|
"И все-таки я буду историком!"(О новых следственных материалах по делу Льва Гумилева и студентов ЛГУ в 1938 году, найденных в Российском государственном военном архиве)О. Головникова, Н. Тархова.Опубликовано // Звезда. - 2002. - ╧ 8. С. 114-135. Адрес в Интернете - http://magazines.russ.ru/zvezda/2002/8/. В 1930 г. в своеобразной записной книжке, которую 18-летний Лев Гумилев вел на полях безобидных изданий, он написал: "И все-таки я буду историком!" [+1] Юношескую мечту он пронес через аресты и заключения, непонимание коллег и запреты властей, став не только историком, но и человеком Истории. "Сложной и ломаной, трагической и творческой была его судьба. При этом огромные отрезки ее совсем "затемнены" для нас, они "дешифруются" лишь иногда по каким-то письмам "туда" или "оттуда", воспоминаниям чьим-то еще", - писал о жизни Льва Николаевича его коллега. [+2] Таким листком "оттуда" стал недавно найденный в одном из государственных архивов клочок голубой бумаги (иначе его и не назовешь, так мал он по размеру), на котором заключенный камеры ╧ 614 печально знаменитой ленинградской тюрьмы ╧ 1 ("Кресты") написал заявление на имя прокурора по надзору за НКВД. Этим заключенным был Лев Гумилев, студент 4 курса исторического факультета ЛГУ. Листок "оттуда" - из 1939 г. - пролежал невостребованным, ожидая своего часа, в судебно-следственных материалах, связанных с арестом Л. Н. Гумилева в 1938 г. Там же были найдены и другие бесценнейшие свидетельства тех лет - два автографа А. А. Ахматовой, в том числе ее письмо к Сталину. Об этих документах, обнаруженных нами в Российском государственном военном архиве, мы уже писали. [+3] Обратиться вновь к этим материалам нас заставили новые публикации и новые архивные находки, позволяющие ответить на те вопросы, которые остались в предыдущей статье без ответа. Есть и другая, не менее важная причина появления настоящего очерка. В канун 90-летия Л. Н. Гумилева мы сочли правомерным уже на страницах петербургского журнала восстановить трагедийную канву далеких событий, происходивших в городе, искореженные судьбы жителей которого кричат со страниц этого судебно-следственного дела, напоминая потомкам о тех страшных днях, когда люди собирались вместе только у тюремных стен. Именно эти молчаливые очереди, ставшие реалией сталинской эпохи, были запечатлены в знаменитом ахматовском "Реквиеме" (написанном в период 1938-1940 гг.). [+4] Через много лет Л. Н. Гумилев скажет о своих арестах: "В 1935 - за себя, в 1938 - за папу, в 1949 - за маму". [+5] Правда, в мемуарной литературе приводятся и другие его высказывания, где датой своего первого ареста он называет декабрь 1933 г., когда он был арестован случайно, вместе с компанией студентов: "Я пошел в гости к сотруднику Института востоковедения Эберману (я начал переводить арабские стихи, этим же занимался и он). По специальности он был арабист, и я хотел посоветоваться с ним, как лучше сделать перевод. Не успели мы прочитать друг другу по стихотворению, как в комнату вторглась толпа, схватила нас и хозяев квартиры, и всех увезли. Собственно я здесь оказался совсем ни при чем. И меня через девять дней выпустили, убедившись в том, что я ничего антисоветского не говорил, ни в какой политической группе не участвовал". [+6] Не вступая в спор с биографическими фактами, отметим, что продолжительность его заключения в 1933 и 1935 гг. не превышала нескольких дней, чего не скажешь о событиях 1938-1940 гг. и последующих лет. Пережитое за это время, как подследственными, так и их близкими, правомерно сравнимо с "Голгофой". Именно так (а точнее "первой Голгофой" и "второй Голгофой") называл годы заключения сам Лев Николаевич. Так же озаглавил соответствующие главы в недавно вышедшей книге о нем, ставшей первой научной биографией историка, его коллега С. Лавров. [+7] "Первая Голгофа" началась 10 марта 1938 г. - в этот день Гумилев был арестован. Впоследствии он писал: "Внешний повод для ареста дал я сам". Этому дню предшествовали события, обычные для студенческой жизни, - в здании филологического факультета ЛГУ студентам-историкам читал лекцию профессор кафедры истории русской литературы Л. В. Пумпянский. На лекции произошел инцидент, впоследствии описанный самим Л. Н. Гумилевым: "Лектор стал потешаться над стихотворениями и личностью моего отца (Н. С. Гумилева. - О. Г., Н. Т.). "Поэт писал про Абиссинию, - восклицал он, - а сам не был дальше Алжира┘ Вот он - пример отечественного Тартарена!" Не выдержав, я крикнул профессору с места: "Нет, он был не в Алжире, а в Абиссинии!" Пумпянский снисходительно парировал мою реплику: "Кому лучше знать - вам или мне?" Я ответил: "Конечно, мне". В аудитории около двухсот студентов засмеялись. В отличие от Пумпянского, многие из них знали, что я - сын Гумилева. Все на меня оборачивались и понимали, что мне, действительно, лучше знать. Пумпянский сразу же после звонка побежал жаловаться на меня в деканат. Видимо, он жаловался и дальше. Во всяком случае, первый же допрос во внутренней тюрьме НКВД на Шпалерной следователь Бархударян начал с того, что стал читать мне бумагу, в которой во всех подробностях сообщалось об инциденте, произошедшем на лекции Пумпянского┘" [+8] Хотя в материалах следствия стоит адрес проживания - Фонтанка, 149, в описываемый период Лев Гумилев жил уже не вместе с матерью, на Фонтанке, а на Садовой, у своего приятеля. 10 марта 1938 г. у него в доме и был арестован Л. Н. Гумилев. Свидетелем ареста стал сводный брат Гумилева Орест Высотский (студент Лесотехнической академии), [+9] который ночевал вместе с ними. Наутро именно он пришел к Ахматовой и сообщил ей об аресте сына. [+10] Арест Льва Гумилева был не первым в студенческих рядах ЛГУ. Месяцем раньше - 10 февраля - были арестованы студенты 5 курса филологического факультета ЛГУ Николай Ерехович и Теодор Шумовский. Всех троих объединял общий интерес - арестованные студенты специализировались в области востоковедения, уже имели научные работы и некоторый авторитет среди ученых-востоковедов. "Взяли весь цвет молодого поколения... будущих звезд русской науки", - говорила Ахматова. [+11] Из материалов следствия [+12] мы узнаем следующее: "Гумилев Лев Николаевич - 1912 г. р., уроженец г. Пушкина Ленинградской области, гр-н СССР, русский, из дворян, б/п, холост, до ареста - студент ЛГУ, проживал: Фонтанка, д. 149, кв. 14. Отец: Гумилев Н. С., поэт, в 1921 г. расстрелян как участник Таганцевского заговора". В 1935 г. исключался из ЛГУ "как лицо, имеющее дворянское происхождение" и как сын осужденного "за контрреволюционную деятельность". Следствие располагало и весьма неприятной университетской характеристикой, в которой говорилось: "Л. Гумилев за время пребывания на истфаке из числа студентов исключался, и после восстановления часто акад[емическая] группа требовала его повторного исключения. Гумилев как студент успевал только по специальным дисциплинам, получал двойки по общественно-политическим дисциплинам (ленинизм) вовсе не потому, что ему трудно учиться по этим дисциплинам, а он относился к ним, как к принудительному ассортименту, к обязанностям, которых он не желает выполнять. Во время избирательной кампании в их группе делался доклад о биографии тов. Литвинова, Гумилев вел себя вызывающе, подсмеивался, подавал реплики, вообще отличался крайней недисциплинированностью". [+13] "Ерехович Николай Петрович - 1913 г. р., уроженец г. Ленинграда, гр-н СССР, русский, из дворян, б/п, до ареста - студент ЛГУ, проживал: пр. Володарского, д. 15, кв. 10. Отец: Ерехович П., генерал-майор царской армии - до весны 1918 г. служил управляющим Аничковым дворцом в Петербурге (по придворному этикету, занимая эту должность, обязан был приглашать царя - Николая Второго в крестные отцы к своим детям; его сын был крестником царя); в белой армии не служил, после революции работал в губвоенкомате и на Екатерининской жел. дороге; в 1928 г. Коллегией ОГПУ был осужден по ст.ст. 58-4 и 6 УК к 10 годам лишения свободы, в 1933 г. досрочно освобожден. Мать: Ерехович Л. Д., в 1938-1940 гг. работала медсестрой на руднике им. Кирова в г. Кировске". В 1934 г. поступил в Ленинградский институт истории, философии и лингвистики (ЛИФЛИ), преобразованный в филологический факультет ЛГУ, сразу на 2 курс - на ассирийское отделение семито-хамитского цикла; в январе 1935 г. был исключен из ЛИФЛИ "как лицо, имеющее дворянское происхождение", восстановлен через 7 месяцев при поддержке М. И. Ульяновой - председателя Бюро жалоб Комиссии советского контроля; специализировался в области ассириологии, вел большую научную работу. Арестован за 4 месяца до окончания ЛГУ. В справке на арест указывалось, что "является озлобленным врагом Советской власти и поддерживает тесную связь с активными эсерами профессорами Московского гос. университета Силецким и Бурсиным". [+14] "Шумовский Теодор Адамович - 1913 г. р., уроженец Житомира, из семьи служащего госбанка, поляк, гр-н СССР, комсомолец, холост; в 1915 г. семья переехала в г. Шемаха (Азербайджан); в 1929 г. потерял отца, в 1933 г. - мать, старший брат Шумовский И. А., проживал в г. Шемаха, Азербайджанской ССР". В 1932 г. поступил в Ленинградский институт истории, философии и лингвистики (ЛИФЛИ), преобразованный в филологический факультет ЛГУ; специализировался в области арабской филологии и истории, вел большую научную работу, занимался переводами с английского, немецкого, французского языков на арабский. В 1937 г. был исключен из комсомола за сокрытие "от организации факта пребывания матери в Польше, за беспринципное, раболепное отношение к трудам академика Крачковского и отрыв от комсомольской организации". Комментируя причины ареста, С. Лавров обращает внимание на странность этой части обвинения, поскольку в это время действительный член АН СССР И. Ю. Крачковский - выдающийся востоковед страны - спокойно работал, его не трогали, правда, относиться к нему предписано было не "раболепно", а "принципиально". [+15] На этих студентов, живших наукой, Управлением НКВД по Ленинградской области было заведено уголовное дело ╧ 55724 по ст.