Распространение доктрин и культурные
архетипы
Проблема
Наверное нигде в мире нет более контрастно
обозначенной границы, чем между Россией и
Западом. В самом деле, за тысячелетие
существования России две однокоренные
христианские цивилизации категорически
размежевались не только в том, что касается
догматов единой некогда Церкви, но и в способах
обустройства в пространственно-временных
координатах. Способы разнятся не более
значительно, чем нюансы верований, драматически
манифестированные безумным Чаадаевым, но столь
же чувствительно дают о себе знать в практике
обмена идеями между двумя великими европейскими
цивилизациями.
За сотни лет ими было сделано все, чтобы
затруднить транспорт идей через границу,
разделяющую Россию и Запад. Колея российских
железных дорог, хоть и на несколько сантиметров,
но шире, чем на Западе, московское декретное
время, пусть на час, но опережает поясное время
суток, юлианский календарь всего на неполные две
недели, но таки отстает от григорианского,
частота (обратная времени единица) переменного
тока в электросетях разная: 60Гц на Западе и 50Гц в
России, что, естественно, влечет различия в
стандартах передачи и трансформации
электроэнергии. Навигационно-геодезические поля
обеих сторон также взаимно непрозрачны. Ну и уж,
само собой, разными являются у сторон системы
телекоммуникаций, радиосвязи и телевидения. На
фоне столь тщательной расстыковки сторонами
пространственно-временных детерминантов
принципиальные различия основ письменности и
метрических систем - латиница и дюймы у одних,
кириллица и сантиметры - у других, кажется уже
просто мелочевкой.
Получается, что ради контроля за потоком идей
несколько поколений цивилизованных европейцев
воздвигали (и воздвигли таки) не просто кордон, а
настоящую семантическую крепость. В результате
чего условная линия раздела ареалов цивилизаций
за тысячу лет, прошедших от крещения Руси,
оказалась обозначенной сторонами контрастнее,
чем Великой китайской стеной. Но уже изначально
восточные и западные европейцы были разделены
самой природой. Согласно изящному предположению
Льва Гумилева [1] естественной
этнической границей в Европе стала ╚нулевая
изотерма января╩. По одну сторону этой условной
линии средняя температура воздуха самого
холодного месяца года в среднем выше 0╟C и,
соответственно, по другую - ниже. Прочие
контрасты возможно накопились просто в силу
этого физического фактора.
Бесспорно общее у России и Запада только одно -
мессианский характер доктрин, предлагаемых
этими великими цивилизациями остальному миру.
Отсюда их жестокая конкуренция за право
распространять Истинные Ценности, периодически
переходящая в столкновения. Философ
чаадаевского направления Александр Зиновьев
определяет Россию как западоподобную
цивилизацию и полагает, что именно в силу этого
она обречена на исчезновение. Предположение
имеет системную основу в виде так называемого
принципа исключения Гаузе, широко известного в
биологии и утверждающего, что не могут
сосуществовать виды, конкурирующие за один
ресурс. Иными словами, два близких вида не могут
занимать одну и ту же экологическую нишу и
поэтому рано или поздно более приспособленный
вид должен неизбежно и полностью вытеснить в
конкурентной борьбе вид менее приспособленный.
Было бы интересно через интерпретацию понятий
╚экологическая ниша╩, ╚вид╩, ╚ресурс╩ и
╚конкуренция╩ получить результаты, позволяющие
трактовать противостояние России и Запада в
содержательных терминах. Речь идет о пересмотре
тупиковой ╚географической╩ парадигмы конфликта
цивилизаций, согласно которой causa activa этого
длящегося столетия процесса сводится лишь к
одному только стремлению передвинуть меридианы
политических границ. Идея хороша уж тем, что
позволяет получать на модели what if численные
оценки времени, отпущенного России более
прогрессивным видом, но наша задача здесь иная.
Сформулируем ее так.
В свое время славное изобретение американского
оружейника Кольта назвали великим уравнивателем
шансов. Не станет ли другое не менее полезное
изобретение американских военных инженеров,
превратившееся в глобальную сеть Интернет, таким
же великим уравнивателем шансов для цивилизаций?
