла в молочном тумане,
Как будто метлой прошлись по Лозанне.

За тучами скрылись на юге отроги
Горы нависающей, лента дороги,

И локоны лес под черной горою
Укрылись тяжелой йеменской [*17] чадрою.

На Альпах снега под луной лучезарной,
Как саван, блистающий пылью камфарной.

Все в бликах, искрится, дрожит и блистает.
Ты слышал, больных камфара оживляет.

Любуясь, сижу на веранде отеля
И вижу: струится поток из ущелья,

Кругом разливается шире и шире,
Собою скрывая все видное в мире.

Как странно не вниз, а на горы несмело
Подъемлет он сизое зыбкое тело.

Лишь кит исполинский подобен туману.
Как кит проглотил он ночную Лозанну.

И птицы в тумане сыром приуныли,
Как будто мелодии песен забыли.

Померкли в горах горизонты ночные,
Как будто погасли костры смоляные,

Как будто покрыло невежество разом
И знания лик, и науку и разум.

Луна потонула в глубоком тумане,
И к сердцу прихлынуло воспоминанье.

В душе освежилась кровавая рана,
Я вспомнил про славу и горе Ирана.

Где годы, в которые с края до края
Иран был подобием вечного рая?

Когда Менучехр [*18] Феридунова*18 рода
Священное знание дал для народа,

Гударз*18, защищая Иран от Турана,
Долину Пешенскую сделал багряной,

И слились под властью могучего Кира [*19]
Обширные земли от Балха до Тира.

Камбизу [*20] достались Египет, Кирена
И знойные степи до стен Карфагена.

Восстании вспыхнули: Дарий великий
Их вырвал с корнями рукою владыки.

Хорезм, Македонию вместе с Хотаном,
Пенджаб и Амхару связал он с Ираном.

Потом, покоряясь Александровой своре,
Сто лет мы терпели мученье и горе.

Но гневная вспышка дехкан [*21] Хорасана
Отбросила греков от сада-Ирана.

Траян [*22] к нам из Рима привел легионы.
И пала пред ними стена Ктезифона [*23].

На западе римляне, саки [*24] с востока √
Два бились в плотину Ирана потока.

Но Парфии [*25] войско стояло меж ними:
Вот саки бегут, вот смятение в Риме.

Бойцы Хорасана, Гургана и Рея
Отбросили недругов грудью своею.

От гордости кровь закипает мгновенно,
Лишь вспомню о славной победе Сурена [*26],

Вахризовы [*27] стрелы в йеменском просторе,
Что сбросили негуса в красное море,

Шапура [*28] верхом, пред которым когда-то
Стоял на коленях в пыли император,

Бахрама [*29], которой атакой геройской
Савэ погубил и несметное войско.

Где дни те, когда в отдаленные страны
С прекрасного Инда бежали шаманы [*30]?

Где годы, в которые турки ослабли,
Их насмерть секли кызылбашские [*31] сабли?

Где день тот, когда по жестоким афганам
Прошелся Надир колдовским ятаганом?

Пред саблей возмездия пали без спора
Матхура, и Дели, и башня Лагора;

Султана простил он, пошел к Туркестану
И, взяв Бухару, угрожал Бадахшану.

И ныне что стало? Мы тайно и явно
Культуру свою растеряли бесславно.

Судьба от невежества лучшей не станет,
Больной от камфарной присыпки не встанет.

На коже лица пожилого мужчины
Румянами разве загладишь морщины?

Лишь полностью можно найти обновленье,
Вступив без оглядки на путь исправленья.

Был чистым источник и крепкой плотина,
Но все постепенно заполнила тина.

Где мудрый и смелый, имеющий силы,
Чтоб вычерпать скопище грязи и ила,

Конец отыскать перепутанных ниток
И выход найти из бесплодных попыток?

На помощь негодных людей не надейтесь:
Кто рубит мечом √ не играет на флейте.

Я знаю пройдох, что к интригам привыкли,
Как знает арабский филолог артикли.

И тех, кто поля у крестьян отнимают
И жадно имущество слабых глотают.

И тех прощелыг, что, стремясь за добычей,
Заложат за грош и закон и обычай.

Скупцов, что о собственной пользе мечтают
И жадное чрево себе набивают.

Лишь честность положит конец безобразью,
Лишь партия честности борется с грязью.

Свободу иметь для безграмотных рано,
Сафас [*32] не прочтешь, не прочтя каламана*32.

Сегодня √ меджлис нам дорога к спасенью,
Он √ мозг, сохраняющий тело от тленья.

Коль мозг не возьмется немедля за дело,
То не укроет от гибели тело.

Никто не спасет без меджлиса Ирана,
И ангел падет от руки Аримана.

Без силы закона труды бесполезны, √
Ведь поезд пройдет лишь по рельсам железным.

Духовная пища √ Бехарово слово, √
Струя молока для ребенка грудного.

Не каждый владеет такими словами,
Лишь жрец украшает кумир свой цветами.

Пусть мужество зреет в сердцах непрестанно, √
Всегда оно было надеждой Ирана.

Опубликовано // Современная персидская поэзия. М., Гослитиздат, 1959. с. 29.

Раз умирал скупец, скорбя о той казне,
Что он копил всю жизнь, пренебрегая сном;
О треволнениях, что он переносил,
Крестьянский урожай к себе сбирая в дом.

Несытому, ему, как выпи океан,
Был караван-сарай, наполненный зерном [*33].
Он этого зерна за всю бы жизнь не съел,
Но строгий вел учет ему он день за днем.

Вот умер скряга так, как прочие скупцы.
И вот уже никто не говорит о нем.
А что же доброе он в жизни совершил?
Лишь то, что умер он в ничтожестве своем.

ФАРРОХИ ЙЕЗДИ

Опубликовано // Современная персидская поэзия. М.. Гослитиздат 1959. с. 79, 81-85.

* * *

Мы нищие толпы, мы денег не держим в руках.
Зато нам неведом людей угнетающий страх.

Решимость сметает все трудности с наших путей,
И трудность лишь в том, что решимости мало в сердцах.

Мы скорбь тебе дарим и кровь из горячих сердец,
Другого подарка не сыщем на этих путях.

Кто скован, тот больше не станет добычей цепей,
В свободу влюбленному нету нужды в кандалах.

Тебе ж покоримся, чтоб после никто не сказал,
Что мы не хотим пред любимой склониться во прах.

* * *

В сердцах разбитых дольний мир правдиво отражен.
Ключ к вечной истине ≈ язык, но крепко связан он.

Не говори, что четок зернь мы топчем оттого,
Что стыд ≈ оборванная нить для общества всего.

Когда две партии в борьбе, они хотят войны,
И терпит бедствия народ от каждой стороны.

О мире весть ≈ надежда тех, кто для людей дает