ст. 17-58-8, 58-10, 58-11 УК РСФСР. Они обвинялись "в участии в молодежной антисоветской террористической организации в ЛГУ и в подготовке террористического акта против А. А. Жданова". В июле 1938 г. оперуполномоченным 8 отд. IV отдела Управления НКВД по Ленинградской области сержантом госбезопасности Бархударьяном (фамилия его, как видно из приведенных воспоминаний, хотя и с некоторыми неточностями, но сохранилась в памяти Льва Николаевича) было составлено обвинительное заключение по делу ╧ 55724 по обвинению Гумилева, Ереховича и Шумовского по ст.ст. 17-58-8-10-11 УК РСФСР, утвержденное зам. начальника УНКВД Ленинградской области майором госбезопасности Хатаневером 31 июля 1938 г. В августе 1938 г. уголовное дело ╧ 55724 было переслано из Управления НКВД по Ленинградской области в Прокуратуру Ленинградской области, откуда в свою очередь передано в Военную прокуратуру Ленинградского военного округа (с формулировкой "как ошибочно засланное в Облпрокуратуру"), где 17 августа 1938 г. было заведено дело под названием "Наблюдательное производство ╧ 01319". [+16] Именно оно, пролежав в Российском государственном военном архиве более полувека, донесло до потомков "письма оттуда". При чтении судебно-следственных материалов этого дела и сопоставлении фактов у нас зачастую возникали вопросы, заканчивающиеся многоточием - "почему?..", так как ответов на них нами пока не найдено, да и кто знает, где следует искать эти ответы - в идеологии тех лет, в недоступных до сих пор архивных материалах, просто в системе бюрократического аппарата "суда и следствия"? По ходу нашего повествования мы будем обращать внимание читателя на эти вопросы, чтобы и читатель мог поразмыслить над особенностями судебно-следственной практики тех лет. И первый вопрос - почему дело по обвинению гражданских лиц должен был рассматривать Военный трибунал? В конце августа обвиняемые, содержавшиеся под стражей в Ленинградской тюрьме УГБ (ул. Воинова, 25 - быв. Шпалерная), были переведены в тюрьму ╧ 1 (Арсенальная набережная, 5). [+17] Через месяц, 27 сентября 1938 г., состоялось закрытое судебное заседание Военного трибунала Ленинградского военного округа (ВТ ЛВО), на котором было рассмотрено дело по обвинению Гумилева Л. Н., Ереховича Н. П. и Шумовского Т. А. в преступлениях, предусмотренных ст.ст. 17-58-8, 58-10 ч. 1 и 58-11 УК РСФСР. На заседании Военного трибунала были оглашены и выбитые из студентов "показания". Так, в "показаниях" Гумилева было записано: "Признаю, что я, Гумилев, по день моего ареста являлся активным участником антисоветской молодежной организации в Ленинграде, которая была создана по моей инициативе и проводила деятельность под моим руководством". И далее: "После того, как участники нашей организации Ерехович и Шумовский согласились со мной о переходе к террористическим методам борьбы против ВКП(б) и Советского правительства, я поставил конкретный вопрос о необходимости совершения террористического акта над секретарем ЦК и Лен. обкома ВКП(б) Ждановым. Эту кандидатуру мы намечали не случайно, ибо Жданова мы считали основным виновником разгрома антисоветских формирований в Ленинграде". [+18] Несмотря на то, что все трое на заседании трибунала отрицали предыдущие показания (так, Гумилев заявил: "Я все отрицаю┘ Показания свои на очной ставке с Шумовским я также отрицаю┘" [+19]), это не помогло, все уже было заранее решено. Из приговора Военного трибунала ЛВО: "Сов. секретно Именем Союза Советских Социалистических Республик Военный Трибунал Ленинградского военного округа В составе: Председательствующего┘ Членов: ┘ на закрытом судебном заседании в г. Ленинграде 27 сентября 1938 г. рассмотрел дело по ОБВИНЕНИЮ: Гумилева Льва Николаевича, 1912 г. рождения, уроженца г. Пушкина Ленинградской области, сына буржуазного писателя [┘] Ереховича Николая Петровича, 1913 г. рождения, уроженца г. Ленинграда, из дворян, русского [┘] Шумовского Теодора Адамовича, 1913 г. рождения, уроженца г. Житомира, УССР, сына служащего, по национальности поляк [┘] в преступл[ениях], предусм[отренных] ст.ст. 17-58-8, 58-10 ч. 1 и 58-11 УК РСФСР УСТАНОВИЛ СЛЕДУЮЩЕЕ: Гумилев, Ерехович и Шумовский будучи контрреволюционно настроенными к руководителям ВКП(б) и Советской власти и существующему строю, с конца 1937 года являясь активными участниками контрреволюционной террористической организации в гор. Ленинграде, ставившие перед собой задачу свержения Советской власти и реставрации капитализма в СССР, путем активной контрреволюционной агитации против политики ВКП(б) и Советского Правительства, путем организации и совершения террористических актов над руководителями ВКП(б) и Советского Правительства. Руководителем этой контрреволюционной террористической молодежной организации являлся Гумилев, который одновременно был связан с активными участниками антисоветской террористической группы, существовавшей при Ленинградской Лесотехнической Академии и возглавлявшейся Высоцким [+20], Шуром и др., подготовлявшим[и]ся совершить террористический акт над руководителями ВКП(б) и Советского Правительства. Ерехович, Шумовский и Гумилев помимо вербовочной работы и антисоветской агитации против проводимых мероприятий ВКП(б) и Советской власти на своих нелегальных сборищах обсуждали вопрос и высказывались о необходимости перехода к террористическим методам против руководителей ВКП(б) и Советского Правительства, чем и совершили преступления, предусмотренные ст.ст. 17-58-8, 58-10 ч. 1 и 58-11 УК РСФСР. В силу изложенного и руководствуясь ст.ст. 319-320 УПК, Военный Трибунал и ПРИГОВОРИЛ: Гумилева Льва Николаевича, на основании ст. 17-58-8 УК РСФСР лишить свободы с содержанием в ИТЛ сроком на десять лет, с поражением политических прав по п.п. "а", "б", "в" и "г" ст. 31 УК сроком на четыре года, с конфискацией лично принадлежащего ему имущества. Ереховича Николая Петровича и Шумовского Теодора Адамовича, на основании ст. 17-58-8 УК РСФСР лишить свободы с содержанием в ИТЛ сроком на восемь лет каждого, с поражением политических прав по п.п. "а", "б", "в" и "г" ст. 31 УК сроком на три года каждого, с конфискацией лично принадлежащего им имущества. Начало срока наказания Гумилеву исчислять с 10-го марта 1938 г., Ереховичу и Шумовскому с 10-го февраля 1938 г. Приговор может быть обжалован в кассационном порядке в Военную Коллегию Верховного Суда СССР через ВТ ЛВО в течение 72-х часов с момента вручения копии приговора осужденным. Подлинное за надлежащими подписями. Верно: Судебный секретарь ВТ ЛВО мл. военный юрист (Коган) Отп[ечатано] 13 копий и разослано по особому списку". [+21] Подсудимые сделали попытку обжаловать приговор в кассационном порядке в Военной коллегии Верховного Суда СССР. В своих жалобах и заявлениях они писали о различных нарушениях при ведении следствия, главным из которых было - применение к ним морального и физического воздействия, в результате которого следователи добивались подписи под ложными показаниями и протоколами. Так, например, в своей кассационной жалобе от 4 октября 1938 г. Н. Ерехович писал: "8 июля я был вызван несколько раз и я отказался от признания ложных показаний на себя и др., но под моральным и физическим воздействием был вынужден дать согласие на 2 очных ставки с Гумилевым и Шумовским, подписать и их, хотя они содержали больше неправды, упоминая не имевшие места сходки и намерения покушения на А. Жданова". [+22] Теодор Шумовский 25 октября 1938 г. написал подробное письмо на имя Сталина, которое так и не было отправлено адресату, оставшись лежать в "деле" с резолюцией одного из чиновников от следствия - "секретно". Там были и такие строки: "Естественно, что предъявленное мне обвинение я отверг самым решительным образом, с гневом и негодованием. Однако произведенное следствием и тюрьмой моральное и физическое воздействие отразилось на моей нервной, впечатлительной и болезненной натуре весьма тяжело, и желая сохранить свою жизнь для научной работы и помощи моим маленьким братьям, я решил прекратить долго продолжать сопротивление и подписал предложенный мне готовым протокол следствия, ложный от начала до конца". [+23] А в заявлении, написанном им 20 ноября 1938 г. на имя прокурора Ленинградской области, он просил "установить прокурорский надзор за ведением переследования во избежание возможности применения ко мне мер морального и физического воздействия в процессе вторичного следствия". [+24] Арестованные студенты понадеялись на суд, который позволил бы им открыто доказать свою правоту и невиновность. Но 17 ноября 1938 г. Военная коллегия Верховного Суда СССР вынесла следующее определение по данному делу: "Сов. секретно Определение ╧ 003809 Военная Коллегия Верховного Суда Союза ССР в составе: председательствующего - диввоенюриста Орлова и членов - бригвоенюриста Дмитриева и воен. юриста 1-го ранга Климина, Рассмотрев в заседании от 17 ноября 1938 г. кассационную жалобу Ерехович Н.