В самом деле, веками выстраивавшиеся системы
контроля транспорта идей рухнули в одночасье. В
Россию теперь с проповедью не едет только
ленивый. И он прав: ехать не надо, потому что есть
Интернет. Следуя логике профессора Зиновьева,
можно предположить, что именно сейчас, подняв
шлагбаум на информационной границе, Россия,
являющаяся естественным антагонистом Запада,
уязвима для его идеологического натиска как
никогда. Однако это не так. Почему? Разберемся!
Национальная культура как иммунная
система
Учения (любые) формируются в недрах
национального культурного архетипа, который,
будучи ╚информационной сверхмашиной╩ [2], одновременно служит еще и
фильтром на пути распространения чужого
социального опыта.
Именно социо-культурные аспекты
подразумеваются за киплинговской строкой ╚Запад
есть Запад, Восток есть Восток и им не сойтись
никогда╩.
Не сойтись - значит при всем желании не суметь
вникнуть на уровне практического овладения в
чужой (т.е. культурно обусловленный) социальный
опыт, формой которого являются экономические,
политические, религиозные, военные и прочие
доктрины.
Между тем, аккумулирование мирового опыта -
процесс неизбежный во всех обществах -
происходит по определенным законам.
Содержательный смысл последних в том, что,
невзирая ни на какие затраты в освоении
чужеземных новшеств, часть их безвозвратно
отторгается, притом вовсе не по чьей-то конкретно
вине. Примером [3] может служить
попытка распространения опыта США в организации
производства на оккупированную Японию в 40х гг.
Национальная культура сильно истощенной мировой
войною страны оказалась тогда весьма
неожиданным и почти непреодолимым барьером для
экономических know-how передовой Америки. Но еще
более жестким фильтром оказалась американская
культурная традиция по отношению к аналогичному
японскому опыту. В 70е гг. специалисты по
менеджменту в США попытались заимствовать идею
японских ╚кружков качества╩. Однако уже в 80е гг.
американские бизнесмены, признавая
эффективность японского опыта, пришли к выводу о
его несовместимости с господствующим на
континенте характером производственных
отношений.
Есть одно принципиальное отличие в способах
распространения теоретической и нащупанной
опытом (эвристической, идейной) продукции. Если
научные теории рождаются и распространяются вне
всякой связи с этно- и социо-культурным базисом,
то эвристики (доктрины) такой благодатью не
располагают, поскольку имманентный им
этнический фенотип закодирован в них на
мировоззренческом уровне. "Мировоззрением"
науки является лишь объективный опыт,
сконденсированный из экспериментальных данных
путем индуктивного синтеза. Физические теории не
создаются, а открываются, их может проследить по
лабораторным таблицам и независимо
воспроизвести кто угодно. В технологиях же
(неважно - производственных, социальных или иных)
доминирует не играющее существенной роли в
физике изобретательство [4].
Перенос на технологии скрытых в эвристических
приемах и методах национальных фенотипов,
собственно, и порождает пресловутые проблемы
распространения. Так, например, попытки
внедрения в Китае некоторых технологий
искусственного интеллекта оказались неудачными,
при этом в качестве наиболее вероятной причины
специалистами рассматривалась гипотеза
культурных различий Запада и Китая [5].
В частности, не имеют аналогов в традиционной
китайской культуре западные концепции
вероятности и неопределенности.
Доктрины технологические, культурные и даже
религиозные так или иначе усваиваются
национальной культурой и в какой-то форме
встраиваются в нее вроде немецкого изобретения
краника к русскому самовару или девиза на
французском языке ╚Бог и мое право╩, вписанного в
национальный герб Англии, канонический облик
Будды, разработанный греческими скульпторами по
приказу Александра Македонского, изображение 7.62
автомата Калашникова на национальном флаге
Гвинеи-Бисау, или слова vodka во всех языках
мира.
Несчастья России до сих пор были связаны не
только с дураками и дорогами, но еще и в немалой
степени с импортом доктрин - политических и
научных. Именно политика и наука зачастую
оказывались брешами в иммунной системе ее
национальной культуры.
Чтобы затем плавно перейти к вопросу
информационной безопасности России в эпоху Сети,
рассмотрим только два наиболее характерных
примера, иллюстрирующих последний тезис, отнюдь
не выглядящий бесспорным.
Пример ╧1: кибернетика
Персональный компьютер, факс, ксерокс,
Интернет, ГИС появились в России не благодаря
усилиям отечественной науки, а вопреки им.
Ситуация с этими супертехнологиями удивительно
напоминает ╚Пикник на обочине╩: сталкеры, плюя на
запреты властей, натащили из запретных зон
множество удивительных штуковин, боданули их
беспринципным торговцам, а те сделали нас,
обывателей рабами этих хищных вещей. Власти в
итоге сами плюнули на свои запреты, а наука, - в
точности как в ╚Пикнике╩, - лишь с вялым интересом
взирает на эту технологическую экспансию
чуждого разума.
Отечественная наука оказалась не у дел во
многом благодаря ориентации на установки
кибернетики - одно время была такая наука с
претенциозным названием. В России о ней сейчас
вспоминают разве что отставные ветераны
научно-технических революций, да еще политики (в
страдательном залоге). Профессионалы
высказываются об этой дисциплине уклончиво. ╚Раньше
мы думали, что кибернетика - реакционная
лженаука. Теперь мы знаем, что все наоборот: не
реакционная, не лже- и не наука╩ - подвел
неутешительный итог Альберт Макарьевич
Молчанов, математик, настоящий (цитируемый)
ученый, академик, Директор ВЦ АН СССР в
Пущино-на-Оке. Сказано это было в конце 80х, после
более чем двадцатилетнего марша отечественной
науки в тупик под знаменами кибернетики.
Уход кибернетики состоялся тихо: просто
поисчезали везде факультеты, научные программы и
журналы со словом ╚кибернетика╩ в названии. А
если где и остались, как, например, на Украине, то
в порядке ностальгии по тем золотым временам,
когда воплощением идеи АСУ, этой колоссальной
советской &панамы& им. Норберта Винера,
руководили из ЦК. Это сейчас нам ясно, что
&хвост не может махать собакой&, а
относительно простая система (АСУ) в принципе не
способна определять поведение системы безмерно
более сложной - завода, ракетной группировки или
социальной инфраструктуры. Однако в наивные 60е
все виделось по другому и нам сейчас нужно понять
психологию людей, ставших проводниками этой
идеи. Важно уловить момент истины: ведь масса
неглупых людей враз усвоила простенькую идею
обратной связи и без доказательств приняла
сомнительный тезис Винера, что всем на свете
можно управлять по тому же принципу, как
автоматически управляют уровнем воды в
унитазном сливном бачке. Характерно, что
&чемпионом идеи& тотального
автоматизированного управления стала самая
могущественная структура в стране - аппарат
партии. Дело ведь в чем? Кибернетику в начале 60х
реабилитировали, как науку, пострадавшую от
сталинского произвола, вместе с правдивым
писателем Солженицыным, ни в чем не виноватыми
народами Северного Кавказа и такой необходимой
нашему несчастному сельскому хозяйству
генетикой [6]. Психологически
понятно, почему честные и хорошо образованные
ученые из поколения ╚шестидесятников╩ потратили
жизнь на отработку партийного наказа. Непонятно
другое: как смогли они не разглядеть
доктринального характера дисциплины, называющей
себя наукой, но не пользующейся аппаратом
законов сохранения, вообще каких-либо законов
или хотя бы ссылок на них? Отсутствие целей,
предмета, границ притязаний и собственного
математического аппарата долгое время
списывалось на период становления молодой науки.
Но ведь в скудном идейном багаже кибернетики так
и не появилось ничего, кроме софизмов и трюизмов
на тему обратной связи в контексте банальных
биологических аналогий. Возможно, тут сказался
такой специфически российский фактор, как
преклонение интеллигенции перед художественной
литературой.
╚Шестидесятники╩ усваивали кибернетику не по
Винеру, второе издание книги которого вышло в 1961
году, а по невероятно популярному в научной среде
писателю Станиславу Лему, бестеллер которого
╚Сумма технологий╩ появился на русском языке
несколько позже, в 1968 году.
Так или иначе, но доктрина, именовавшая себя
наукой об управлении, сковала технологический
порыв великой державы. На родине кибернетики, что
характерно, никогда особо-то и не фанатели по
поводу этого учения, чем-то (биологическими
аналогиями?) родственного мичуринскому. Точно
также на родине марксизма быстро опомнились,
сбыв нам по дешевке это сокровище немецкого ума.