П. и Шумовского Т.А. на приговор ВТ ЛВО от 27 сентября 1938 г. по делу осужденных за преступл[ения], предусм[отренные] ст.ст. 17-58-8, 58-10 ч. 1 и 58-11 УК РСФСР: 1) Гумилев Лев Николаевич к л/свободы в ИТЛ на 10 лет, с поражением в политических правах на 4 года и с конфискацией лично принадлежащего ему имущества; 2) Ерехович Николай Петрович и 3) Шумовский Теодор Адамович к л/свободы в ИТЛ на 8 лет каждый, с поражением в политических правах на 3 года каждый и с конфискацией лично принадлежащего им имущества, и заслушав доклад т. Орлова, заключение пом. Главного Военного Прокурора т. Китаева и объяснения защиты в лице членов коллегии защитников - Коммодова и Бурака, ОПРЕДЕЛИЛА: Соглашаясь с мотивами, изложенными Главным Военным Прокурором в его протесте в отношении осужденного Гумилева, касжалобу последнего, как необоснованную отклонить. Имея в виду, что обвинение в отношении осужденных: Ереховича и Шумовского в отношении их участия в антисоветской террористической организации построено на их личном признании и показаниях Гумилева, от которых все осужденные на судебном заседании отказались, в связи с чем необходимо произвести дополнительное расследование на предмет уточнения участия Ереховича и Шумовского в указанной выше антисоветской организации и учитывая, что инкриминируемое им преступление неразрывно связано с преступными действиями Гумилева, который, как это видно из материалов дела, являлся одним из руководителей этой а/с организации, - приговор в отношении Гумилева за мягкостью и в отношении осужденных: Ереховича и Шумовского за недоследованностью дела полностью ОТМЕНИТЬ и дело НАПРАВИТЬ через В[оенный]Т[рибунал] Военному Прокурору ЛВО, для производства ДОПОЛНИТЕЛЬНОГО РАССЛЕДОВАНИЯ. Подлинное за надл[ежащими] подписями. Верно: Пом. секретаря ВК (Горяинова) Верно: Судебный секретарь ВТ ЛВО мл. военный юрист (Коган) Снято 7 копий". [+25] Теодор Шумовский так вспоминал о своих ощущениях после полученного известия об отмене приговора и направлении дела на доследование: "Как бы то ни было, Ника, Лева и я - не осужденные, мы вновь подследственные. О нас еще не сказано последнего слова! Торжествуем, надеемся, ждем┘ Ника сделал из черного хлеба шахматные фигурки - половину их вывалял в стенной извести - это белые. Красивые фигурки: не обычные, а причудливого облика. У Ники помимо востоковедной одаренности - руки скульптора┘ И вот мы втроем ведем шахматные битвы┘" [+26] 3 декабря 1938 г. все трое из 2-й пересыльной тюрьмы в Ленинграде (Константиноградская ул., 6) были направлены на Беломорско-Балтийский канал (ББК). [+27] А 9 декабря 1938 г. начальнику тюрьмы ╧ 2 г. Ленинграда было сообщено о решении Военной коллегии Верховного суда СССР с последующим объявлением этого решения Гумилеву, Ереховичу и Шумовскому. [+28] О решении Военной коллегии было сообщено и в Военную прокуратуру ЛВО, куда вновь было передано дело. [+29] И вновь обращаем внимание читателя на особенности и противоречия в работе судебной системы тех лет - арестованные студенты были отправлены в ИТЛ, несмотря на отмену приговора и направление дела на доследование. Для студентов и их близких вновь наступило время мучительного ожидания - дополнительного расследования и нового приговора. Для Льва Николаевича и его матери эти месяцы были вдвойне мучительными - если отмененный приговор ВТ ЛВО в отношении Гумилева "10 лет ИТЛ ┘с конфискацией имущества" был признан "слишком мягким", то новый приговор мог быть другим - с типовой формулировкой "10 лет ИТЛ ┘без права переписки", означавшей расстрел. Анна Ахматова постоянно проводила время в тюремных очередях, носила передачи сыну, встречалась с родственниками арестованных вместе со Львом студентов, периодически ездила в Москву в надежде как-то помочь сыну, обращалась к своим влиятельным знакомым, ходила по разным инстанциям. Эти зимние месяцы ожидания найдут свое отражение в цикле "Реквием":
В "Наблюдательном производстве ╧ 01319" Военной прокуратуры ЛВО (далее для краткости мы будем именовать его "делом") отложился документ, свидетельствующий о хлопотах Анны Андреевны за сына, "письмо туда" - заявление, написанное ее рукой: "Прокурору тов. Дмитриеву Гражд. Анны Ахматовой Заявление Так как приговор моему сыну Льву Николаевичу Гумилеву отменен (17 ноября) и дело направлено на переследование в НКВД, я прошу вернуть в следственную тюрьму моего сына, который находится в Б.Б.К. 14 отделение. Анна Ахматова. 3 февраля 1939". [+31] Вместе с тревогой и болью за судьбу сына было и понимание его "высокого креста". В те дни Ахматова написала строки, вошедшие в цикл "Реквием":
В записях Л. К. Чуковской, датированных февралем 1939 г., приводятся слова Ахматовой: "└Лева уже писал собственные научные работы, овладел языками. Он спросил однажды у своего профессора: верно ли то-то и то-то? Профессор ответил: раз вы так думаете, значит верно┘". И добавила, видимо, пытаясь себя немного успокоить: └Он очень вынослив, потому что всегда привык жить в плохих условиях, не избалован. Привык спать на полу, мало есть"". [+33] Сам Гумилев так вспоминал о своем пребывании на Беломорканале: "К новому 1939 году я окончательно "дошел". Худой, заросший щетиной, давно не мывшийся, я едва таскал ноги из барака в лес. Валить деревья в ледяном, по пояс занесенном снегом лесу, в рваной обуви, без теплой одежды, подкрепляя силы баландой и скудной пайкой хлеба, - даже привычные к тяжелому физическому труду деревенские мужики таяли на этой работе как свечи... В один из морозных январских дней, когда я подрубал уже подпиленную ель, у меня выпал из ослабевших рук топор. Как на грех, накануне я его наточил. Топор легко раскроил кирзовый сапог и разрубил ногу почти до самой кости. Рана загноилась. Видимо, я так бы и закончил свои дни, ударным трудом расчищая ложе канала в лесу под Медвежьегорском, но судьбе было угодно распорядиться иначе. Меня затребовали на пересмотр дела в Ленинград. Это меня спасло". [+34] Находясь уже в Ленинграде, в "Крестах", Лев Николаевич написал заявление на имя прокурора по надзору за НКВД. Видимо, под рукой оказался лишь необычный по формату и цвету серо-голубой клочок бумаги (8 х 10 см), на котором простым карандашом мелким почерком было написано это заявление, ставшее "письмом оттуда": "Прокурору по надзору за НКВД от з/к Гумилева Льва Николаевича. Тюрьма ╧ 1 к. 614. Заявление 10 марта 1938 г. я был арестован, потом избит, подписал ложный протокол, вследствие насилия и несмотря на отказ от протокола был осужден трибуналом на 10 лет. 17 ноября 1938 г. Военная Коллегия Верховного Суда отменила этот приговор. Но мне это стало известно через (одно слово неразборчиво, видимо: ЧКЗ. - О. Г., Н. Т.). Я сижу без вызова. Прошу: 1) Сообщить мне решение Верх. Суда. 2) Сообщить, за кем я сейчас числюсь. 3) Ускорить ход следствия, т.к. я второй год сижу, сам не зная за что. 15/III - 39 г. Л. Гумилев". [+35] К заявлению прилагалась сохранившаяся в деле справка (типовой бланк) на Гумилева Л. Н., составленная начальником УРЧ (учетно-регистрационной части) данной тюрьмы 16 марта 1939 г. В ней сообщалась информация о том, кем, когда, на какой срок был осужден заключенный, когда заключен под стражу и по какой статье обвинялся. Кроме того, в справке, в графе "Поведение в тюрьме", указано: "Правил не нарушает". [+36] Между тем следствие затягивалось. В конце марта истекал срок, отведенный для дополнительного расследования. Но учитывая, что арестованные были этапированы с Беломорско-Балтийского канала в г. Ленинград с большим опозданием, срок ведения следствия в первых числах апреля был продлен Военным прокурором ЛВО В. Г. Шмулевичем до 22 апреля. [+37] И снова ожидание приговора и неизвестность впереди. "Вы знаете, что такое пытка надеждой? - спросила Ахматова в одну из встреч у Лидии Чуковской. - После отчаяния наступает покой, а от надежды сходят с ума". [+38] В эти дни "пытки надеждой" Анна Ахматова решается обратиться к самому могущественному лицу в стране - Сталину. Для нее это был последний шаг в борьбе за сына, последняя "надежда", как и в октябре 1935 г., когда были арестованы муж Ахматовой - Н. Н. Пунин, профессор Всероссийской Академии художеств, и ее сын Лев Гумилев. Их арест, произведенный по инициативе Ленинградского НКВД, стал следствием волны арестов, прокатившейся по стране и особенно по Ленинграду после убийства С. М. Кирова. Тогда, в 1935 г., жизнь самой Ахматовой была под угрозой, но на ее арест не дал санкции глава НКВД Г. Г. Ягода. [+39] Через три года ситуация вновь повторилась, но теперь органами НКВД на Анну Ахматову было заведено самостоятельное дело (т. н. "дело оперативной разработки" - "ДОР") с окраской: "Скрытый троцкизм и враждебные антисоветские настроения". Хотя в деле содержались только эпизодические сообщения агентуры, собираемые органами ВЧК - ОГПУ еще с 20-х гг., когда Ахматова попала в поле зрения чекистов как бывшая жена поэта Н. С. Гумилева, расстрелянного в августе 1921 г. за участие в т. н. "таганцевском деле", но они могли быть использованы в любой момент в качестве повода для ее ареста. [+40] Обращение к Сталину в 1935 г. помогло - арестованных очень быстро выпустили. Много лет спустя, вспоминая эти события, Анна Андреевна скажет Л. Чуковской: "Кажется, это был единственный хороший поступок Иосифа Виссарионовича за всю его жизнь". [+41] История первого письма Ахматовой к Сталину достаточно подробно описана в воспоминаниях и дневниках современников, [+42] не так давно оно и само было опубликовано. [+43] Однако мы вернемся к нему еще раз, но чуть позже, для уточнения некоторых биографических фактов, касающихся Льва Гумилева. История второго письма Ахматовой к Сталину до последнего времени была не вполне изучена. Во-первых, не были известны ни точная дата его написания, ни его содержание. Так, Л. К. Чуковская в своем дневнике сделала запись 10 ноября 1938 г. о визите к Ахматовой накануне вечером, когда Анна Андреевна прочла ей наизусть свое письмо к Сталину. Чуковская запомнила одну фразу: "Все мы живем для будущего, и я не хочу, чтобы на мне осталось такое грязное пятно". [+44] Она считала, что второе письмо Сталину было написано Ахматовой в 1938 г. Может быть, Ахматова, действительно, думала об этом шаге еще в 1938 г., но окончательно решилась на него лишь в 1939 г. Э. Г. Герштейн, также близкая к Ахматовой в этот период , считала, что Ахматова написала второе письмо Сталину в 1940 г. и оно, по мнению Анны Андреевны, не дошло до адресата. [+45] Сама Ахматова к этому вопросу никогда впоследствии не обращалась - ни в своих коротких мемуарных записях, ни в беседах со своими будущими биографами (А. Хейт, А. Найман). Лишь теперь мы имеем возможность не только установить содержание второго письма, но и проследить его путь по бюрократической лестнице. Письмо к Сталину было написано Ахматовой 6 апреля 1939 г. Оно, судя по препроводительной записке, все-таки попало в аппарат ЦК партии (на письме стоит штамп: "Поступило 16 апреля ╧ (неразборчив)" - к сожалению, не ясно, какому ведомству принадлежит этот штамп. 22 апреля 1939 г. письмо Ахматовой было направлено из Особого сектора ЦК ВКП(б) в Секретариат А. Я. Вышинского (т. е. в Прокуратуру СССР) со следующей препроводительной запиской: "Пересылается полученное на имя т. Сталина заявление Ахматовой А. для рассмотрения. О последующем распоряжении просьба сообщить заявителю. V часть Особого сектора". [+46] Имеющийся на письме штамп подтверждает дату получения письма: "Прокуратура Союза СССР 26 апреля". На письме есть еще один штамп Прокуратуры СССР: "Сведений нет. 3 мая. Зав. картотекой (подпись)". И, наконец, по середине письма (наискосок, размашисто) зеленым карандашом написана резолюция "Прок. Лен. обл. На рассм. (подпись). 8/5 39 г." 3 июня 1939 г. из отдела по спецделам Прокуратуры СССР письмо Ахматовой было направлено прокурору Ленинградской области со следующей формулировкой: "Направляем Вам на распоряжение жалобу Ахматовой А. О результатах сообщите жалобщику". [+47] И только 26 августа 1939 г. из I-го отделения отдела по спецделам Прокуратуры Ленинградской области письмо А. А. Ахматовой поступило в Военную прокуратуру ЛВО "по принадлежности" [+48], где и было подшито в "Наблюдательное производство ╧ 01319". Благодаря этому мы теперь можем ознакомиться с текстом письма Ахматовой к Сталину, написанным от руки, чернилами (видимо от волнения, в тексте письма есть описки и несогласованные падежи): "6 апреля 1939. Глубокоуважаемый Иосиф Виссарионович, Обращаюсь к Вам с просьбой о спасении моего единственного сына Льва Николаевича Гумилева студента IV курса исторического фак. Ленинградского Г.У. Сын мой уже 13 мес. находится в тюрьме, его судили, приговор затем был отменен и теперь дело вновь в первоначальной стадии (уже 5-ый месяц). Столь длительное заключение моего сына приведет его и меня к роковым последствиям. За это время я в полном одиночестве перенесла тяжелую болезнь (рак лица). [+49] С мужем я рассталась и отсутствие сына самого близкого мне человека отнимает у меня всякую жизнеспособность. Мой сын даровитый историк. Акад. Струве [+50] и проф. Артамонов [+51] могут засвидетельствовать, что его научная работа, принятая к печати заслуживает внимания. Я уверена, что сын мой ни в чем не виновен перед Родиной и Правительством. Своей работой он всегда старался оправдать то высокое доверие, которое Вы нам оказали, вернув мне сына в 1935 г. С великим смущением и (так в тексте. - О. Г., Н. Т.) чувствую всю громадность моей просьбы я опять обращаюсь к Вам. Иосиф Виссарионович! Спасите советского историка и дайте мне возможность снова жить и работать. Анна Ахматова". [+52] Несмотря на то, что официального ответа на письмо не последовало и оно с верхней ступени бюрократической лестницы спустилось до нижней, реакция, по нашему мнению, на него все-таки была и проявилась, прежде всего, в изменении отношения властей к стихам Ахматовой. Перемены стали происходить и в деле ее сына. Первой "ласточкой", свидетельствующей о меняющейся ситуации, стал звонок в мае 1939 г. из редакции "Московского альманаха" с просьбой прислать стихи - впервые за 15 лет. Стихи Ахматовой принял в альманах К. Симонов, входивший в его редколлегию и вспоминавший впоследствии, что он был инициатором этого предложения. Исследователи творчества Ахматовой приводят и другие факты проявления интереса к ее стихам в этот период. На одном из совещаний в Москве Сталин поинтересовался: "Почему не печатается Ахматова?" Об этом писателям и литературным работникам Москвы сообщил А. А. Фадеев. [+53] В то время, когда Анна Андреевна готовила к печати свои стихи, расследование дела ╧ 55724-38 г. по обвинению Гумилева Л. Н. и др. было закончено. В составленном обвинительном заключении говорилось: "┘На основании изложенного обвиняются: Гумилев Лев Николаевич, 1912 г. р., ур. г. Пушкина Лен. области, гр-н СССР, русский, из мещан, отец в 1921 г. расстрелян как участник Таганцевского заговора, б/п, холост, до ареста - студент ЛГУ, проживал: Фонтанка, ╧149, кв.14 - в том, что: являлся руководителем контрреволюционной террористической молодежной организации, вел активную контрреволюционную работу против ВКП(б) и Советского правительства. Подготовлял террористический акт над руководителями ВКП(б) и Советского правительства, проводил вербовку новых членов в названную контрреволюционную организацию, т.о. в пр.пр. ст. 17-58-8, 58-10 и 58-11 УК РСФСР. Виновным себя признал полностью, но впоследствии от своих показаний отказался. Изобличается показаниями обвин. Ереховича, Шумовского, Высотского, Шур, Гольдберга и очными ставками между Шумовским, Ереховичем и Шуром (обвиняемые сейчас в отказе от своих показаний)┘ Принимая во внимание, что расследование по делу ╧ 55724-38 г. по обвинению Гумилева Л. Н., Ереховича Н. П. и Шумовского Т. А. в пр.пр. ст. 17-58-8, 58-10 и 58-11 УК закончено и виновность упомянутых обвиняемых доказана Постановил: След. дело ╧ 55724-38 г. по обвинению Гумилева Л. Н., Ереховича Н. П. и Шумовского Т.А. в пр.пр. ст. 17-58-8, 58-10 и 58-11 УК РСФСР направить на рассмотрение Особого Совещания при НКВД СССР. Оперуполномочен. 2 отдела ТУ УНКВД ЛО Бруков "Согласен" - Зам. нач. следственной части УНКВД по гор. Ленинграду мл. лейтенант ГБ Куликов". [+54] Итак, 10 мая 1939 г. расследование было закончено; 15 мая обвинительное заключение было утверждено начальником Управления НКВД по г. Ленинграду майором госбезопасности С. И. Огольцовым; 2 июня согласовано с Военным прокурором ЛВО В. Г. Шмулевичем; 3 июня 1939 г. дело студентов было передано на рассмотрение Особого совещания при НКВД СССР. [+55] Кстати, в справке к "Обвинительному заключению" было отмечено: "Вещественных доказательств по делу не имеется". Обвиняемые в этот период содержались в Ленинградской тюрьме УГБ (ул. Воинова, 25). А. А. Ахматовой об этом было объявлено 22 июня 1939 г. В эти летние месяцы ожидания она напишет: Семнадцать месяцев кричу, Зову тебя домой, Кидалась в ноги палачу, Ты сын и ужас мой. Все перепуталось навек, И мне не разобрать Теперь, кто зверь, кто человек, И долго ль казни ждать. [+56] Окончательное решение по делу студентов было принято 26 июля 1939 г. - Гумилев, Ерехович и Шумовский были осуждены Особым совещанием при НКВД СССР к заключению в исправительно-трудовых лагерях сроком на пять лет каждый. [+57] Свое состояние Ахматова выразила в стихотворении "Приговор", открывающем "Реквием": И упало каменное слово На мою еще живую грудь. Ничего, ведь я была готова, Справлюсь с этим как-нибудь. У меня сегодня много дела: Надо память до конца убить, Надо, чтоб душа окаменела, Надо снова научиться жить┘ [+58] О решении Особого совещания подсудимым и их близким было объявлено в августе. Август стал точкой отсчета нового этапа их жизни - лагерного. Гумилев был определен в Норильский лагерь, Ерехович - в Севвостлаг (20 августа он был направлен в г. Владивосток для дальнейшего направления на Колыму), Шумовский - на север (в августе он выбыл в г. Котлас Архангельской области). [+59] В одну из встреч с Чуковской, помогавшей Анне Андреевне собрать теплые вещи для сына и сопровождавшей ее в тюрьму, Ахматова скажет: "Август у меня всегда страшный месяц┘ Всю