Во что стало России воплощение учения Маркса
общеизвестно. ╚Обасучивание╩ (термин поздних 70х -
ранних 80х) всего и вся обошлось нам, наверное,
дороже, чем американцам программа ╚Аполлон╩
высадки человека на поверхность Луны.
Американский налогоплательщик до сих пор плачет
по $25 109, затраченным на этот, как выразился
профессор Армстронг, первым ступивший на
поверхность Луны, ╚гигантский шаг человечества╩.
Отечественная же наука не только махнула рукой
на впустую потраченные на химеру кибернетики
немеренные затраты времени и сил, но и лишилась
полноценного финансирования исследований в
области компьютерных технологий. Ведь
кибернетика и компьютеры (их тогда называли ЭВМ)
в глазах невежественных вождей были
близнецы-братья. Кто из них для матери-истории
более ценен - так вопрос в ЦК не стоял. Когда же
некритично воспринятая зарубежная доктрина
выветрилась, так и не оправдав кремлевских
мечтаний о суперконтроле, генсекам было уже не до
науки. Они вдруг начали мереть один за другим, в
верхних эшелонах обострилась борьба за власть, а
для страны советов пошел обратный отсчет
времени.
Что, барин, хороша калмыцкая сказка?"
Ну тогда вот еще пример про науку, вождей и
компьютеры.
Пример ╧2: ╚звездные войны╩
В 1983 году Президент США Р. Рейган своей
Директивой ╧119 ввел понятие "Стратегическая
оборонная инициатива" и тем самым поставил
перед другой стороной проблему построения
математической модели боевых действий с
использованием не существовавших даже в виде
проектных решений средств поражения
баллистических ракет. Советская наука крепко
натужилась и ... результат известен: угроза
стратегическим силам СССР от ожидаемой
реализации в США проекта СОИ была ею безмерно
завышена.
Этот провал явился следствием недостаточного
внимания высших руководителей страны к
методологической стороне проблемы определения
эффективности стратегических вооружений. Сталин
вникать в подобные вещи не гнушался, хотя и
обращался он с конструкторами стратегических
вооружений круто, и сиживали они у него по
шарашкам уже с середины 20х. Давая оценку своему
коллеге, Уинстон Черчиль выразился так: "Сталин
принял Россию с сохой, а сдал с водородной
бомбой". Иными словами, тиран успевал
находить адекватные ответы на все
стратегические вызовы супостатов.
Советская наука на момент стратегической
оборонной инициативы американского президента
была в несравнимо лучшей материальной ситуации,
чем в послевоенное время. Тем не менее, она, как и
в случае с кибернетикой, снова вошла в резонанс с
некоторой чужеродной доктриной.
Здравомыслящие ученые из военно-промышленного
комплекса США, в частности, Ханс Бете, физик,
лауреат Нобелевской премии, участвовавший еще в
"Манхэттенском проекте", указывали на
очевидные несообразности замысла СОИ. Их
аргументы сводились к ссылкам на
фундаментальные факторы, делающим проект
системы ПРО с элементами космического
базирования в той форме, которая была объявлена
президентской директивой, нереальным.
Сторонники же проекта "звездных войн" во
главе с Эдвардом Теллером в основном напирали на
оценки вероятностей уничтожения советских
ракет, то есть оперировали традиционными
понятиями теории боевой эффективности
стратегических вооружений. Тем самым, доводы
спорящих сторон оказались в непересекающихся
плоскостях понятий. Одни (скептики) утверждали,
что задача вообще не имеет физического смысла, и,
следовательно, не имеет решения, в то время как
другие (апологеты) спорили лишь о том достаточно
ли будет ограничиться эффективностью поражения
порядка 0.9 или все таки надо стремиться к
значению порядка 0.999.
Получилось так, что в политическом руководстве
СССР поверили в вероятности и проигнорировали
доводы физики, что, по сути, явилось ошибкой 2-го
рода ("ложная тревога"). Эта ошибка повлекла
за собой колоссальный по своим последствиям
стратегический просчет. Об этом провале не любят
говорить даже лидеры нынешней России, в общем-то,
охотно рассуждающие о промахах своих советских
предшественников. Потому что интеллектуальное
поражение советской науки в борьбе с
несуществующей СОИ, которая так и не стала ничем
реальным, повлекло огромные политические и
материальные потери страны и стало для СССР тем
же, чем Цусима для царской России.