жизнь". [+60] (В августе 1921 г. был расстрелян Николай Гумилев). Перед отбытием из Ленинграда осужденные студенты и их родственники подали заявления о пересмотре принятого Особым совещанием определения. Отложившаяся в деле переписка (заверенные копии различных запросов и препроводительных записок, служебные резолюции и пометы, в том числе на заявлениях заключенных и их близких) позволяет реконструировать, правда, только "пунктиром" канву событий последующего периода. Напомним также, что 26 августа письмо Ахматовой к Сталину было направлено из Прокуратуры Ленинградской области Военному прокурору ЛВО. Видимо, с получением этого письма на месте была также связана эта переписка. Почему мы уделяем внимание этим "следам" бюрократической работы? Оказывается, что с вынесением окончательного приговора дело студентов не было закрыто, а наоборот, чиновники от правосудия требовали "проверить факты", "истребовать дело". Так, например, на жалобе Н. Ереховича, написанной 18 августа 1939 г. на имя Верховного прокурора СССР (копия была направлена им Наркому внутренних дел), стоит резолюция: "Истребовано дело. 23/X-39 г. (подпись)". На заявлении его матери - Ларисы Дмитриевны, посланном 5 сентября на имя Прокурора РСФСР Рогинского, прокурор отдела по спецделам Прокуратуры Ленинградской области написал: "Прошу дело Ерехович тщательно проверить, учтя при этом сообщаемые жалобщицей факты. О результатах сообщить к 10 ноября". [+61] Заявление было написано и Гумилевым, но, вероятно, не в августе, а в ноябре. Во всяком случае переписка по его делу началась в конце ноября 1939 г. и продолжалась до марта 1940 г. [+62] Самого заявления в деле нет, но на одном из сообщений о том, что "проходящий по следственному делу ╧ 55724 Гумилев Л. Н. был осужден в ИТЛ - Норильлаг сроком на пять лет", имеется резолюция чиновника Военной прокуратуры ЛВО: "Истребовать дело для проверки доказательств. 18.1.40. (подпись неразборчива)". [+63] Из этой же переписки проясняется и последний тюремный адрес Льва Николаевича перед отправкой в лагерь - тюрьма ╧ 1, корпус 1, камера 360. [+64] Пытаясь что-нибудь сделать для сына, Ахматова выезжала в Москву в конце ноября - начале декабря 1939 г. [+65] Возможно, что ее поездка и заявление сына были связаны между собой. Осужденные и их родственники продолжали бороться за пересмотр приговора. Приведем лишь некоторые примеры этой борьбы, которые отложились в деле. "В Прокуратуру Союза Сов. Соц. Республик Прокурору Ленинградской области На Ваш запрос от 5 февраля 1940 г. сообщаю: жалоба моя подана относительно Ерехович Николая Петровича, родившегося в 1913 году в городе Ленинграде. В последнее перед арестом время он учился в Ленинградском Гос. Университете на ассирийском отделении Семитского цикла Филологического факультета (на V курсе). Арестован в университете в г. Ленинграде 10 февраля 1938 г. органами НКВД. Так как жалобу подавала Вам неоднократно (три раза: 1-й сразу после ареста сына, 2-й - после 1-го приговора и 3-й - после 2-го приговора), то не знаю, на которую из них прислали Вы запрос, и поэтому прилагаю копию моей 3-й жалобы, а также кассационной жалобы сына после 1-го приговора. Л. Ерехович 25 февраля 1940 г. Ерехович Лариса Дмитриевна г. Кировск Мурманской обл., Хибиногорская, 5, кв. 35". [+66] При чтении материалов дела, конечно же, возникает вопрос - что заставило судебных чиновников после вынесения вердикта Особым совещанием при НКВД СССР писать приводимые нами резолюции. Влиять на ход следствия в описываемый период могло только указание Сталина. Вероятно, механизм, запущенный письмом Ахматовой весной 1939 г., продолжал работать. Решение Особого совещания (смягчение приговора) укладывается в выдвинутую нами гипотезу. Она находит подтверждение и в событиях, происходивших в жизни самой Анны Андреевны. 11 сентября 1939 г. Ахматова написала заявление в Президиум Ленинградского отделения Союза советских писателей (ССП) с просьбой принять ее в число членов Союза. 3 октября 1939 г. она заполнила "Личную карточку члена Союза советских писателей". 11 ноября 1939 г. Президиум ССП СССР издал Постановление "О помощи Ахматовой", в котором шла речь об улучшении ее материальных и жилищных условий. При этом было подчеркнуто: "Принимая во внимание большие заслуги Ахматовой перед русской поэзией". [+67] Почести продолжали сыпаться на Анну Андреевну и дальше. 5 января 1940 г. она была торжественно принята в Союз советских писателей. Из Москвы ей прислали единовременное пособие - 3000 рублей, повысили пенсию до 750 рублей, обещали квартиру. Ахматову снова стали приглашать на выступления: в Выборгский дом культуры, в Капеллу. В Капелле ее выступление встретили овацией. [+68] После долгих лет запрета в ведущих литературных журналах "Ленинград" (╧ 2), "Звезда" (╧ 3-4), "Литературный современник" (╧ 5-6) появились ее стихотворения. В мае 1940 г. вышел сборник ее стихов "Из шести книг", куда вошли стихотворения прошлых лет и несколько новых произведений. Правда, история с "Московским альманахом" не получила продолжения - стихотворения Ахматовой в нем не были напечатаны. Когда верстку стал читать Фадеев, бывший инициатором создания этого альманаха, он высказался против публикации Ахматовой именно в первом номере альманаха. Фадеев писал: "┘альманах по существу должен быть альманахом молодежи, настоящей талантливой молодежи - в этом его смысл, цель, оправдание. Поэтому я предлагаю изъять из альманаха вещи стариков (Асеева, Зощенко, Ахматовой)". [+69] Однако отношение литературных верхов, в том числе и Фадеева, к появлению ахматовского сборника стихов было уже более благосклонным, и даже слишком "восторженным" (а официальными "восторгами", как известно, всегда кто-то управляет). На заседании секции литературы Комитета по Сталинским премиям в области литературы и искусства А. Н. Толстой предложил выдвинуть книгу Ахматовой на Сталинскую премию за лучшее произведение литературы. Предложение Толстого было поддержано членами секции, в том числе Асеевым и Фадеевым. По воспоминаниям В. Я. Виленкина, присутствовавшего в 1940-1941 гг. на всех заседаниях секции в качестве референта, книга Ахматовой (точнее, первая ее часть, "Ива") довольно долгое время значилась в списке кандидатур на премию. [+70] Произошедшие изменения в жизни Ахматовой и дальнейший ход следствия свидетельствовали о том, что в первой половине 1940 г. появилась надежда на серьезный пересмотр дела и даже на освобождение Льва Гумилева. 28 апреля 1940 г. прокурор Главной военной прокуратуры СССР военный юрист 1-го ранга Бударгин И. И. направил Военному прокурору ЛВО следующее распоряжение: "При этом направляю вам для проверки на месте и разрешения по существу копию заявления адвоката Бурак Ю. Я. по делу осужденных Гумилева Льва Николаевича, Ереховича Николая Петровича и Шумовского Теодора Абрамовича (так в тексте. - О. Г., Н. Т.), а также жалобы Гумилева Л. Н., Шумовского Т. А. и матери Ереховича. Прошу истребовать дела на осужденных Гумилева, Ереховича и Шумовского, проверить обоснованность осуждения этих лиц и ваше заключение по их жалобам и по заявлению адвоката Бурак выслать в Г[лавную] В[оенную] П[рокуратуру]". [+71] Такое заключение было составлено 30 июля 1940 г. помощником Военного прокурора ЛВО В. З. Стрекаловским на предмет опротестования постановления Особого совещания при НКВД СССР, а 31 июля 1940 г. было утверждено Военным прокурором ЛВО диввоенюристом Семеновым. В отношении Гумилева оно вызывало оптимизм. Обратим внимание читателей на то, как изменилась формулировка в его отношении: из сына, чей отец был расстрелян как участник Таганцевского заговора в 1921 г. (обвинительное заключение от 10 мая 1939 г.), он стал сыном Ахматовой, которая репрессиям со стороны органов НКВД не подвергалась. "Заключение. 1940 г. июля 30 дня. Помощник Военного Прокурора ЛВО Стрекаловский, рассмотрев в порядке надзора архивно-следственное дело УНКВД ЛО ╧ 624757 по обвинению Гумилева Льва Николаевича, Ереховича Василия (так в тексте. - О. Г., Н. Т.) Петровича и Шумовского Теодора Адамовича в пр.пр. ст.ст. 17-58-8, 58-10 и 11 УК РСФСР, а также ознакомившись с архивно-следственным делом УНКВД за ╧ 54069 по обвинению Гольдберга Н. М. и др. в пр.пр. ст.ст. 58-10 ч. 1 и 11 УК РСФСР, поступившими в ВП ЛВО по жалобам осужденных, их адвоката Бурак, матерей Гумилева и Ереховича и брата осужденного Шумовского - гр-на Шумовского И. А., Нашел: Гумилев Л. Н., 1912 г. р., сын поэтессы Ахматовой, арестовывавшийся органами НКВД в 1935 г., Ерехович Н. П., 1913 г. р., из дворян, сын бывш. генерала царской армии, отец в 1928 г. Коллегией ОГПУ осуждался по ст.ст. 58-4 и 6 УК к 10 годам лишения свободы, в 1933 г. досрочно освобожден, и Шумовский Т. А., 1913 г. рожд., по национальности поляк, имевший в б. Польше родственные связи, постановлением Особого Совещания при НКВД СССР от 26/VII-1939 г., протокол ╧ 22, осуждены за участие в антисоветской организации и агитацию к заключению в ИТЛ сроком на 5 лет каждый. В начале следствия обвиняемые себя виновными признали и показали, что они подготовляли теракт над т. А. А. Ждановым. При этом Гумилев прямо указывал, что его мать Ахматова в личных беседах с ним высказывала террористические намерения и подстрекала его на к/р деятельность (т. I, л.