Интересно, что после тихой кончины программы
СОИ, вызвавшей такую истерику в политбюро, д-р
Теллер перекочевал в новую научную программу. Он
принялся спасать Землю от астероидной опасности,
на почве отражения которой очень быстро нашли
общий язык четырехзвездные генералы из
стратегических сил США и России, а также крупные
страховые компании. Борьба с астероидами
разворачивается и о необходимости
капиталовложений в "звездные войны-2"
говорят в Конгрессе.
Впрочем, это уже другая история.
Распространение доктрин и
национальная безопасность России
Агитировать за науку - все равно что убеждать в
том, что лучше быть здоровым и богатым, чем бедным
и больным. Но роскошь иметь науку могут позволить
себе даже не все страны так называемой
"большой семерки". Если кто-то в этом
сомневается, полезно будет заглянуть в SCI и
попытаться там найти ссылки, например, на
итальянскую или канадскую науку. Трудновато
будет. И в этом нет ничего удивительного, раз уж
даже Германия и Япония не могут позволить себе
иметь научную периодику на своих национальных
языках. Только по-английски печатаются ученые в
научных журналах подавляющей части стран мира,
кроме России и, пожалуй, отчасти Франции.
Англоязычны и все современные высокие
технологии. "Сегодняшняя физика - это
вчерашняя математика и завтрашняя технология"
лапидарно и афористично определил академик А.М.
Молчанов три источника и три составные части
прогресса.
Советская/российская наука потому оказалась в
роли беспомощного наблюдателя захвата нашего
рынка зарубежными технологиями, что с какого-то
момента ее руководители приняли душой
комиссарский наказ "наука должна".
Наука никому ничего не должна, но желающие
выжить в этом паршивом мире не должны ослаблять
иммунную систему государства и общества. Чуждый
опыт, - "чужебесие", по выражению диакона
Андрея Кураева, - в виде тех доктрин, о которых шла
речь выше (марксизм, кибернетика, СОИ) приносил
беды в Россию только в периоды ослабления
национальной интеллектуальной элиты и ее ядра -
фундаментальной науки.
А как обстоит дело сейчас, когда в России
фундаментальной науки и ╚гуманитариев╩ просто
не стало, военно-промышленный комплекс и
питаемые им прикладные науки дышат на ладан, а
естественный супостат, в то же самое время,
интеллектуально и экономически силен как
никогда?
Да, многое стало хуже и возникли новые
опасности, но доктрины, каким бы путем они не
проникали в Россию, уже не будут вызывать тех
резонансных явлений как раньше. Дело в том, что
вместе с прочими рыночными структурами в России,
наконец, заработал рынок идей. Да, поклонение
нынешних вождей экономическим доктринам,
импортированным из-за рубежа, действительно до
смешного напоминает суету вокруг марксистских
догм. Но уже срабатывает фактор внутрицеховой
конкуренции и ротация носителей непродуктивных
идей в правящей верхушке идет в достаточно
высоком темпе. Ничего похожего на монопольное
владение доступом к кормушке в течении четверти
века идеологов кибернетики сейчас уже нет и быть
не может. Можно даже предположить, что, если
развитие пойдет в этом направлении, то однажды
кого-то попросят и отчитаться за невоплотившиеся
масштабные идеи вроде покорения Чечни или
приватизации. Это, конечно же, назовут скандалом
и разгребанием грязи, но именно таков механизм
самозащиты свободного общества от монополизации
права на истину какой-то, пусть даже самой
достойной, его частью.
Так что Интернет не сможет ничего изменить ни в
лучшую, ни в худшую сторону в нынешнем достаточно
жалком состоянии России. Те, кому это нужно,
найдут в безграничной Сети любые идеи от самых
низких до самых что ни есть возвышенных. Однако
массового овладения умами какой бы то ни было
доктриной уже не состоится. Может быть и
изобретут какие-то психотропные средства для
массовой индоктринации, промывки мозгов, но
только добиться устойчивых результатов это не
позволит, поскольку уклад жизни современного
общества меняется все-таки медленнее, чем
происходит смена поколений идей, жизненный цикл
которых становится, почему-то все короче и
короче.