д. 16). Кроме признания обвиняемых, на Гумилева имелись показания Высотского, Шур и Гольдберга, привлекавшихся к ответственности по другим делам. На судебном заседании ВТ ЛВО 27/IX-1938 г. обвиняемые от своих первоначальных показаний отказались, ссылаясь на то, что давали их по принуждению (т. II, л.д. 196). В связи с этим, определением Военной Коллегии Верхсуда СССР от 17/XI-38 г. дело было возвращено на доследование (т. II, л.д. 207). В процессе доследования дела Высотский, Шур и Гольдберг от своих показаний также отказались и приговорами Ленинградского Областного Суда от 23/V-1939 г. и 28/IX-1939 г. по суду оправданы. Таким образом, сейчас в деле нет доказательств виновности Гумилева, Ереховича и Шумовского в к/р деятельности. Доследование настоящего дела УНКВД ЛО закончило 11/V-1939 г., после чего дело было внесено на рассмотрение Особого Совещания при НКВД СССР. При этом в заключении Военного прокурора ГВП т. Колосовой от 15/VII-1939 г. внесение дела на Особое Совещание мотивировалось следующим: "Учитывая соц. происхождение обвиняемых┘ и связь Шумовского с родственниками, проживающими в Польше" (т. I, л.д. 135). Принимая во внимание, что: 1) Чуждое социальное прошлое и связь с родственниками, привлекавшимися к ответственности за к/р деятельность, установлены лишь в отношении осужденного Ереховича. 2) Родственные связи с заграницей, а также связь с бывш. Польским консульством в СССР, имел только осужденный Шумовский. 3) В отношении обвиняемого Гумилева такие факты не установлены. Мать его является членом Союза Советских писателей, получает персональную пенсию и репрессиям со стороны органов НКВД не подвергалась, Полагал бы: 1) Дело в части осуждения Гумилева Л. Н. внести через Главного Военного Прокурора Красной Армии в Особое Совещание при НКВД СССР на предмет отмены постановления Особого Совещания от 26/VII-39 г. в отношении Гумилева Л. Н. и прекращения в отмененной части дела производством. 2) Жалобу адвоката Бурак, осужденных Ереховича и Шумовского и гр-н Шумовского И. А. и Ерехович Л. Д. относительно осуждения Шумовского Т. А. и Ереховича Н. П. оставить без последствий. Пом. Военного Прокурора ЛВО Стрекаловский". [+72] 1 августа 1940 г. следственное дело по обвинению Гумилева, Ереховича и Шумовского со всеми сопутствующими материалами, в том числе и "Заключением", было направлено в Главную военную прокуратуру для окончательного вердикта. [+73] Скорее всего, Ахматова была в курсе происходящих изменений в отношении ее сына, так как она приезжала в Москву в апреле 1940 г. [+74] и вновь поехала в столицу в конце августа. Однако на этот раз фортуна отвернулась и от Анны Андреевны и от ее сына. Э. Г. Герштейн, сопровождавшая Ахматову в Прокуратуру СССР на Пушкинскую ул., д. 15а, в своих воспоминаниях пишет о том, как у нее на глазах Ахматова "была чуть ли не изгнана из кабинета прокурора". [+75] В который раз август вновь становился для нее роковым месяцем. Надежда на спасение сына опять рухнула, и уже окончательно. Точку в этом следственном марафоне, длившемся два с половиной года, поставило письмо зам. Главного военного прокурора Красной Армии диввоенюриста Афанасьева, направленное 28 сентября 1940 г. в адрес Военного прокурора ЛВО диввоенюриста Семенова. "Секретно 28 сентября 1940 г. Москва, Пушкинская ул., 15а ╧ 46389 Возвращаю Вам дело по обвинению Гумилева Льва Николаевича и других. С Вашим представлением о внесении протеста на отмену постановления Особого Совещания при НКВД СССР с прекращением дела Гумилева я не согласен. Гумилев на допросе предварительного следствия 21/VI-38 г. дал развернутые показания о том, что он будучи враждебно настроен к ВКП(б) и Советскому правительству, создал в институте группу из антисоветски настренных студентов. В эту группу входил Ерехович, сын генерал-майора царской армии, осужденный за контрреволюционную деятельность и Шумовский - поляк, антисоветски настроенная личность. Антисоветская группа ставила перед собой задачу проведения среди студентов антисоветской пропаганды, разложение молодежи и противопоставления ее общественно-политическим организациям, вербовке новых членов в антисоветскую организацию недовольных советской властью. Гумилев показал, что на контрреволюционный путь он встал не случайно, а совершенно сознательно, будучи озлоблен за то, что в 1921 году органами Советской власти расстрелян его отец за контрреволюционную деятельность. Шумовский и Ерехович на допросе предварительного следствия подтвердили, что они были вовлечены в контрреволюционную организацию Гумилевым и несмотря на их отказ от ранее данных показаний, они осуждены как участники контрреволюционной организации. Гумилев выходец из социально чуждой среды, отец до революции имел два собственных дома. В 1921 году, как активный участник контрреволюционного заговора, расстрелян. Материалами дела бесспорно установлено, что Гумилев имел тесную связь с социально-чуждыми лицами Ерохович (так в тексте. - О. Г., Н. Т.), являвшегося сыном генерал-майора царской армии. Отец Ереховича в 1927 году осужден за контрреволюционную деятельность, Шумовский, по национальности поляк, имеет родственников за границей, с которыми поддерживал письменную связь. Таким образом, Гумилев Л. Н. представляет социальную опасность и осужден он правильно, а поэтому оснований к опротестованию постановления Особого Совещания от 26/VII-39 г. по делу Гумилева, осужденного на 5 лет ИТЛ - не нахожу. В своем заключении Ваш помощник т. Стрекаловский совершенно неправильно анализирует только собранные доказательства по делу об участии Гумилева в антисоветской организации без учета опасности Гумилева. Учтите это в дальнейшей работе. Приложение: два дела ╧ 55724/624757 и 54069 в 3-х томах. Зам. Главного военного прокурора Красной Армии Диввоенюрист Афанасьев". [+76] И вновь обратим внимание читателя на изменение позиции в отношении Гумилева: из "сына поэтессы Ахматовой, которая репрессиям со стороны органов НКВД не подвергалась" он вновь становится сыном Николая Степановича, расстрелянного в 1921-м. 4 октября 1940 г. следственные материалы по обвинению студентов были возвращены из Военной Прокуратуры ЛВО в 1-й спецотдел УНКВД Ленинградской области. [+77] На этом "Наблюдательное производство ╧ 01319" было окончено. Однако истинная причина столь разительной перемены в деле Л. Н. Гумилева, конечно, была не во мнении зам. Главного военного прокурора РККА. Причина была в разразившемся гневе ЦК в отношении вышедшего сборника "Из шести книг", издание которого сочли ошибкой. Сама Ахматова считала, что книга не сразу попалась на глаза Сталину, а когда это случилось, последствия не замедлили сказаться. [+78] 25 сентября 1940 г. Управляющий делами ЦК ВКП(б) Д. В. Крупин направил Секретарю ЦК ВКП(б) Жданову записку, в которой с возмущением писал о том, что в сборнике стихов Ахматовой нет "стихотворений с революционной и советской тематикой, о людях социализма" и что "необходимо изъять из распространения стихотворения Ахматовой". [+79] Жданов в свою очередь был удивлен: "Как этот Ахматовский "блуд с молитвой во славу божию" мог появиться на свет? Кто его продвинул?" [+80] 29 октября 1940 г. он подписал постановление Секретариата ЦК ВКП(б) "Об издании сборника стихов Ахматовой", согласно которому лицам, допустившим "грубую ошибку, издав сборник идеологически вредных, религиозно-мистических стихов Ахматовой", был объявлен выговор. По настоянию секретаря ЦК ВКП(б) А. А. Андреева было постановлено "книгу стихов Ахматовой изъять". [+81] На Ахматову обрушился шквал злобной критики, только усугублявший ее страдания. Она боялась, что нынешняя немилость к ней властей могла отрицательно сказаться на и без того тяжелом положении сына. Борис Пастернак, стараясь в этой ситуации как-то поддержать Анну Андреевну, писал ей 1 ноября 1940 г.: "┘никогда не надо расставаться с надеждой, все это, как истинная христианка, Вы должны знать, однако знаете ли Вы, в какой цене Ваша надежда и как Вы должны беречь ее┘" [+82] Пастернак вновь, уже во второй раз, поддержал Ахматову, хотя в этот раз его поддержка не была столь эффективной, как в 1935 году, когда он напрямую обратился с письмом к Сталину. Приведем это прошлое письмо полностью, ибо оно прямо связано с первым арестом Л. Н. Гумилева и позволит нам вернуться к 1935 г., когда и Анна Андреевна впервые обратилась к Сталину. "1/ХI-35 г. Дорогой Иосиф Виссарионович! 23-го октября в Ленинграде задержали мужа Анны Ахматовой, Николая Николаевича Пунина, и ее сына, Льва Николаевича Гумилева. Однажды Вы упрекнули меня в безразличии к судьбе товарища. Помимо той ценности, какую имеет жизнь Ахматовой для нас и нашей культуры, она мне еще дорога и как моя собственная, по всему тому, что я о ней знаю. С начала моей литературной судьбы я свидетель ее честного, трудного и безропотного существования. Я прошу Вас, Иосиф Виссарионович, помочь Ахматовой и освободить ее мужа и сына, отношение к которым Ахматовой является для меня категорическим залогом их честности. Преданный Вам Б. Пастернак". [+83] Это письмо было написано, когда в связи с арестом мужа и сына Ахматова срочно приехала из Ленинграда в Москву. В те же дни она сама написала письмо Сталину, предварительно показав черновик М. А. Булгакову, у которого уже был опыт обращений к вождю. Тогда ей оказали помощь и поддержку и другие собратья по перу: Л. Н. Сейфуллина и Б. А. Пильняк (они лично были знакомы со всемогущим секретарем Сталина Поскребышевым, указавшим место встречи "под Кутафьей башней Кремля"; на встречу с ним Ахматову отвез на своей машине Пильняк). Напомним текст этого письма: "Глубокоуважаемый Иосиф Виссарионович, Зная Ваше внимательное отношение к культурным силам страны и в частности к писателям, я решаюсь обратиться к Вам с этим письмом. 23 октября, в Ленинграде арестованы Н.К.В.Д. мой муж Николай Николаевич Пунин (профессор Академии художеств) и мой сын Лев Николаевич Гумилев (студент Л.Г.У.). Иосиф Виссарионович, я не знаю, в чем их обвиняют, но даю Вам честное слово, что они ни фашисты, ни шпионы, ни участники контрреволюционных обществ. Я живу в С.С.Р. (так в тексте. - О. Г., Н. Т.) с начала Революции, я никогда не хотела покинуть страну, с которой связана разумом и сердцем. Несмотря на то, что стихи мои не печаются (так в тексте. - О. Г., Н. Т.) и отзывы критики доставляют мне много горьких минут, я не пала духом; в очень тяжелых моральных и материальных условиях я продолжала работать и уже напечатала одну работу о Пушкине, вторая печатается. В Ленинграде я живу очень уединенно и часто по долгу (так в тексте. - О. Г., Н. Т.) болею. Арест двух единственно близких мне людей наносит мне такой удар, который я уже не смогу перенести. Я прошу Вас, Иосиф Виссарионович, вернуть мне мужа и сына, уверенная, что об этом никогда никто не пожалеет. Анна Ахматова. 1 ноября 1935 года". [+84] Подлинник этого письма находится в Центральном архиве ФСБ РФ. Это лист гербовой бумаги (с водяными знаками) размером в два стандартных листа. Письмо написано от руки, чернилами, первые три строчки имеют более сильный нажим; волнение автора передается не только через этот нажим, но и через описки, имеющиеся в тексте. Помимо этого рукописного экземпляра в том же деле имеется и другой - не менее важный: машинописная копия, перепечатанная для Сталина (такая практика перепечатывания рукописных писем существовала в аппарате не только вождя, но и других руководителей наркоматов). На подлинном экземпляре письма Ахматовой имеется помета: "Пер." и далее "1 М.Н.". Это означало, что письмо было перепечатано в 1 экземпляре; инициалы указывали машинистку, которая выполнила эту работу. На машинописном экземпляре имеется резолюция Сталина, воспроизводившаяся при первой публикации: "т. Ягода. Освободить из-под ареста и Пунина и Гумилева и сообщить об исполнении. И. Сталин" (даты под резолюцией нет). Однако, к сожалению, автор публикации не указал на некоторые детали, которые не только интересны, но и важны. Во-первых, резолюция Сталина написана красным карандашом. Во-вторых, под подписью Сталина имеется еще одна подпись - Молотова, сделанная простым карандашом. В-третьих, на левом поле машинописного варианта письма имеется рукописная помета (чернильная) - "746 /3 XI-35 г.", означающая регистрационный номер, поставленный при получении письма. [+85] К этому номеру мы еще вернемся после небольшого отступления┘ В комментарии к первой публикации письма приведены цитаты из мемуарных источников, относящиеся к событиям его написания, - это дневники Е. С. Булгаковой, Э. Герштейн, Л. Чуковской и Н. Чулковой. За последние десять лет было опубликовано много мемуарных источников о встречах и беседах с Ахматовой, в которых так или иначе была освещена жизнь Анны Андреевны во второй половине 30-х гг. Список этих источников достаточно представительный, и, конечно, среди них особое место занимают дневниковые записи и мемуары Л. Чуковской и Э. Герштейн; в нашем очерке мы также неоднократно обращались к ним. Информационная насыщенность биографическими данными о жизни Анны Андреевны и Льва Гумилева в них наиболее велика, так как в этот период их встречи были достаточно регулярными. Особенность мемуарных источников состоит в том, что автор всегда претендует на точность описания события как очевидец и непосредственный участник. По прошествии времени описываемые факты становятся уже событиями истории и их трудно проверить. Поэтому так важен любой официальный документ или информация, подтверждающие или уточняющие биографический факт. В нашем случае такой информацией стала чернильная помета о получении этого письма в Секретариате Ягоды. Именно она позволяет уточнить дату освобождения Пунина и Гумилева в 1935 г. Они были освобождены после получения распоряжения Сталина, т.е. 3 ноября 1935 г. Эта дата подтверждается и другой архивной информацией. В Президентском Архиве имеется учетная запись на письмо Ахматовой к Сталину. В ней указано, что письмо 3.11.35 направлено Ягоде, кроме того, указано: "03.11.35. в 22-00 освобождены". Между тем в мемуарных источниках дата освобождения Пунина и Гумилева из-под ареста колеблется между 3-4 ноября 1935 г. Эти делопроизводственные подробности мы привели не из любви к архивной казуистике, а для того, чтобы читатель смог сам оценить, насколько важен и кропотлив архивный поиск, позволяющий реконструировать реальную действительность. [+86] ┘Через два с половиной года Лев Гумилев вновь будет арестован, а сама Ахматова пройдет круги ада, описанные в бессмертном "Реквиеме". Строки "Реквиема" - это боль и страдание матери, это выражение любви к сыну, о которой сам Лев Николаевич говорил: "Мама, хотя в силу разных обстоятельств мы и прожили долгие годы вдали друг от друга, по-своему любила меня, переживала за "без вины виноватого" сына. В годы заключения она помогала мне, сколько могла, деньгами, высылала мне продовольственные посылки". [+87] Подводя итог нашему повествованию, нельзя не сказать о дальнейших судьбах арестованных в 1938 г. студентов. Они сложились по-разному, но было одно общее, объединившее их еще тогда, - "научное горение". Их последующая жизнь подтвердила слова Ахматовой о "будущих звездах русской науки". Двое из них стали "звездами", третьему не суждено было выжить, но нет сомнений, что и он занял бы свое место в этом ряду. [+88] Гумилев Л. Н. (1912-1992) - после отбытия срока в Норильских ИТЛ добровольно ушел на фронт в 1944 г. По возвращении в Ленинград он в 1946 г. сдает все экзамены за полный курс обучения, оканчивает ЛГУ и поступает в аспирантуру ЛО ИВ АН СССР, его специализация - история цивилизации хунну и древних монголов. В том же году исключен из аспирантуры и работает библиотекарем в Ленинградской городской психотерапевтической больнице. В 1948 г. защищает кандидатскую диссертацию - и вновь арест; приговор Особого совещания МГБ СССР - 10 лет ИТЛ. В 1956 г. освобожден из заключения (окрестности Караганды) и реабилитирован. В 1961 г. - защита докторской диссертации по истории: "Древние тюрки VI-VII вв.", в 1974 г. - защита второй докторской диссертации, по географии: "Этногенез и биосфера Земли". Основные научные труды: "Хунну. Срединная Азия в древнейшие времена" (1960), "Древние тюрки" (1967) (обе книги были написаны в заключении), "Древняя Русь и Великая степь" (семь лет ждала опубликования - 1989), "Тысячелетие вокруг Каспия" (тоже семь лет ждала опубликования - 1991), "Этногенез и биосфера Земли" (пятнадцать лет ждала опубликования - 1989), "Чтобы свеча не погасла" (совместно с А. Панченко - 1990), "От Руси к России" (опубликована после смерти - 1993). Шумовский Т. А. (род. в 1913 г.) - по отбытии срока наказания возвратился в Ленинград и занимался научной работой; в 1946 г. акад. В. В. Струве и И. Ю. Крачковский ходатайствовали о снятии с него судимости, но в этом было отказано. В январе 1949 г. вновь был арестован "за антисоветскую деятельность" и постановлением Особого совещания МГБ СССР от 27 апреля 1949 г. приговорен к 10 годам ИТЛ. В декабре 1955 г. обвинения в адрес Шумовского были сняты, из заключения он был освобожден. К моменту ареста в 1938 г. (в 25 лет) в его научном багаже было: участие в написании коллективного труда под руководством акад. В. В. Струве "Краткий курс истории Древнего Востока"; разработка самостоятельной темы "Арабская картография в ее происхождении и развитии", работа была принята в печать ИВ АН СССР; в научные планы входила разработка арабских и иранских источников по истории ряда народов Советского Союза, в частности Азербайджана. Между первым и вторым заключением в 1948 г. Шумовский получил ученую степень кандидата филологических наук. В 1968 г. - защита докторской диссертации по истории. С 1956 по 1979 гг. работает научным сотрудником ИВ АН СССР, с 1958 г. действительный член Географического общества СССР. Автор около 40 научных трудов, в том числе книги "Записки арабиста". [+89] Судьба Ереховича Н. П. (1913-1945) сложилась еще трагичней. По данным ЦА ФСБ РФ, он "после освобождения из лагеря по вольному найму в системе Дальстроя не работал; по имеющимся сведениям, 28 декабря 1945 г. умер в Центральной больнице УСВИТЛ - Управления Северо-восточных исправительных трудовых лагерей". Интересная подробность, обнаруженная по материалам РГВА, - в заключение Ерехович следовал в одном эшелоне с актером Г. С. Жженовым. Постановлением Ленинградского городского суда от 20 мая 1975 г. дело в отношении Ереховича "производством прекращено за отсутствием состава преступления". В его лице историческая наука потеряла талантливого ученого. Если бы не арест, лагерь и преждевременная смерть, приводимый список научных достижений мог бы быть более внушительным. С 12 лет он увлекся историей Древнего Египта и Древнего Востока, изучал языки; после окончания школы, не имея возможности продолжать образование (из-за социального происхождения), самостоятельно занимался исследованиями при содействии специалистов из ЛГУ и Гос. Эрмитажа. С 1932 г. участвовал как египтолог-любитель в работах комиссии агрикультуры Института науки и техники АН СССР, подготовил доклад "К вопросу о земледелии в Древнем Египте", исследовал и обрабатывал материалы по скоту на Древнем Востоке; в 1938 г. были приняты в печать его работы "К истории лошади на Древнем Востоке" (1,5 п.