Примерно так же выразился о роли Интернет
футуролог и писатель Станислав Лем: "это
всего лищь еще одна телекоммуникационная
система". Однако в таких вопросах, как
национальная безопасность, роль глобальной и
постоянно растущей метасети не может быть решена
ссылкой на авторитеты. Необходимо понимание
"физики" явления. Засим вернемся к роли
доктрин.
Ведь что такое учение, доктрина? По определению [7] это "принцип или совокупность
принципов в некотором разделе знания", т.е.
некоторая система взглядов, индивидуальное
отношение к которой - всего лишь вопрос веры. В то
же время, теория по определению [8]
есть "раздел исследований, касающихся
наблюдения и классификации фактов и прочих
экспериментально установленных или строго
количественно (выделено мною - В.Б.), в
основном посредством индукции и гипотез,
сформулированных законов проверяемого типа".
Как говорится, почувствуйте разницу.
Чувствовать разницу между понятиями, не
имеющими объективной меры или
невоспроизводимыми в независимом эксперименте,
Человечество довольно ловко насобачилось с
помощью рынка. Корифей всех экономических наук
Пол А. Самуэльсон рынок определяет как "место,
в котором покупатель и продавец совместно
определяют объективную цену товара". Так
вот, в свете этого определения рынок доктрин надо
бы определить как фьючерсный [9].
Сразу же пример. Ленин, выступая на III съезде
комсомола, пообещал молодым людям, что при своей
жизни они получат высокий уровень жизни
(коммунизм) в обмен на добросовестную учебу,
тяжелый, плохо оплачиваемый труд и высокий
военный риск. Он успешно продал этот контракт
поколению, которое на штыках вынесло из страны
объединенные вооруженные силы всех развитых
государств тогдашнего мира. Продавец фьючерса
умер, не выполнив обязательств, хотя его
наследники сумели изрядно заработать на
спекулятивных операциях с этим контрактом,
незаконно продляя его.
Смысл: любую доктрину предлагают как товар,
которым потенциальный покупатель сможет
воспользоваться лишь в будущем, притом потребить
этот товар он сможет только в коллективном
порядке. Платить же за фьючерс всегда
предлагается личными средствами и/или
усилиями, чаще всю жизнь.
Так, в соответствии с доктриной кибернетики в
будущем обещались необыкновенные инновации,
резко улучшающие жизнь для всех, но за личный
вклад квалифицированного труда (здесь и сейчас)
каждого верующего в учение.
Контракт по СОИ означал предложение Советскому
Союзу приобрести у США некие гарантии его будущей
безопасности за добровольный и немедленный
отказ от его уже существующей мощи в виде
стратегической группировки тяжелых
межконтинентальных баллистических ракет. С
условиями фьючерсного контракта по марксизму,
если он кому еще интересен, можно ознакомиться в
"Кратком курсе".
Если кратко охарактеризовать текущую
конъюнктуру на рынке доктрин, можно сказать о
"медвежьей" тенденции: цена на идеи падает,
хотя активность рынка по-прежнему большая.
Вспомним заслуживающие упоминания доктрины
только последних лет. Это и "Конец истории?"
Фрэнсиса Фукуямы (1989), и "Столкновение
цивилизаций?" Сэмюэля Хантингтона (1993) и целый
цикл работ Оллвина Тоффлера, увенчанный
фундаментальным трудом "Сдвиг власти: знание,
богатство и насилие на рубеже XXI века" (1990).
Можно говорить и о не менее значимом предложении
на этот рынок отечественной доктринальной
продукции, например, цикла трудов Льва Гумилева
по этногенезу, начатого еще в 30е и полностью
завершенного только в конце 80х. Ни одна из этих
концепций не вызвала массовых подвижек в
обществе. Ну поспорила немного интеллигенция о
новых публикациях и оставила эти темы ради новых
идей. Но ведь еще в начале 50х общественная мысль
страны срезонировала на вполне абстрактную
сталинскую доктрину языкознания куда
интенсивнее, чем в ранние 90е встрепенулась от
идеи приватизации.
Цена любых доктрин монотонно падает и,
следовательно, интерес спекулянтов на этом рынке
небольшой. Поэтому приход телекоммуникаций
ничего кардинально не решает в ситуации на рынке
идей. Интернет, конечно, революционная
технология, но объединить массы он не способен.