л., самостоятельная) и "История земледелия в древней Сиро-Палестине" (ок. 3 п.л., в соавторстве); эти научные исследования были высоко оценены академиками Н. И. Вавиловым и В. В. Струве. [+1] Этот факт приводится во вступительных статьях к книге Льва Гумилева "Поиски вымышленного царства". М., 1993. Правда, авторы по-разному цитируют эту фразу: Н. В. Гумилева (вдова Льва Николаевича) в статье "15 июня"- "А я все равно буду историком" (С. 23). А.И.Куркчи в статье "Л.Н.Гумилев и его время"- "И все-таки я буду историком!" (С.26). [+2] С. Лавров. Лев Гумилев. Судьба и идеи. М.: Сварог и К╟, 2000. С. 3. [+3] "Отечественная история", 2001, ╧ 3. [+4] А. Ахматова. Собрание сочинений: В 6-ти тт. Т.4. Книги стихов. /Сост., подгот. текста, коммент. и статья Н.В.Королевой.- М.: Эллис Лак, 2000. С.645. [+5] А.И.Куркчи. Указ. соч. Правда, при цитировании указывается 1948 г. (видимо, это опечатка, так как Л.Гумилев был арестован в 1949 г.). [+6] Н.И.Попова, О.Е.Рубинчик. Анна Ахматова и Фонтанный Дом. СПб.: Невский Диалект, 2000. С.67. [+7] С.Лавров. Указ. соч. С.63-74, 90-99. [+8] Там же. С.65-66. [+9] Орест Николаевич Высотский (1913-1992) - сын Н.С.Гумилева и быв. актрисы Театра Мейерхольда О.Н.Высотской. Арестован в 1938 г., впоследствии был освобожден. [+10] Э. Герштейн. Мемуары. СПб.: ИНАПРЕСС, 1998. С.240, 263. [+11] Там же. С. 263. [+12] В Российском государственном военном архиве (РГВА) сохранилось дело "Наблюдательное производство ╧ 01319"- РГВА. Фонд 24560. Опись 15. Дело 410; приводимая информация взята из различных материалов этого дела, а также из справки, предоставленной Центральным архивом ФСБ РФ. [+13] С.Лавров. Указ. соч. С.67. [+14] Справка на арест Н.П.Ереховича, утверждена 7 февраля 1938 г. зам. нач. IV отдела УГБ по Ленинградской области.- РГВА. Ф. 24560. Оп. 15. Д. 410. Л. 26. Подлинник. [+15] С.Лавров. Указ. соч. С.66. [+16] РГВА. Ф. 24560. Оп.15. Д. 410. [+17] Там же. Л. 8. [+18] С.Лавров. Указ. соч. С.67. [+19] Там же. [+20] Имеется в виду О.Н. Высотский- см. примеч. 9. [+21] Приговор Военного трибунала ЛВО.- РГВА. Ф. 24560. Оп. 15. Д.410. Л.9-10. Заверенная копия. Пропущены фамилии членов трибунала, а также повторяющиеся сведения- "беспартийный, ранее не судившийся, холостой, студент Ленинградского гос. университета". [+22] Там же. Л.97-98. Копия. [+23] Там же. Л. 36-40. Рукописный подлинник. [+24] Там же. Л. 34-35. Рукописный подлинник. [+25] Там же. Л. 11. Заверенная копия. [+26] С.Лавров. Указ. соч. С.68. [+27] РГВА. Ф. 24560. Оп. 15. Д. 410. Л. 12, 25, 28, 31, 35. [+28] Сообщение судебного секретаря ВТ ЛВО мл. военюриста Когана начальнику тюрьмы ╧ 2 г. Ленинграда от 9 декабря 1938 г.- РГВА. Ф. 24560. Оп. 15. Д. 410. Л. 13. Подлинник на бланке Военного трибунала ЛВО. [+29] Сообщение врио председателя ВТ ЛВО военюриста 1-го ранга Зейдина военному прокурору ЛВО Шмулевичу от 9 декабря 1938 г.; на документе имеется резолюция: "Направить на доследование через 1 спецотдел. 13.12. В.Шмулевич". Там же имеется приписка: "Гумилев направлен на Беломорканал".- РГВА. Ф. 24560. Оп.15. Д.410. Л.12. Подлинник на бланке Военного трибунала ЛВО. [+30] А. Ахматова. Указ. соч. Т. 1. С.442. [+31] РГВА. Ф.24560. Оп.15. Д.410. Л.29. [+32] А. Ахматова. Указ. соч. С.444. [+33] Л. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. Кн.1. 1938-1941. М.: Согласие, 1997. С.20. [+34] С.Лавров. Указ соч. С.69-70. [+35] РГВА. Ф.24560. Оп.15. Д.410. Л.46. [+36] Там же. Л. 45. Подлинник. [+37] Постановление по след. делу ╧ 55724-38 г.- Там же. Лист 15-16. Заверенная копия. [+38] Л.Чуковская. Указ. соч. Кн. 1. С. 26. [+39] О. Калугин. Дело КГБ на Анну Ахматову. // Госбезопасность и литература на опыте России и Германии (СССР и ГДР). М.: Рудомино, 1994. С.75. [+40] Там же. С.74. [+41] Л. Чуковская. Указ. соч. Кн. 2. 1952-1962. М.: Согласие. 1997. С.417. [+42] А. Найман. Рассказы о Анне Ахматовой. М. 1989. С.77-78; Л.Чуковская. Указ. соч. Кн. 1. С. 16-17; Кн. 2. С.417, 741; Э.Герштейн. Указ. соч. С.219, 221. [+43] "Источник", 1999. ╧ 1. С.77-78. [+44] Л. Чуковская. Указ. соч. Кн. 1. С. 16. [+45] Э. Герштейн. Указ соч. С.282-283. [+46] РГВА. Ф.24560. Оп.15. Д.410. Л.47. [+47] Там же. Л.43. [+48] Там же. Л.42. [+49] Об этом есть запись в дневниках Л.Чуковской: "26 февраля. Была у Анны Андреевны [┘] Вдруг показала мне свой лоб- там какая-то с краю темно-коричневая ранка.- Это- рак, сказала она. Очень хорошо, что я скоро умру".- см.: В.А. Черных. Летопись жизни и творчества Анны Ахматовой. Ч. III: 1935-1945. М.: Эдиториал УРСС, 2001. С.33. [+50] Василий Васильевич Струве (1889-1965)- основатель советской школы специалистов по истории Древнего Востока. Действительный член АН СССР (с 1935 г.). Около 50 лет преподавал в Ленинградском университете, в 1918-1933 гг. заведовал Египетским отделом Эрмитажа, в 1937-1940 гг.- директор Института этнографии АН СССР. [+51] Михаил Илларионович Артамонов (1898-1972)- советский археолог и историк. Доктор исторических наук (1941). Профессор и зав. кафедрой археологии (1949) Ленинградского университета. В 1951-1964 гг.- директор Государственного Эрмитажа. [+52] РГВА. Ф.24560. Оп.15. Д.410. Л.48. [+53] В.А. Черных. Указ. соч. С.34-35. [+54] РГВА. Ф.24560. Оп.15. Д.410. Л.18-21. Заверенная копия. [+55] РГВА. Ф.24560. Оп.15. Д.410. Л.22, 30. [+56] А. Ахматова. Указ. соч. Т. 1. С.450. [+57] РГВА. Ф.24560. Оп.15. Д. 410. Л. 53. [+58] А. Ахматова. Указ. соч. С.445. Это стихотворение опубликовано в 1940 г. Чтобы замаскировать истинный смысл стихов, в журнальной публикации Ахматова изменила дату создания- 1934 ("Звезда", ╧ 3-4). [+59] РГВА. Ф.24560. Оп.15. Д. 410. Л. 58, 83, 88. [+60] Л. Чуковская. Указ. соч. Кн. 1. С.41-44. [+61] РГВА. Ф.24560. Оп.15. Д. 410. Л. 89, 101. [+62] Там же. Л. 55, 58, 61. [+63] Там же. Л. 58. [+64] Там же. Л. 61. [+65] Л. Чуковская. Указ. соч. Кн. 1. С.57-58. [+66] РГВА. Ф. 24560. Оп. 15. Д. 410. Л. 92. Подлинник. [+67] В. А. Черных. Указ. соч. С.36-38. [+68] Н. В. Королева. Анна Ахматова. Жизнь поэта. // А. Ахматова. Указ. соч. Т. 1. С.665. Кстати, 5 апреля 1940 г. Комиссия по назначению персональных пенсий при Совете Народных комиссаров СССР отклонила ходатайство Президиума Союза советских писателей СССР о назначении Ахматовой персональной пенсии союзного значения. Не дали Ахматовой и комнату, несмотря на активные хлопоты Союза писателей, многочисленные письма, в том числе А.А.Фадеева и А.Я.Вышинского (Там же. С.666). [+69] Н.В. Королева. Указ. соч. С.663. [+70] В.А. Черных. Указ. соч. С.43, 50. [+71] РГВА. Ф. 24560. Оп. 15. Д. 410. Л. 60 [+72] Там же. Л. 80-81. Копия. [+73] Там же. Л. 82. [+74] Л. Чуковская. Указ. соч. Кн. 1. С.96. [+75] Э. Герштейн. Указ соч. С.283. [+76] РГВА. Ф. 24560. Оп. 15. Д. 410. Л. 106-107. Подлинник. [+77] Там же. Л. 108. [+78] А. Хейт. Анна Ахматова. Поэтическое странствие. М.: Радуга, 1991. С.126-127. [+79] А.С. Крюков. Fata libelli: Уничтоженные книги Анны Ахматовой. // Филологические записки. Вып. 3. Воронеж, 1994. С.219. [+80] Там же. С.220. [+81] Э. Герштейн. Указ соч. С.322; В. А. Черных. Указ соч. С.50. [+82] Анна Ахматова. Стихи. Переписка. Воспоминания. Иконография. Сост. Э.Проффер. Анн Арбор: Ардис, 1977. С.85. [+83] "Источник", 1999. ╧ 1. С. 77-78. [+84] Там же. С.77. [+85] ЦА ФСБ РФ. Ф. 3. Оп. 2. Д. 939. Л. 410- автограф Ахматовой; л. 408- машинописная копия с резолюцией И.В.Сталина и В.М.Молотова. [+86] Мемуарные источники не всегда точны. Так, Е.С.Булгакова в черновой записи пишет: "31-го АА переписала от руки письмо ИВС". (А письмо датировано- 1 ноября 1935г.) Другая запись из дневников Е.С.Булгаковой: "30-го приехала Ахматова┘ приехала подавать письмо И.В., 31-го отвезли с АА и сдали письмо Сталину, вечером она поехала к Пильняку". Э. Герштейн датирует события с письмом ноябрем 1935 г. Она пишет: "В передней на маленьком угловом диванчике сидит АА. Она спала у меня на кровати┘ Потом я отвезла ее в Нащокинский. Она вызвала меня на следующее утро┘ Нашли такси┘ "К Сейфуллиной, конечно". Я довела ее до дверей квартиры. Сейфуллина открыла сама. У нее были связи в ЦК". [+87] Н.И. Попова, О. Е. Рубинчик. Указ. соч. С.76. [+88] Приводимые далее сведения взяты из след. источников: о Л. Н. Гумилеве- из статей Н. В. Гумилевой "15 июня" и А. Куркчи "Гумилев и его время" (предисловие и вступ. статья в кн.: Л.Н. Гумилев. Поиски вымышленного царства. М., 1993. С.17-23 и С.42-77); о Т.А. Шумовском и Н.П. Ереховиче- из материалов "наблюдательного дела" и справки ЦА ФСБ РФ. [+89] См.: С.Д. Милибанд. Биобиблиографический словарь отечественных востоковедов. 2-е изд. Кн.II (М-Я). М.: Наука. 1995. С.667.
|
|
|
|