Массы объединяются вокруг идей, а последней
крупной мультикультурной доктриной был
коммунизм, ухода которого не компенсирует
никакой коммуникационизм.
Что же сие значит? А значит это, что Интернет
политически нейтрален и ничьей безопасности
угрожать не способен. На поставленный же в начале
работы вопрос о его шансе стать еще одним
"великим уравнивателем шансов" надо дать
отрицательный ответ. Сэмуэлю Кольту
приписывается изречение "Убивает не оружие,
убивает человек". Интернет не меняет ничьих
шансов на реализацию личных или общественно
значимых программ. Они, эти шансы вовеки веков
пребудут неравными, а новая технология не
занимается старыми проблемами, ей хватает своих.
Иными словами, Интернет не станет подменять
собой национальная культуру, которая одна только
и способна быть гарантом устойчивого развития и
безопасности государства и общества.
Утверждение не слишком убедительно, но
сошлемся напоследок на одно авторитетное
свидетельство специалиста: "Науки, которые
доставляют честь человеческому уму, искусства,
которые украшают жизнь и передают потомкам
великие деяния, должны быть особенно чтимы
свободными правительствами". Это -
двадцатисемилетний Наполеон, 5 прериаля IV года (24
мая 1796 года) в Итальянском походе. Высказывание в
контексте проблемы обеспечения национальной
безопасности.
Свободное правительство, чтящее науки и
искусства, нереально в России ни сейчас, ни даже в
обозримом будущем. Значит не будет гарантирована
и национальная безопасность страны. Списать же,
случись что, провалы в этом деле на Интернет
очень соблазнительно. Поэтому, вместо выводов,
наверное, правильнее будет сформулировать вот
какую мысль.
Несмотря на свое искусственное происхождение,
Интернет суть явление Природы (социальной)
планетарного масштаба и, даже если и
используется отдельными лицами или
государственными структурами для нанесения
ущерба чьим-то интересам, не перестает быть при
этом составной частью натуры. Как естественные
складки местности, используемые в военном
искусстве, остаются частью геосферы и отнюдь не
становятся оружием.
Интернет не может стать оружием; Сеть - часть
Природы, хотя как таковая и может явиться театром
военных действий.
╘ Владимир Баранов, 1997
vedi@aha.ru
Примечания
- 1. Гумилёв Л.Н. Этногенез
и биосфера Земли. - Л.: Гидрометиздат, 1990. -
528с.
- 2. Арапов М.В. Информационная среда и
информатизация общества. - В сб.: Информатика и
культура. - Новосибирск: Наука, 1990, с.6-23.
- 3. ibid, с.16.
- 4. Бунге М. Философия физики. - М.: Прогресс,
1975.-352 с.
- 5. Bingxun Zhang and Angell, L.O. Decision Support Systems in China: a
Clash of Cultures // Inform. Тechnol. Dev., 1990, v.5, ╧2, p.137-155.
- 6. Сталин, конечно, тиран, но ведь и факты
тоже нельзя игнорировать. А они таковы:
- а) наказанная Сталиным за бесплодность генетика
в наше по-прежнему несчастное сельское хозяйство
так и не пришла: не до него сейчас генетике,
корчащейся в этических проблемах;
- б) наказанных Сталиным за коллаборационизм
кавказцев, мы каждый день видим в телевизоре,
реально угрожающими безопасности России, притом
снова при поддержке из-за рубежа;
- в) наказанный Сталиным за злобный пасквиль ╚Пир
победителей╩ писатель Солженицын так и не
сочинил ничего, кроме злобной публицистики, а его
Нобелевская премия, как и премии всех остальных
русских лауреатов этой премии по литературе,
есть феномен политики, а не искусства.
Указанные факты ничего не меняют в исторически
сложившихся оценках вождя и его эпохи.
- 7. Webster's Third New International Dictionary of the English Language.
G.& G. Merriam Company Publishers, Springfield, Massachusetts, USA, 1961.
- 8. ibid.
- 9. Фьючерсный контракт - соглашение
(обязательство) о покупке или продаже
определённого товара в определённый момент в
будущем и по оговариваемой цене.
[К началу статьи]
